Евгений Будинас - Перловый суп

• Название: Перловый суп
• Автор: Евгений Будинас
• Издательство: А.Н. Вараксин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-6929-09-1

Эта удивительная книга появилась на свет благодаря талантливым авторам, художникам, фотографам, издателям, настоящим и преданным друзьям. В том числе отдельное спасибо. Г Вячеславу Лукашику за профессиональные рекомендации; Марии Тамазаевой (Павловой), Алексею Литвинову, Александру Гукину — за финансовую поддержку проекта; Александру Осокину — за неповторимую энергию истинного «шестидесятника», которая в ходе работы над книгой воодушевляла ее создателей и вселяла в них веру в абсолютную правильность начинаний.

---

— Я буду срать жемчугом! — папа одержимо вскрывал одну за другой маленькие раковины мидий и поглощал их, кажется, не жуя.

— Ты будешь срать своими зубами, — вдруг раздался чей-то незнакомый никому, но уже слышанный мною голос.

Все обернулись против солнца, прищурились.

Совсем рядом стояли грозные мужики во главе с Кем-то, они свирепо уставились на Будинаса.

— Иди сюда, козел, я покажу тебе, как издеваться над ребенком.

Сердце мое заколотилось.

Отец потянулся, надел валяющийся рядом пиджак прямо на голое (абсолютно голое) тело, закурил трубку, потыкав мизинцем в раскаленный кратер.

Все это неспешно — вот выдержка — и направился куда-то в сторону, как гулять.

Кто-то даже опешил от такой наглости. С недоумением посмотрел на мужиков и, так как ничего не оставалось делать, пошел за Будинасом.

Все напряженно следили за удаляющимися фигурами, причем мужественный Кто-то почему-то не догонял Будинаса, не останавливал его, а, как завороженный, шагал след в след, нейтрализованный странной самоуверенностью интеллигентного на вид врага.

Наконец Будинас остановился, повернулся к Кому-то, что-то ему сказал. Было видно, что Кто-то даже не пытался ничего говорить, просто слушал, потом опускал голову все ниже и ниже, потупив взор. В какой-то момент Будинас что-то кричал, было видно, как он размахивает руками и трясет указательным пальцем перед лицом Кого-то, потом оставляет Кого-то стоять в одиночестве на берегу. А сам так же неспешно возвратился назад.

Все сохраняют тишину. Я, ни жива, ни мертва — рассыпалась мелкими пляжными камушками.

Будинас снимает пиджак, садится, продолжает молча курить, смотрит вдаль. Вдруг затягивается Петраркой:

Усталый, но, как прежде, любопытный,
Я пристально смотрел по сторонам,
И сколько повидал я, ненасытный!
Бесчисленные лики здесь и там...

Подходит Кто-то, шепчет на ухо одному из мужиков, тот согласно кивает и быстро удаляется. Кто-то присаживается рядом с Будинасом, показывает рукой мужикам, чтобы тоже присели.

Отец еще долго читает стихи, когда заканчивает, все восторженно хлопают — и Кто-то тоже.

А спустя некоторое время приходит отосланный мужик, приволакивает в огромных пакетах еще вино и фрукты. Складывает все это возле костра — барышни кокетливо хихикают.

Кто-то встает, благодарит «ЗА ВСЕ» Будинаса и удаляется, прихватив с собой мужиков.

Отец командует разлить вино по кружкам:

— За дипломатию, — провозглашает он, бросает лишь один многозначительный взгляд на меня и делает несколько глотков вина прямо из бутылки.

Вечером папа еще заставит всех зарабатывать деньги на гурзуфской улице, исполняя песни, танцы и гимнастические трюки. Не оттого, что нет денег, а «для профилактики», ведь «с трудом заработанное всегда вкуснее». Я буду, подавляя стыд и замаливая грех, крутить акробатическое колесо и обегать всех с папиной шляпой.

На следующее утро самые стойкие еще отправятся на баркасе в открытое море ловить рыбу. Та девушка, что плакала, научившись плавать, снова будет плакать. Прямо на пляже отец организует строительство коптильни, наготовит рыбы -девушка подавится костью и закатит глаза. Пока все будут уверены, что она умирает, папа залезет ей в рот грязным ершиком для чистки мундштука, и девушка воскреснет.

Потом будет возглавленная Будинасом мини-экспедиция в горы к какому-то целительному источнику.

Потом у меня воспалятся уши, папа натолкает в них по полбаночки вьетнамского бальзама «Звездочка» и прикажет выпить залпом сто пятьдесят граммов водки. Свидетели назовут его «извергом», но мои семилетние уши чудесным образом исцелятся.

Потом он достанет пропуск на самый крутой пляж, в котором будет опрометчиво написано «Вход разрешен Будинасу Е.Д. и членам его семьи». Стоит ли отметить, что примерно 20-30 человек, преимущественно женского пола, будут заботиться обо мне на этом пляже, представляясь на КПП папиными племянницами?

