Сергей Епифанович - Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие

• Название: Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие
• Автор: Сергей Епифанович
• Издательство: Мартис
• Жанр: Религия
• Год: 1996

---

Но подвижнику нужно не только уврачевать страстные силы души, но и пресечь исходные точки страстей в чувствах и помыслах. Это достигается а) через обучение чувств благочестивым упражнениям[717] и б) через борьбу с помыслами. Подвиг мысленной брани в особенности труден, не только по существу[718], но и потому, что это есть брань с демонами, внушающими помыслы[719]. Главное в этой борьбе заключается в том, чтобы не задерживать в душе помыслов, чтобы они из простых не стали страстными, или, по крайней мере, чтобы из страстного помысла не перешли в греховную склонность (εξις)[720]. Страстные помыслы нужно делать бесстрастными[721], и, таким образом, развитию страсти полагать конец в самом ее начале. Меры в борьбе с помыслами двоякого рода. Помыслы можно только отгонять, не допуская развития страсти, благочестивыми упражнениями (например, псалмопением)[722]; можно и совсем отсекать, приводя их к умалению и даже уничтожению через полное удаление от мира и его благ (презрение ко всем предметам или»причинам»страсти), что осуществляется при помощи созерцаний и любви божественной[723]. В том и другом случае для мысленной борьбы с демонами потребны духовное трезвение[724] и молитва[725].

Душе, прошедшей все стадии трудной борьбы, предстоят сладкие плоды победы. В награду за подвиги ей дается благодать бесстрастия, απάθεια [726], эта высшая цель практической философии. Достижение его обусловливает другой дар благодати — озарение ведением[727] (созерцание).

Бесстрастие и ведение вместе приводят к величайшей добродетели — любви божественной: бесстрастие отрешает от мира[728], ведение дает вкушение бытия божественного[729], после чего возгорается благодатный пламень любви божественной[730], который, возрастая постепенно и захватывая все силы души в одном устремлении к Богу[731], доходит, наконец, до высших мистических состояний экстатического ερως'а [732]. Душа, отрешившаяся от мира и охваченная этой любовью, прилепляется к Богу и ничего не ставит выше Него[733], и лишь в Нем любит Его творения[734]. Как высшая добродетель, любовь охватывает все ведущие к ней добродетели, является одушевляющим их началом и животворной силой всей нравственной жизни человека. Она заключает в себе и веру и надежду[735], и заменяет их собой как более сильное побуждение к нравственной жизни[736]. По силе ее уже самоохотно, без всякого самопринуждения[737], осуществляются все подвиги добродетели. Она охватывает и оживотворяет собой все виды подвижничества: любовь к Богу одушевляет воздержание, прогоняя всякие похотные страсти[738]; любовь к ближним укрепляет кротость, изгоняя всякие проявления гнева[739]. Включая в себе все добродетели[740], любовь осуществляет и их общее назначение — она соединяет людей с Богом и друг с другом[741], а исполняя это наиболее совершенно, она больше всех добродетелей ведет человека к обожению[742]. Последнее, т. е. обожение, лучше всего осуществляется в том непосредственном соединении с Богом, которое достигается высшим парением любви в ερως'е. В порыве страстной любви (ερως) к Богу, в высоком мистическом восторге, душа в священном исступлении, в экстатическом состоянии, сливается с Богом[743]. Так обнаруживается лучшее свойство любви — приводить к Богу все, что произошло от Бога[744].

Естественное созерцание

Таков путь подвижника–практика, который, не имея склонности сосредоточиваться на созерцании, по прохождении практической философии находит себе упокоение в высших мистических состояниях любви. Но для ума созерцательного открывается широкая область естественного созерцания. Оно составляет вторую и высшую стадию развития после практической философии[745]. Если делание врачует душу от плотского самолюбия, φιλαυτία, то созерцание избавляет ум от духовного неведения, αγνοια [746]. Это уже дальнейший шаг в приближении к Богу[747], приготовляющий к непосредственному мистическому слиянию с Божеством. В созерцании достигается просветленное равноангельское состояние ума[748], и дается сила духовного созерцания всего бытия[749]. Созерцание не есть какое‑либо философское упражнение; оно — дар благодатного озарения[750], дар, получаемый лишь по достижении бесстрастия[751] и раскрывающийся, как все дары Св. Духа, лишь по мере духовного совершенствования[752]. Подготовляемое практической философией[753], созерцание, естественно, никогда с ней не порывает, а напротив, стоит в тесной связи с ней[754], постоянно поддерживается ей и, в свою очередь, благотворно влияет на нее, погашая страсти[755] и укрепляя и одухотворяя добродетели[756]. Оно, таким образом, продолжает дело всестороннего усовершения человека, но сосредоточивается на усовершении высшей его части — ума, и получает потому большее значение, чем практическое делание[757].

