Сергей Петренко - Виланд

• Название: Виланд
• Автор: Сергей Петренко
• Жанр: Детская фантастика

---

Виланд

Сергей Петренко

Страничка автора: http://samlib.ru/p/petrenko_s_s/

В Виланде Тёмном — зима... зима... зима.
Голубые тени деревьев в оранжевом свете вечернем
Ложатся на снег, как забытые, кем-то кому-то
Подаренные письмена.
Они вот-вот исчезнут, и над белым простором,
Над тёмной лесною страною поднимется
Тревожная, будто туго натянутый сон,
Луна.

Виланд Вечерний. Скрипят по морозу шаги.
Далёкий стук топора. Звонкий цокот ветвей.
Пар из распахнутой двери.
Протянулись в небо дымы.
Оранжевый запад. Чистый, как детский сон.

Санки мои — из самой лёгкой берёзы.
Старой яблони ветка — в спинке.
Красиво изогнулась она.
Полозья железного дуба —
Слышишь, свистят!

В Виланде реки уснули. Полыньи черны.

* * *

Я проснулся от грозы. Она вымыла лес. Дубовые листья были удивительно блестящие и тугие. Когда я выбежал на Южную Ветку, они блестели, как лакированные.

Тучи рвутся и летят почему-то в разные стороны. Будто кто-то сдувает их сверху, будто хочет получше рассмотреть Лес. Солнце вспыхивает внезапно.

Я сходил за волшебным Кристаллом и тоже стал смотреть на Лес.

К востоку от моего Дуба тянется длинная Прогалина. Её обживают молоденькие берёзки и осинки, тоненькие и светлые.

За Прогалиной берёт начало Овраг.

Но вот я поворачиваюсь и направляю Кристалл на запад.

Там, за ручьём с мостиком из девяти длинных жердей есть холм. У холма, на поляне раскинул ветви огромный Ясень. Димкин Ясень.

Видимость в Кристалле сегодня очень хорошая. Я отлично различаю каждую трещинку, каждую шершавинку на коре древнего старикана. Надо же, колдовской прибор тоже от погоды зависит!

Навожу Кристалл на дверку в дупле. Переключаю Кристалл в режим слежения — теперь, как бы я ни вертелся, Кристалл не потеряет из виду дупло и дверь.

Дверь заперта. Димка сегодня ещё не показывался наружу, я могу это определить по своим, особым приметам. Никто не знает, но я так часто наблюдал (ну ладно, подглядывал, подумаешь!) за Димкой, что иногда у меня возникает иллюзия, будто я знаком с ним очень давно и каждый день хожу к нему в гости.

Это моя тайна, я никому её не расскажу!

Дверка дупла еле заметно дрогнула. Распахнулась. Высунулась Димкина взлохмаченная голова. Он опёрся ладонями о порожек, повертел головою... Увидел большую каплю-дождинку на листке, улыбнулся, осторожно поднёс листок к губам.

Я засмеялся — Димка был сейчас такой смешной!

Он поднял лицо, я увидел его глаза — близко-близко! На секунду мне показалось, будто он знает, что я его вижу — так весело и хитро посмотрел Димка прямо на меня! Но этого, конечно, не могло быть. Никто в Лесу не знает про мой Кристалл. Такие вещи — большая редкость. Я купил его за огромные деньги — сто лимонов и сто апельсинов, да и то — мне повезло.

Поэтому я улыбнулся, довольный собой и утренним Лесом — и выключил Кристалл.

В такое чистое утро появляются необыкновенные идеи, и иногда это совсем сумасшедшие идеи, а иногда — просто очень интересные мысли, которые в другой раз могли бы промелькнуть незамеченными возле самого носа.

Спрятав Кристалл, я ещё разок посмотрел на Лес просто так. Мне почудилось, будто на севере, в синеватой дымке, виднеется вершина Айри-Гарас, Скала Снов... Впрочем, говорят, она так далеко, что видение было, скорее, создано моею фантазией и воодушевлением ясного утра.

Люк в Южной был открыт, я нырнул в полутьму, сухую, с чуть терпким ароматом древесных соков.

Южная Ветка — ужасно длинная. Я не могу в ней просто идти — я мчусь, сломя голову, я раскидываю руки и, наверное, что-то кричу. Встречные Мохи, вытаращив глаза, жмутся к стене — вот перепугались!

У Овальной двери сидит Башмачник. Он всегда там сидит. Дело в том, что на Лестницах у многих теряются башмаки. У горбатого Башмачника всегда есть работа. А ещё — он много чего знает. В смысле, новостей. Это, как бы, входит в плату за обувку. И тот, кто поднимается наверх, и кто спускается вниз, — пока Башмачник подбирает им сандалии или сапожки по размеру, починяет: подбивает, прошивает, — охотно делятся новостями. Башмачник почти никогда не поднимает на подошедшего глаз — ему горб мешает разгибаться, и к тому же, белесые, будто бельмастые его глаза плохо видят на расстоянии большем вытянутой руки. Но на слух он определяет очень многое.

