Игорь Николаев - Триарии

• Название: Триарии
• Автор: Игорь Николаев
• Жанр: Альтернативная история

Триариями назывались воины последней линии римского легиона – лучшие и наиболее опытные бойцы. Когда римляне говорили «дело дошло до триариев», это означало, что наступил критический момент в ходе сражения.

Беспощадная схватка развернется на море, в небе и на земле. Но, как и в давние времена, судьбу Родины решат триарии – те, кто не отступает и сражается до конца. До победы или смерти.

---

Поволоцкий тоскливо посмотрел на приколотый к книжной полке листок, на котором от руки было написано:

«взвод - санинструктор

батальон - санвзвод, фельдшер и носильщики

полк - санрота

дивизия - медсанбат

армия - n приданных подвижных полевых госпиталя (3 хирургических, по одному на дивизию, плюс терапевтический и инфекционный)»

Очень захотелось снова увидеть Анну Лесницкую. Удивительная все-таки женщина, сочетавшая чисто мужскую прямоту и решительность с женственностью и загадочностью. Но, к сожалению, после памятного обеда в офицерской столовой, они разъехались по разным делам. Анна оставила адрес «до востребования», и хирург трижды писал ей, но скорее для самоуспокоения, не особенно доверяя полевой почте.

Очередной приступ сонливости почти отключил его, как электрическую игрушку, и медик едва не выколол себе глаз стилосом.

«К черту» - решил Александр. – «Сейчас лягу и буду спать до утра. А потом – с новыми силами за работу!».

Диванчик «на полторы задницы» не предназначался для сна, но медик кое-как разместился на нем, скрутившись и изогнувшись. Он закрыл глаза, предвкушая, как блаженный сон сейчас подарит заслуженный отдых, и в тот самый момент, когда окружающие звуки расплылись, отодвигаясь куда-то вдаль, в дверцу автобуса решительно постучали.

- Кто там? - сонно спросил Александр.

Вместо ответа постучали сильнее. Донесся сварливый, рассерженный голос шофера, выговаривающий невидимому гостю по поводу нарушения докторского покоя. Тот отвечал что-то неразборчивое, странным голосом, с раскатистым и одновременно грассирующим «р».

Иностранец?

Поволоцкий чертыхнулся и полез с дивана, едва не сбросив локтем со стола черновик доклада.

Обладатель специфического акцента оказался высоким, даже выше Александра, тощим и огненно-рыжим, лет сорока, может быть даже меньше. Но первым, что отметил Поволоцкий, был просторный белый халат-накидка с большим красным крестом. От вида такой экзотики, давно вышедшей из употребления в нормальной армии, хирург на несколько мгновений впал в ступор. Гость же в свою очередь онемел, увидев заспанную и бородатую физиономию, недовольно воззрившуюся из открытой двери. Шофер, узрев патрона, решил, что дальнейшее уже не его забота, и покинул сцену.

- Коллега! – рыжий стукнул по дверце, которую украшал такой же красный крест, только поменьше. – Может быть, вы объясните? Мне приказали в двадцать четыре часа «добыть» краску - она у вас под землей, как нефть, что ли? - и покрасить фургоны в защитный цвет! У меня поинтересовались, обучены ли мои санитары борьбе с бронеходами! Мне выдали вот эту книжечку, - он махнул серой брошюркой, в которой Александр узнал «Указания по военно-полевой хирургии». - Сказали, прочтите и действуйте по ней! Я доктор философии в травматологии, пишу диссертацию по радиологической медицине, а мне дают брошюру для ... я не знаю, для дрессированных медведей, что ли? И у меня, начальника лазарета, нет вообще никаких полномочий! Сказали, езжайте на ГОПЭП, туда сейчас Вол уехал, он всех в две шеренги строит, вас тоже построит. Укажет место и под страхом расстрела прикажет работать, где указано. Кто такой Вол и где его найти?

Поволоцкий скривился от шума, пытаясь вспомнить, где сочетаются философия и травматология.

- Американец? – наконец спросил он. - Международный Красный Крест?

- Да! Наконец-то кто-то понял! – обрадовался рыжий.

- Понятно, - Александр вздохнул, прощаясь со сном. – Заходите.

Он распахнул дверцу пошире и сдвинулся в сторону, открывая проход в тесный и жаркий салон своего передвижного кабинета.

- Так где же… - начал рыжий, уместившись на диванчике, но Александр ответил раньше окончания фразы.

- Про «Вола» вам сказал такой седой и благообразный, лет пятидесяти, похож на Деда … Санта Клауса?

- Да, - озадаченно сказал гость.

Поволоцкий усмехнулся, вспоминая доктора Соловьева, известную в Москве персону, которая уже не первый десяток лет обслуживала всю московскую оперу, улучшая голоса массажем шеи и ароматными ингаляциями, имея с этого доходную клинику, контрамарки на все премьеры, портреты знаменитостей с дарственными надписями, пластинки с автографами и прочие приятности столичной жизни. На первом же челюстно-лицевом пациенте доктор совершенно честно упал в обморок — сказалась многолетняя отвычка от грубой прозы травматологии. Будучи переведенным на бескровную работу по контролю качества дезинфекции и дезинсекции обмундирования, Соловьев страдал и в меру сил злословил за спиной Поволоцкого. Впрочем, образ заскорузлого от крови военного хирурга, готового расстреливать за все подряд, тоже удалось пустить в дело.