Внешними, так сказать, упражнениями на стадии созерцания являются чтение Писания,«тайное поучение»и молитва[758]. Вся суть духовного подвига в данном случае заключается в таинственном постижении идей (λόγοι) бытия и их внутреннего смысла и духовно–божественной сущности[759], и употреблении их на духовную пищу ума.

Духовное созерцание развивается в известной последовательности: оно разрастается постепенно, захватывая все высшие и высшие области бытия, и постепенно все более и более одухотворяется[760]. Так, сперва оно включает в себя только»естественное созерцание», φυσικη θεωρία (в узком смысле) мира чувственного[761]; потом приобретает»ведение»(γνωσις) мира мысленного (των νοητων)[762], и в особенности постигает в этой области идеи (λόγοι) промысла и суда[763], управляющие миром нравственным и выражающиеся в идеях (λόγοι) добродетелей[764]; наконец, оно достигает»богословского познания»[765], или»незабвеного ведения»(αληστος γνωσις)[766], сосредоточиваясь на богомыслии.«Незабвенное ведение»рядом с другим высоким благодатным состоянием — даром»неразвлеченной молитвы»[767], — результатом долгих упражнений в этой добродетели, — образуют собой высшие так называемые»богословские»состояния, подготовляющие к премысленному акту»таинственного богословия», неизреченного познания Божества в недоведомом соединении с Богом[768].

Задача созерцаний, к какой бы они области ни относились, одна и та же — тщательно искать божественные идеи (λόγοι) Логоса, искать везде, где Он в них проявился, т. е. и в природе, и в человеке, и в Писании, и Церкви, ибо все это — и природа, и Писание, и Церковь — представляют собой таинственные воплощения Логоса[769]. Незримые энергии Его сокрыты в них под покровом символов; но они ощутимы для ума просветленного, собирающего их в созерцаниях[770]. Созерцания эти суть отражения действительных идей или энергий Логоса и соответственно трем видам духовного умозрения γνωσις, φυσικη θεωρία, αληστος γνωσις) могут быть трех родов: нравственными, естественными, богословскими[771]. Собирая и осуществляя их в себе, душа сама становится Логосом в миниатюре, принимает Его в себя со всей совокупностью Его λόγοι, словом, вполне уподобляется Богу и становится достойной божественного вселения.

Таинственное богословие

Возвышенные состояния просветленного ума (αληστος γνωσις и молитва) пересылают ум[772], по отрешении от всего чувственного и мысленного[773], в сферу таинственного богословия (μυστικη θεολογία) - неизреченного познания Бога в акте непосредственного премысленного единения с Ним[774]в экстазе[775]. Такого возвышенного состояния удостаивались святые, как, например, Моисей, вступивший на Синае в таинственный мрак Божества[776], апостолы, видевшие неизреченный свет на горе Преображения[777], св. Павел, вознесенный»до третьего небесе»(2Кор.12:2)[778]. Это — состояние блаженной страсти обожения[779]. Здесь достигается высшее блаженство, высшая цель жизни. Здесь поэтому оправдание всей аскетики[780], всего долгого пути к этому блаженному неописуемому состоянию. Оно является предвкушением будущего блаженства и будущего соединения с Богом праведных[781]. Символически в Церкви ему соответствует причащение Бога в Евхаристии[782].

Таков путь спасения. Легко видеть, что это — тот же путь, который был пройден Христом Спасителем по человечеству при совершении дела искупления, при объединении всех разделений природы: путь добродетели, равноангельского ведения и соединения с Богом по восхождении ко Отцу[783]. Господь, совершивши однажды этот путь спасения, продолжает и теперь совершать его в каждом верующем[784], усвояя в нем Себе все, что Сам усвоил в земной жизни Своей, — все его бедствия, все подвиги, все добродетели, и делая его, таким образом, подражателем Бога (Себя) и богом[785]. В нем Господь подвизается, в нем страждет и возносится во славе, всегда делая это в том, кто подражает Ему[786]. Он вселяется в такого человека и в заповедях, которые суть Его энергии[787], и в созерцаниях[788], которые составляют отражение Его идей. Так, Он в тех, кто имеет подобное Его бесстрастию»тело Христово»и, исполненный созерцаний, мыслящий подобно Христу,«ум Христов»(1Кор.21:6)9[789], обитает полнотой Божества[790]. Вместе с таинственным вселением Господа и вся жизнь Его таинственно повторяется в жизни каждого, идущего по пути спасения. Господь таинственно зачинается в нем в вере[791], воплощается в добродетелях[792], распинается в трудах практической философии[793], восстает в славе духовных созерцаний[794], в каковой также и преображается в душах верных6[795], и, наконец, возносится к Богу в мистическом богословии[796].