Андрей Измайлов - Белый ферзь

• Название: Белый ферзь
• Автор: Андрей Измайлов
• Издательство: Азбука — Терра
• Жанр: Детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0411-2

Мы живем в такое время и в такой стране, где с человеком может случиться абсолютно все. Идешь по улице — и тебя цепляет шальная пуля, залетевшая с разборки тут же неподалеку. Живешь по соседству с бизнесменом, ему подкладывают бомбу — и ты вываливаешься вместе со стенкой.

Роман «Белый ферзь» — очень конкретная и правдивая книга, отражающая нашу жизнь, где триллер — норма жизни.

---

— Его нам Инна оставила перед Ленинградом, — пояснил и без того ясное Борисенко.

— Это когда же? — как бы прикинул Колчин.

— А вот на следующий день после твоего отлета.

— Угу! — угукнул Колчин в том смысле, что того и ожидал. — Да! Это — пацанам. — И всучил Борисенке две пластмассовые заводные челюсти на босых лапках. — Вот… так они заводятся и… — завел, челюсти запрыгали по столу, заклацали.

Сёгун с еще большим раздражением отвлекся от миски: что еще за шутки-звуки, когда он ку-ушает?!

— А! — сказал Борисенко. — А я такие же знаю, только не с челюстями, а…

— Я выбрал с челюстями… — замял Колчин.

— А! — сказал первоапрельскорожденный Борисенко. — Класс! — И увлекся игрушками.

— Это не тебе, Ром. Это пацанам.

— Ну да, ну да! Я сейчас! — сгреб «челюсти» и выскочил к себе, на минуточку.

Через дверь и дверь дошла-проникла ударная волна визга Тёмы-и-Тёмы. Такое впечатление, их не двое, а четверо.

Борисенко вернулся, уселся:

— Тебе передают «спасибо». Но говорят, что Сёгун был попрытче. Просят его насовсем.

— Я ж как-никак не изверг, Ром! Он у вас не очень ураганил?

— Да ты что! Тише воды ниже травы! Еще бы пару дней, и даже гадить приучился бы по инструкции!

(Инструкция в сортире у Борисенко была еще та. Типографский оттиск на листке бумаги — о четырех пунктах! за подписью некоего помполка Шиманкова — реального? мифического?.. Занятная… Впрочем, и на внешней стороне сортирной двери красовалась жестяная табличка, надо понимать, от лифта: «Прежде чем открыть дверь, убедитесь, что кабина перед вами!»)

День рождения накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь, да… Первый апрель, первый апрель!

Он, Борисенко, даже рассказывая о руоповских операциях, создавал впечатление, что — сплошное веселье.

— Я чего задержался, Юр? Мы тут сегодня брали одного ублюдка! Ухохотались! В общем, знали, что он вооружен и его дружки-подельники тоже могут иметь оружие. Потому решили в квартиру не звонить — снесли дверь на раз и ввалились внутрь. А он как раз в этот момент столовым ножиком колбасу кромсал — чего-то они там отмечали. Ублюдок этот, как нас увидел, мгновенно въехал в ситуацию, со страшной силой отшвырнул от себя ножик, переколотил все горшки на подоконнике и завопил: «Сдаю-усь! Я не вооружен! Нет оружия-я-а!» Мы сначала не поняли, а потом до-олго смеялись, с удовольствием смеялись! Он, засранец, испугался, что мы его по совокупности грехов застрелим, а потом сошлемся, что, мол, держал в руке нож — все-таки оружие… Вот я и задержался, Юр.

— А могли?

— Что? A-а! Запросто! Чего их жалеть? Бандиты и есть бандиты. Они иного языка не понимают, да и не заслуживают.

Да, не зря, заслуженно РУОП — единственное действенное пугало для уголовной швали. А готовят парней…

Колчин знает, как готовят этих парней. Еще со времен злополучного запрета на единоборства, когда ЮК был прикомандирован к спецконтингенту в качестве инструктора. Правда, они тогда еще не назывались — РУОП…

После жесткого тестирования на выносливость кандидата ждал спарринг в полный контакт со своими будущими коллегами, среди которых были не только и не просто мастера, но и чемпионы союзного масштаба. Шестеро таких спецов, каждый по тридцать секунд, молотят новичка три минуты без перерыва, не щадя. Впечатлений — масса. Если выдержал, не сломался — три месяца стажировки в боевой группе, притирка. И только после успешного прохождения и этого этапа ты — в штате. А там-то и начинается… подлинная учеба.

Простоватый мужичок Борисенко при каждом удобном случае в присутствии Колчина вспоминал: «Пришел к нам каратист. Крутой-крутой! Пояс у него какой-то был. С ним наши парни стали работать — через три минуты поклонился и сказал: „Спасибо, ребята, я пойду еще лет пять потренируюсь и приду“».

Колчин всякий раз никак не менялся в лице, даже не усмехался — Борисенко-то отлично знает уровень ЮК, а постоянные поминания «поясного» бойца — от лукавого. Лукав первоапрельский Борисенко, лукав.

Что же касается непосредственно бойца, то мало ли новоявленных сэнсеев, из тех самых, которые делают вид, что им есть что скрывать, потому как нечего показать.

А на татами против шестерых нехилых парней — и захочешь, не скроешь… если есть что показать.

Натуральный же мастер… вот Ояма, основатель стиля кёкусинкай. Если верить легендам, проводил по сто поединков три дня кряду — и во всех трехстах боях одержал победу.

