Виктор Болдак - Кащей - Германарих?

• Название: Кащей - Германарих?
• Автор: Виктор Болдак
• Жанр: История
• Год: 2007

Работа посвящена исследованию весьма малоизученного периода истории восточных славян – II-V вв. н.э. Письменные источники содержат очень мало сведений об этом времени, поэтому сделана попытка использовать в качестве источников фольклорные памятники восточнославянских и частично германских народов. Первая глава посвящена обоснованию предположения автора, что прототипом Кащея (Кощея) Бессмертного – персонажа восточнославянских сказок и былин – является вождь остроготов IV в. Германарих. Во второй главе эти фольклорные памятники (а также некоторые памятники германского эпоса) используются при сопоставлении с письменными источниками и данными, полученными в результате археологических раскопок для восстановления широкой картины общества и культуры народов, живших в первые века нашей эры на территории нынешней Украины.

Приложением к данной работе является самостоятельное исследование «Об историческом прототипе образа Хильдебранда». В нем рассматривается возможность наличия исторического прототипа у героя средневерхненемецкого эпоса Хильдебранда. Обосновывается мнение о том, что прототипом Хильдебранда был вождь остроготов IV века Германарих (Эрменрих), хотя и подвергшийся впоследствии значительной идеализации. Рассматривается механизм формирования от образа одного исторического деятеля разных эпических героев: отрицательных – например, эддического Ёрмунрекка и положительного – Хильдебранда.

---

Большинство же остроготов подчинились гуннам, то есть заключили с ними договор о союзе, обязались не нападать ни на гуннов, ни на их союзников и, в случае войны, выставлять войско на помощь гуннам. После чего гунны, вероятно, вернулись в степи Прикаспия. Это может показаться спорным, ведь известно, что часть везеготов укрепилась в лесах к северу от Дуная и держалась там до 380 года, после чего также ушла за Дунай. Однако, надо напомнить слова древних авторов: «а с уцелевшими заключили союз» и «покоренных подчинили себе». Везеготы, имевшие неосторожность поссориться с гуннами, оказались врагами всех племен, союзных гуннам («покоренных» ими), и продолжать осаду лесного лагеря везеготов вполне могли и эти союзники, а гунны – на тот момент еще не профессиональные воины, а «мирные» пастухи и охотники, отстаивавшие свои пастбища – с торжеством и с богатой добычей [Аммиан Марцеллин 1993: 495], вернулись к своим семьям.

В качестве иллюстрации к этой раннесредневековой коллизии можно привести любопытный эпизод из «Песни о Нибелунгах». На Бургундское королевство напали враги – саксы и датчане, но были разбиты, при этом бургунды взяли в плен, а также в качестве заложников, много врагов, в том числе обоих королей-захватчиков. Король Гунтер советуется по поводу заключения мира с богатырем Зигфридом – своим будущим зятем.

« “…Условья мира, Зигфрид, я от тебя не скрою.

Пятьсот коней, груженных казною золотою,

Дать в выкуп обещает мне побежденный враг”.

Ответил витязь: “Поступать не подобает так.

Нет, отпустите пленных без выкупа домой,

А чтоб они не смели идти на вас войной,

Обоих государей заставьте слово дать

На вас и ваших подданных вовек не нападать”.

“Согласен”, - молвил Гунтер…» [Зап. эпос 1977: 273-274].

В начале XIII века (к этому времени относится дошедший до нас вариант «Песни…») рассказ о мире без аннексий и контрибуций должен был восприниматься слушателями просто как красивая сказка. В феодальной Европе давно уже велись войны за обладание земельными владениями или «казной золотой». Но это не фантастика, а архаизм (как и эпизод, упомянутый в предыдущем разделе), восходящий к эпохе Великого переселения народов. Тогда действительно было так. Поскольку с побежденных – таких же полуголодных грабителей, что и победители – взять было нечего, война либо шла до полного изгнания побежденных, либо последние давали «слово» не нападать на победителей и их «подданных» (союзников). Фактически это означало включение побежденного племени (или союза племен) в победивший союз, как бы ни было рыхло и непрочно подобное политическое объединение. Несомненно, именно так поступили около 375 года победители-гунны с побежденными готами.

Один Кащей или два?

Не особенно принципиальный, но интригующий вопрос: не являются ли упоминаемые Иорданом Германарих и Винитарий одним и тем же лицом. Некоторые исследователи (например, Л.Шмидт [Иордан 1997 коммент. Скржинской: 325]), основываясь на анализе текста «Гетики», отвечают на этот вопрос утвердительно.

Эти предположения, разумеется, так и остались бы предположениями, если бы не было нового источника – русской «первой» сказки о Кащее, того, что в ней есть и чего в ней нет. Как отмечалось выше (гл. I), в ней есть некоторые сведения о «Кащеевом царстве» (в отличие от других источников). А нет там никаких следов покушения на Германариха, только глухое сообщение о неуязвимости и бессмертии Кащея. Но почему? Как уже было сказано, в достоверности сообщений Иордана об этом событии трудно сомневаться – и не забудется, и искажать незачем. Если бы Кащей, «влача жизнь больного», умер даже через несколько лет после ранения, его смерть была бы однозначно приписана героям-братьям, которые, пожертвовав жизнью, отомстили за смерть сестры (поступок весьма похвальный в древнем обществе), поддержали честь своего племени перед готами и подвигом своим частично смыли пятно предательства с родного союза племен в глазах тиверцев и уличей. Это великолепный эпический сюжет, который имел все шансы уцелеть при всех переделках на протяжении 1500 лет, тем более, что он представлял достойный ответ уличам с их мерзкой былиной о «Настасье, освободившей Кащея». Но ничего этого нет, всякое упоминание об этом эпизоде выброшено из сказки, а вместо этого вставлено о «дубе у моря, сундуке на дубе» и т.п. Но все странности исчезнут, если предполжить, что в действительности Кащей не умер от раны. Он упал под ударом меча, был отнесен к себе во «дворец» и прожил еще годы, становясь все более зловредным и опасным, а умер, наконец, от очевидно внешней причины – гуннской стрелы, попавшей в голову.