Сейчас даже Башмачник удивлённо пытается распрямить спину — редко так бегают в Южной Ветке.

— Привет, дядька Шмачбак! — кричу я. Он редкозубо ухмыляется — мало кто роняет столько сандалет, как я. — Подъёмник свободен?

— Только что кончил скрипеть, сударь...

— Ага-га!.. Здорово! — Я дёргаю за шнурок звонка, толкаю Овальную дверь. Входы в Малые Ветки делают круглыми, только двери в Большие (или, соответственно, выходы из них в Ствол) — всегда овальные. Чтобы не перепутать и ненароком не свалиться в бездонную глубину Ствола.

За дверью — небольшая площадочка с перильцами, лестница, вьющаяся по внутренней стороне Дерева. И верёвки с подъёмником. Подъёмник — дорогое удовольствие, потому обыкновенный народ — лесовики, гномы, но́ры и мо́хи, прельники, коряжники, паутинные старички, стуканцы и Бродяги — чаще всего карабкаются по лестницам.

Не успел я сосчитать, сколько новых алых колпачков выставил на продажу Скрипан Гнук, ворчливый портной из Северной Ветки, как подъёмник был подан. Лихо!

— Здоро́во, Светка! — завопил я, задравши лицо кверху. — Прямо моментально... Давай к Сломанной Ветке!

В дереве, в Стволе, слышимость отличная. То есть, внизу, в комле, очень хорошо слышно, что творится в верхушке Ствола. А вот ближе к Кроне — там скрипы разные, ветер... но Светка меня услышала — побежало по стенкам горошком-эхом её цокающее хихиканье. Это она не в насмешку, а просто от хорошего настроения. У белки Светки, нашей подъёмщицы на колесе, оно почти всегда хорошее...

В Сломанной Ветке жил Дед Пнюк. Про которого все знали, что он колдун. Но вслух его так не называют — не любит он. Дед Пнюк — и всё.

Непростой это был тип. Не то хитрый, не то мудрый. Когда-то он жил в Горелой Сосне — пока та совсем не рухнула однажды в бурю.

В нашем Дубе главным считается древнюк Дох, которого за глаза кличут: Дубец. Крепкий он, широкий, любит, когда ему почёт оказывают. Но с тех пор, как Дед Пнюк в Дубе поселился, говорят, народ со всякими своими насущными надобностями больше к колдуну ходит.

Когда я заявился к нему в гости, Пнюк был не один. Он восседал на широком сосновом кругляше, верхняя сторона которого была стёрта под форму Пнюкова зада; длинными, костлявыми лапами колдун то упирался в пол, то чесал ими впалую грудь — вообще, он в этой позе изрядно смахивал на престарелого, отощавшего орангутана.

В углу Пнюкова обиталища копошился ещё один субъект. Им оказался молодой лешонок. Увидев меня, Пнюк изобразил на своей морде довольную и широкую ухмылку, и замахал одной лапой, приглашая садиться.

— К полудню... ветер поднимется, — скрипуче объявил он. — А так — погода приличная... С чем пришли-с?

Я сделал "выразительные" глаза, покосившись на лешонка. Пнюк радостно закудахтал.

— Говорите при нём всё, сударь! Этого я взял в услужение. А у меня работники знают, что им слышать положено, а что — нет.

Я недоумённо помолчал. Лешего — в услужение?! Чересчур безалаберный народ, и не то чтоб с мозгами туго — просто у них свои понятия. Леший, к примеру, не держит слово — не потому, что он злой или лгун, но всё, что он делал в прошлом, для него ничего не значит. Так же, как и то, что случится в будущем. А ещё — лешие не умеют бояться за себя — и этим запросто собьют с толку любого, кто рассчитывает их испугать.

Впрочем, пусть лешонок будет Пнюковой заботой. Обещает, что тайна не покинет его жилища — пеняй на себя!

— Я, вот чего, уважаемый Пнюк... Мне бы пробраться на ту сторону ручья...

— Ручья? — Колдун почесал затылок — сперва одной пятернёй, потом — видно, всерьёз задумавшись — обеими. — Какого?

— Сами знаете, какого. Прозрачного. И мне надо туда быстро, и чтоб никто не узнал.

Крепко Пнюк задумался... Я решил уже — будет молчать, покуда мне самому не надоест дожидаться его ответа — вдруг блеснули белками глаза...

— Допустим, доставить вас туда можно — почему бы и нет, экая забота, и не то ещё делали... А вы-то, сударь, как посмотрите, ежели на той стороне что-нибудь такое случится... такое, знаете, ведь, если позволите сказать, ужас, что может быть у нас тут, ежели у вас там что-то не так...

— Может, будет, может, обойдётся. Только я, уважаемый Пнюк, уже всё решил. Так что, лучше, если это дело кто-то знающий поможет обставить.