Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т.4. Буря

• Название: Собрание сочинений. Т.4. Буря
• Автор: Вилис Лацис
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: О войне
• Год: 1954

После восстановления Советской власти в Латвии Вилис Лацис создал роман-эпопею «Буря» — выдающееся произведение многонациональной советской литературы, в котором с эпическим размахом изображена жизнь латышского народа начиная с 1939 года, его борьба за Советскую власть.

---

— Мы, например, приговорили одну женщину к четырем годам принудительных работ, — сказал Дрехслер. — Она скрывала несколько пар шерстяного белья и овчинный полушубок. Об этом случае надо рассказывать населению, в особенности рабочим. Пусть знают, что ждет скупцов. Великогермания вправе требовать, чтобы все население Остланда поддержало ее благородную борьбу за новый порядок во всем мире.

Павасар — сын пастора и корпорант — обещал принять во внимание указания генерал-комиссара и попросил позволения опубликовать в прессе отчет о сегодняшнем приеме.

— Такие факты имеют колоссальное политическое значение, господин генерал-комиссар. Общество должно знать, что все мы стремимся к одной цели, что у нас общий язык.

— Да, конечно, мы вместе боремся и вместе будем делить плоды победы, в соответствии с личными заслугами, — сказал Дрехслер, отпуская делегацию.

Когда Павасар со своими дамами удалился, генерал-комиссар подумал, что не мешало бы организовать в ближайшее время встречи с разными другими делегациями — от рабочих, от крестьян, от интеллигенции. Можно устроить так, что они придут к генерал-комиссару с поздравлениями и заверениями своей преданности, с хлебом-солью и каким-нибудь подарком в национальном духе. За завтраком можно поговорить о единстве великих целей, о единодушии, столь необходимом для достижения этих целей. Можно же раздобыть в Латвии пять-шесть подходящих для этой цели образчиков рабочих и крестьян, хотя бы из числа агентов Ланге или Штиглица. Шеф пропаганды хорошенько их проинструктирует: пусть говорят, о чем следует, и не задают щекотливых вопросов о заработной плате, о продовольственных нормах. На двухстах тридцати граммах хлеба в день чернорабочему, конечно, не разжиреть, и заработок у него вдвое меньше, чем у немецких рабочих, но всем, кто об этом говорит, можно легко заткнуть рты. Пусть спросят единоплеменников-крестьян, почему они не дают в достаточном количестве хлеба, мяса, масла и других продуктов? Латвия — страна аграрная, ей надо обходиться своим хлебом, ведь не ввозить же его извне. Значит — виноваты латышские крестьяне. А крестьянам, которые хнычут по поводу непосильных норм сдачи продовольствия, можно сказать: ваши братья — латышские рабочие — должны есть, разве вы захотите, чтобы они умирали с голоду? Никто ведь не знает, сколько хлеба, сала и масла увозят в Германию и сколько оставляют для местного населения. И хорошо, что не знают, — меньше разговоров.

Под вечер Дрехслер дал аудиенцию первому генерал-директору латышского «самоуправления», ведающему внутренними делами, — генералу Данкеру и генералу Бангерскому, с которыми он замышлял несколько важных начинаний.

«Самоуправление»… какая превосходная, остроумная выдумка! Несколько директоров, которые работают под руководством немцев и делают все, что приказывает генерал-комиссар; во главе каждого директората стоит какой-нибудь латыш, до мозга костей преданный Гитлеру, — а со стороны выглядит так, будто латыши сами управляют всеми своими делами, как будто они сами решают все экономические и политические вопросы. О том, что все эти генерал-директоры — старые агенты Гитлера, знать никому не следует, фамилии у них латышские, и некоторые факты из их биографии тоже свидетельствуют о их принадлежности к латышской национальности. Конечно, избрание генерала Данкера главным директором и неофициальным главой «самоуправления» нельзя назвать особенной удачей, но ничего лучшего под руками не оказалось. В качестве генерала популярностью он не пользовался, большую часть первой мировой войны провел в германском плену, и его имя мало кому что говорило. Но с ним можно было быстро прийти к согласию, он каждое желание угадывал чутьем, как умный пес. Мягкосердечием он тоже не отличался и не мешал Ланге и Екельну спокойно вешать и расстреливать латышей, не надоедал своим заступничеством и поручительствами.

Генералы были в штатском, но в обществе генерал-комиссара старались щегольнуть военной выправкой. По внешности они представляли полную противоположность друг другу: Данкер — щупловатый, сутулый, с острой крысиной мордочкой и угодливо-бегающим взглядом; у Бангерского — тяжелая квадратная голова, бычья шея, широкие плечи, и держался он прямо, как старый солдат. Однако были они два сапога пара. В 1916 и 1917 годах Бангерский командовал латышскими стрелковыми полками, и за ним числились большие заслуги по уничтожению этих полков. В боях у Тирельских болот он гнал на верную гибель своих даугавгривцев[20], а затем и первую бригаду. Впоследствии он командовал корпусом у Колчака и руководил карательными экспедициями против мятежных сибиряков, которые не желали признавать власть белого адмирала. В этих экспедициях Бангерский перебил немало своих земляков-латышей, которых империалистическая война забросила в те края.