Триста не триста, но среди приверженцев стиля кёкусинкай на сегодня отыщется с десяток бойцов, выдерживающих сотню таких поединков, то есть три часа непрерывной войны. Правда, можно сократить, можно ускорить конец испытания, быстро укладывая соперников, посылая их в нокаут, — если получится, конечно.

Тёма-и-Тёма, будучи при папашкиных откровениях, неизменно начинали вопить, что тоже пойдут в РУОП, и после изгнания в свою комнату (не мешайте взрослым!) неизменно принимались друг друга мутузить. А Татьяна неизменно изображала испуг: «Чему ты детей учишь?! Хос-споди, какой кошмар!» На что Борисенко, простоватый мужичок, неизменно ободрял философски: «Какой уж такой кошмар? На-армальный кошмар! Ха-ароший кошмар!» И Татьяна отсылала Инне взгляд: представляешь, каково мне приходится? с кем приходиться вместе жить?! А Инна мягко улыбаясь: что я могу тебе сказать? а у меня — Колчин!..

— А где Инна? — этикетно поинтересовался Борисенко.

— Я же только вчера прибыл, — объяснил Колчин таким тоном, который будто бы что-то объяснял.

— Вчера вроде была… Вечером…

— Я же только ночью прибыл, — объяснил Колчин таким тоном, который требовал объяснений от Борисенко.

— Не знаю… — пожал плечами майор-полковник. А то станешь настаивать: кто-то был, кто-то ходил-шевелился… а соседки, судя по реакции соседа, нет как нет, и сосед, похоже по реакции, не в курсе. В каждой избушке свои погремушки. Невольно нарушишь чужой устав и, сам того не желая, преобразуешь непринужденность в… натянутость. Опять же «возвращается муж из командировки»… Загодя принимать чью-либо сторону — значит заранее проиграть. Да и судьей быть, когда толком не знаешь, что за правила установили друг для друга стороны и во что, собственно, играют, — гиблое дело!

Пауза тем не менее таки возникла. Натянутая пауза. Самое время ослабить, снять напряжение. После трудов праведных по искоренению человеков неправедных. Что там за сакэ? Сейчас посмотрим, какое-такое сакэ!.. Как там в Японии-то?

Майора-полковника больше занимала не бытовая экзотика, а подробности чемпионата. Он сохранял неугасаемое пристрастие к тем самым «казакам-разбойникам» из давнего детства, потому-то с удовольствием рассказывал о деталях-детальках своих стычек — иного, правда, уровня теперь, не детского. И с удовольствием же слушал о деталях-детальках чужих стычек, если они были чем-то примечательны, с первоапрельским привкусом.

Колчин не стал предлагать Борисенке, мол, хочешь, кассету тебе поставлю? В комнату надо перебираться, с видиком возиться… Хорошо сидим. Разговариваем. Что бы такое-этакое? А вот! По ассоциации с борисенковской байкой и накрытым колчинским столом:

— У тебя хоть бандит с ножом — и тот его сразу отшвыривает, а у меня…

И Колчин рассказал про показательные бои (не в Японии, правда, и не сейчас, а год назад, в Германии, ну да — к слову пришлось). Как за месяц провели сорок восемь выступлений, имитировали противостояние одного нескольким бойцам (и не так чтобы имитировали, между прочим, — нож у нападающего натуральный, перед боем напоказ дощечки им резали, в пол втыкали). Идет сорок девятое выступление: Колчин против Баца и Михеева. Михеев в правой руке держит нож, делается замах, Колчин уже готовится, ставит блок на автоматизме. Вдруг в последний миг Михеев перекладывает нож в левую и бьет — левой под ребро! Колчин машинально перекладывает блок — конечно, всё заранее и многажды отработанное идет кувырком. В результате у Михеева — полный аут, Колчин его достает. В перерыве Колчин говорит: «Ты чего?!» Тот очухался, башкой трясет: «Не знаю. Затмение нашло. Лево-право спутал». Посмеялись. Срепетировали разок (да какой там разок, если позади сорок восемь выступлений!). Через два часа — очередной выход. Начали! Михеев замахивается и… опять перекладывает нож в левую. Тут Колчин уже без всяких, сдурев, задвигает Михееву в челюсть. Бац что-то пытается продемонстрировать сбоку — заранее отрежиссированное. Колчин ему вне всякой режиссуры ногой по тыковке — бац! И Бац, которому достается «бац», — брык. Колчин раскланивается, уходит. — Михеева и Баца уволакивают… Что там в извилинах приятеля-соперника замкнуло? Неведомо, необъяснимо…

И Борисенко, покивав головой, подхватывая тему неведомого и необъяснимого, рассказал, как они очень удачно взяли вора в законе: наркота, оружие, потерпевшие — все на месте. И светила вору полновесная десятка минимум. А через год эта сволочь звонит (не куда-нибудь! в РУОП!): «Привет, начальники!» Ты откуда, сволочь? «Всё, на воле я! Триста тысяч баксов судье платил, теперь совсем пустой, надо опять деньги зарабатывать!» Как и чем зарабатывать — можно не переспрашивать. Счастье, что пока не пришлось его во второй раз задерживать. Для вора счастье. Ну да недолгое счастье — если от решетки откупился, то по второму разу быть ему прикованным на ту самую полновесную десятку минимум — к больничной койке. И пусть они идут в задницу со всеми своими соблюдениями законности! Тем более, за два года не приняли ни одного, ни ЕДИНОГО закона, защищающего не бандита, но гражданина. Этих-таких законов было предложено более десяти — спускают на тормозах, даже не обсуждают.