И так всегда.

— Мам, это я, мам! Але, у нас все хорошо...

— Мидии жарили? — осторожно спрашивает мама-Будинас.

— Да

— Никто не пострадал? — мама собрана и напряжена.

— Нет, все в порядке.

— Фу... Слава богу, — вздыхает мама и немедленно начинает заполнять кабель, протянутый через всю страну, своей историей:

— Ты знаешь, когда мы в последний раз вместе с твоим отцом жарили мидии...

Сергей Ваганов

Сухарики к пиву

Люди, которые сделали эту книгу, попросили меня написать что-нибудь о Будинасе «в его духе».

Если «в его духе», то начал бы так: лить из говна пулю все-таки интереснее, почетнее и, я бы сказал, эффективнее, чем делать из пули говно...

Прочитав это, он, скорей всего, сказал бы что-нибудь хамское, а, может, наоборот, восхитился бы, но уж точно не стал бы выяснять, что это значит.

Значение сказанного, написанного или сделанного было для него, по-моему, куда менее важным, чем сотворение повода, коллизии, из которой вырастало это сказанное, написанное или сделанное с самим собой в центре и, конечно же, во главе. Потому что «его дух» — это дух провокации, чего бы он ни коснулся: газетного очерка, «Дураков», ценных бумаг, Дудуток, выборов в Верховный Совет, глобальных издательских проектов или, что особенно остро, отношений с людьми...

К людям — это будет правильней. Знаменитый плевок в Осинского, например, вырос в беспощадный сюжет. И по мере того, как разворачивался этот сюжет, как все более сочинялся, уходили искренность и значение самого поступка, зато оставался герой — сам автор и его нашумевший плевок. Но при этом оставалось почему-то и время, эпоха, пафосно говоря, с ее странностями, радостями, гадостями и парадоксами... Мы очень долго, с конца 60-х, дружили, потом долго, с начала 90-х, не дружили. Ссоры не было. В ссорах дружба только крепнет, выявляет свою истинность. Мы же просто перестали дружить. И в недружбе этой оказалось больше правды, чем в том, что долго считалось дружбой. Но правды с ощутимым привкусом горечи. Особенно ощутимым оттого, что связанных с Будинасом лет уже нет...

Остается вспоминать.

В темную зимнюю пору в конце какого-то из 1960-х ехал я на отцовском «Москвичике» мимо Оперного театра по улице, тогда Горького, прямо на ее угол с Коммунистической, в послевоенный «сталинский» дом. На первом этаже его в квартирке из одной комнаты, правда, с высокими потолками, и санузлом, отчаянными усилиями доведенным до божеского состояния, и жил Будинас с женой Ларисой и двумя детьми...

У этой квартиры своя история. До Будинаса в ней жил с семьей наш коллега по «Знаменке». Я входил в комиссию, которая перед получением редакцией очередного жилья выясняла, кто же из особо нуждающихся может на него претендовать. Ужас, который мы испытали, войдя в жилище коллеги, трудно было с чем-либо сравнить. Даже в послевоенных бараках с их керосинками, продуваемыми стенами и развешанными повсюду кальсонами было опрятней и чище. Потом только выяснилось, что коллега долго и продуманно готовился к визиту комиссии; разложил повсюду гнилые матрацы и развел каких-то то ли пиявок, то ли мокриц, которые ползали по отсыревшим стенам ванной комнаты...

Итак, ехал я в эту квартиру, в которой, успешно преодолев последствия подготовительных мероприятий коллеги, и поселился мой друг. Кажется, это была его первая СВОЯ квартира в Минске, что придавало ей особое значение в его жизни...

На перекрестке в неровном свете от болтающейся на проводах лампочки «тузились» между собой какие-то люди. Оказалось, просто пытались устоять на ногах. Завидев машину, от компании отделился человек в милицейской форме. Пришлось остановиться. Распахнув дверь, и едва не выломив ее, темпераментный полковник милиции стал энергично подзывать остальных. Размещайтесь, дескать, водила довезет. Не помню, что я сказал ему, но его служебное удостоверение, сунутое в нос, оказалось в моих руках, а «Москвичек», дернувшись, как подстреленный, — во дворе дома...

Будинас, покрутив удостоверение, быстро нахлобучил шапку...

Назавтра мы пошли в горисполком посмотреть на полковника. В назначенный час он сидел в приемной председателя, пыхтел, напрягая покрасневшую шею и ежеминутно поправляя воротничок белоснежной рубашки. Нас он, конечно, не узнал, сказал только, что ему назначено раньше. И выразительно посмотрел на секретаршу...

Час приема у председателя назначил ему на перекрестке под лампочкой Будинас, не знавший тогда, по-моему, ни председателя, ни его секретаршу. Впрочем, за секретаршу я не ручаюсь. Ошалевший от такого поворота событий пьяный в дупель полковник быстро, по рассказу Будинаса, протрезвел и, взяв под козырек, несколько раз повторил «Так точно!»...