- Вол - это я, - объяснил хирург. - Так мою фамилию недоброжелатели обрезали. И указания вам зачем-то прошлогодние выдали, сейчас я свежее издание дам. У нас, знаете ли, хирургов очень не хватает. До медведей пока не дошло, но опытных фельдшеров на простые операции ставят повсеместно. По всему остальному... у нас больше нет джентльменской войны, с подведением итогов дня на совместном файв-о-клоке. Лазарет МКК будет действовать не в соответствии с пониманием обстановки его начальником, а в соответствии с приказами санитарной службы армии.

- За неподчинение - расстрел? – всхорохорился американец.

- Один краснокрестный лазарет полгода назад самовольно снялся с места и уехал в тыл, никого не предупредив. А в это время к пустому месту пришла автоколонна с ранеными. Представляете, что с ними было дальше? Расстреливать, конечно, никого не стали - но начальник того лазарета теперь работает хирургом в дивизионном госпитале. Хирург, кстати, неплохой. Когда ему объяснили, что он наделал - плакал. А расстрелять следующего, кто так поступит, я действительно пообещал...

Слово за слово и сумбурно начавшийся разговор вышел на более ровную и полезную колею.

Рыжего американца звали Джон Кларк, и он был, в переводе на российский стандарт, доктором медицинских наук, специалистом в травматологии и еще совсем молодой науке радиологии. По рангу Кларку полагалось бы заведовать кафедрой или, по крайней мере, вести собственную лабораторию и научное исследование. Однако судьба распорядилась иначе…

Весной минувшего, шестидесятого года Евгеника попыталась вывести Конфедерацию из войны, нанеся мощный удар по Нью-Йорку. Бомбардировка с использованием трехфтористого хлора стерла город в щебень и умертвила четыре пятых его жителей. После Нация еще не раз повторяла химические атаки, в значительно большем масштабе, по всему восточному побережью. Похоже, Кларк кого-то потерял в той катастрофе, но в этом вопросе американец был крайне скуп, а Поволоцкий не расспрашивал, уважая чужую тайну. И при первой возможности Джон прибыл в Россию, вместе с одним из добровольческих госпиталей…

- Госпиталь? – живо переспросил Поволоцкий. – Настоящий? Со всем оборудованием?

- Университет Гопкинса сформировал за счет благотворительных взносов полностью моторизованный госпиталь на триста коек, - гордо произнес американец, - С двумя рентгеновскими аппаратами, зубоврачебным кабинетом, дополнительным лабораторным оборудованием, экспериментальными радиозащитными павильонами, кабинетом физиотерапии...

- Моторизованный госпиталь?! - Александр возвел очи к низкому потолку, покрашенному серо-зеленой краской и совершенно искренне сказал. – Господи, ты вознаграждаешь меня за страдания! Целый моторизованный госпиталь с кабинетом физиотерапии и специалистом-радиологом во главе!

И, уже обращаясь к Кларку, он продолжил:

- В резерв, только в резерв! Будете моим последним доводом.

* * *

Иван перелистнул последнюю страницу доклада. За последние недели ему пришлось очень много печатать, поэтому пальцы закостенели и частично потеряли подвижность. По рангу Терентьеву полагалась собственная секретарша-машинистка, но у Ивана хронически не получалось надиктовывать. Зато когда он садился за аппарат сам, мысли неслись вскачь, нужно лишь вовремя хватать их и бодрее стучать по клавишам.

Болели пальцы, болела шея, устали глаза, несколько часов подряд сфокусированные в одной точке. Терентьев встал из-за письменного стола и прошелся по домашнему кабинету. Ютта отправилась в магазин, купить чего-нибудь к ужину. Даже весьма высокопоставленные чиновники, к которым теперь относился Терентьев, отоваривались по карточкам, но работало немало обычных магазинов, только цены в них были отнюдь не божеские. Иван остался наедине с работой и сыном.

Вечернее солнце озаряло Москву последними багряными лучами. Иван взглянул в окно, разминая пальцы. Хотел было сделать самомассаж с помощью двух коротких деревянных палочек, как в свое время рекомендовали врачи, но решил, что обойдется. Не хотелось будить сына. Как мог, Иван растер плечи, шею и загривок, чувствуя, как кровь бодрее бежит по жилам, унося часть усталости и снимая мышечные спазмы. Подумалось, что вот так и чувствуется приближение старости – раньше громадье забот вызывало азарт, готовность снести горы, доказывая себе и миру собственное превосходство. Теперь работа с бесчисленными бумагами вызывала тоскливое раздражение, а вместо куража наваливался пудовый груз ответственности.