Именно такие люди были нужны Дрехслеру; более подлых предателей своего народа, чем Бангерский и Данкер, трудно было найти.

Генерал-комиссар принял их любезно. Речь шла об организации латышского добровольческого легиона.

— Рейхскомиссар господин Лозе имел по этому поводу беседу с Гиммлером, — сказал он. — Рейхскомиссар в высшей степени сочувственно отозвался об участии вашего полицейского батальона в боях на Волховском фронте и обещал нам свою поддержку. Недавно об этом докладывалось фюреру. Идея создания легиона встретила положительный отзыв в высших сферах, и в ближайшее время мы можем ожидать приказа фюрера. Мне кажется, настоящий момент весьма благоприятствует этому. После победы у Сталинграда вербовка добровольцев пойдет успешно. Вы составили список командного состава, господин Бангерский?

Бангерский стремительно вскочил со стула и встал навытяжку.

— Так точно, господин генерал-комиссар. Уже подыскали командиров для всех полков и начальников штабов. Батальонных командиров у нас больше чем нужно. В ближайшие дни смогу представить на рассмотрение и утверждение весь материал.

— Благодарю, — с улыбкой ответил Дрехслер, и Бангерский так же стремительно сел.

— Жаль, что у нас нет еще официального приказа о создании легиона. Хорошо бы получить его одновременно с известием о взятии Сталинграда. Оно вызовет такую волну ликования, такое патриотическое воодушевление, что штаб легиона не поспеет регистрировать добровольцев.

— Вы правы, господин генерал-комиссар, — сказал Данкер, вскакивая чуть медленнее Бангерского. — Все захотят обеспечить себе какие-нибудь заслуги до окончательной победы. Даже те, кто следит за конъюнктурой. Имя генерала Бангерского гарантирует успех этого мероприятия в народе.

— Особенную популярность приобретет оно благодаря победному звону колоколов, который в ближайшее время прозвучит по всей Европе, — присовокупил Дрехслер. — Сразу же откроется путь в Азию, Индию и Китай. Навек прославятся те, кому судьба позволит пройти этот путь. Дай бог, чтобы и ваш легион был в числе этих избранных.

— Почему бы этому не быть, господин генерал-комиссар? — сказал Данкер.

В этот момент в кабинет без стука вошел бледный, растерянный адъютант, положил перед генерал-комиссаром секретную телеграмму и, не взглянув на генералов, вышел. Дрехслер взял телеграмму и стал читать. Вдруг он вскочил и, будто не веря своим глазам, снова уткнулся в листок бумаги, перечитывая еще раз. Лицо его становилось все бледнее, на лбу выступил пот. Прочитав телеграмму, генерал-комиссар скомкал в кулаке бумажку и смотрел в стену невидящим, бессмысленным взглядом. Наблюдая эти эмоции, оба генерала почтительно встали. Произошло, видимо, что-то необычное.

— Господа… Господа… Ужасное несчастье… — шептал Дрехслер. — Никаких парадов, никаких торжеств…

— Не произошло ли что с фюрером?.. — нерешительно спросил Данкер, сделав трагическое лицо. Бангерский мрачно крякнул.

— Шестая армия, гордость и слава Великогермании… окружена у Сталинграда…

Данкер побледнел, покачнулся, хотел что-то сказать Дрехслеру, но тот махнул рукой и отвернулся. Оба генерала, опустив головы, тихо направились к двери. Стенные часы стали мелодично отбивать четверть.

4

Сталинград…

Самые великие надежды и самые мрачные разочарования связаны с этим словом. Полчища Гитлера, которые еще вчера мнили, что они ближе чем когда-либо к победе, очутились сегодня перед неминуемой катастрофой, и каждому думающему человеку стало ясно, что Германии не победить, Германия уже проиграла войну.

Сталинград…

В тот день ликовали друзья советской земли и в траур одевались враги. Миллионы людей во всех концах земного шара с благодарностью и благоговением повторяли это слово.

Сталинград…

С этим словом на устах шли в бой полки Красной Армии. С любовью и благоговением твердили это слово латышские гвардейцы, идя в атаку. Отблеск этой победы сверкал в глазах латышских партизан, когда они отправлялись карать мучителей народа. Два эшелона с военными материалами скатились в ту ночь под откос, и Ояр Сникер сказал, что этого еще мало. Роберт Кирсис выпустил новое воззвание, и стены домов в Риге покрылись надписями: «Сталинград»… Этим словом начинался и кончался каждый разговор.