Если принять эту версию, тогда проясняется вся путаница в источниках. Братья княгини Лебеди перестают быть безупречными героями, а приобретают даже комические черты («Недоумки полорукие, столетнего старика зарезать не сумели! Ума нет – считай, калека!» или в «Старшей Эдде»: «Ты, Хамдир, смел, да смышленным ты не был - обездолены те, в ком ума не хватает» [Западноевропейский эпос 1977: 239]). Для русской волшебной сказки не характерны такие персонажи – ни в один из семи типов сказочных героев «полорукие богатыри» не вписываются. Поэтому братья исчезли, сестра благополучно спаслась, а вместо «белых пятен» появились общераспространенные сюжеты на тему: люби животных, и они тебе помогут. Аммиан Марцеллин, вероятно, получал из этой забытой богом окраины довольно противоречивые сообщения, вроде: «гунны напали на земли царя Эрменриха и имели большой успех, Эрменрих получил рану, но не в бою, после чего царем был избран Витимир». Для римлянина-язычника – автора или его информатора – самоубийство было естественным выходом из затруднительного положения, а факт смерти непреложно доказывался избранием нового «царя». Для римлянина IV века было немыслимым, чтобы новый властитель мог оставить живого предшественника в его «дворце», окруженного только рыдающими родственницами и не попытался бы его дорезать (пример – печальная судьба императора Диоклетиана, отрекшегося от престола: бывшему императору умереть своей смертью не дали).

Итак, Аммиан Марцеллин написал то, что написал. И Иордан был хорошо знаком с его трудом, если не непосредственно, то через многочисленных компиляторов. Мысль о том, что великий Германарих мог покончить с собой, оскорбляла лучшие чувства набожного христианина и была оставлена, но само сообщение о смерти «Эрменриха» при вторжении гуннов казалось убедительным автору, тем более что у него самого в руках был более, чем противоречивый клубок легенд и преданий готов. И версия о том, что могучим союзом остроготов мог править железной рукой не богатырь-атлет, а немощный больной старик, казалась им немыслимой и даже оскорбительной. К тому же, перед готами VI века, как и перед римлянами IV века, стоял тот же неразрешимый вопрос: как могло быть, чтобы ни «Витимир», ни масса других «королей», упоминавшихся, несомненно, в готских преданиях после «Германариха», но до «Винитария», не дорезали этого Германариха-Винитария, если это одно и то же лицо, и если это лицо лежало раненным и не имело достаточно воинов для защиты. Все события VI века говорили о невозможности уцелеть для такого «короля». И Иордан написал то, что он написал.

Но Кащей не умер. Он лежал в своем скромном «дворце», окруженный только женщинами (впрочем, может быть, и попал в плен к славянам, как об этом пишет Саксон Грамматик, см. гл. I), а вожди готов о нем забыли именно потому, что больной старик не мог, как тогда считалось, стоять на дороге у воина. Другие заботы были у вождей: гунны и молодые конкуренты. Но когда последний из честолюбивых вождей (тех, кто не ушел на запад) пал в битве или был вынужден сдаться гуннам, создалась весьма своеобразная ситуация. Все оставшиеся в живых молодые вожди имели за плечами длинный список поражений, а также, наконец, «подписание капитуляции» перед гуннами. Единственным непобедимым и несокрушимым вождем, с которым готы могли связывать свои надежды на реванш и на победу, был Кащей, несколько оправившийся от ранения. В это трудно поверить, но надо осмыслить фразу Иордана: «Винитарий ... с горечью переносил подчинение гуннам». Читать лучше не «Винитарий», а «остроготы». И надо только представить чувства «варваров» времен Великого переселения народов, которые массами гибли в бестолковых грабительских походах, нанимались к римлянам, истребляли друг друга, чтобы представить всю их страстную жажду реванша, все негодование, в которое их приводило мягчайшее «подчинение гуннам» (однако, твердо запрещающее грабительские войны). И, если представить себе всю эту смесь унижения и ярости у готов, можно понять, почему полумертвый Кащей (однако, вероятно, не понесший до того ни одного памятного поражения и даже перед гуннами не он капитулировал) стал настоящим спасителем для готов, стал, действительно, королем без кавычек, каким он, разумеется, никогда не был до «первой» войны с гуннами, когда он только более или менее удачно маневрировал между интересами честолюбивых головорезов. Теперь все было по-другому. Все вожди, кроме самых молодых, были запятнаны позором поражений, а «горечь» остроготов и их вера королю-спасителю были так велики, что они, вероятно, спокойно воспринимали даже казнь Кащеем непокорных вассалов (весьма вероятно, что четвертование росской княгини Лебеди и распятие уличского (или тиверского) князя Буса имели свои аналоги и для слишком самостоятельных готских вождей – см. выше о легендах про Дитриха Бернского). С таким народом и с таким государством можно было начинать новую войну. И она началась – об этом далее.