Мишель Пессель - Затерянный мир Кинтана-Роо

• Название: Затерянный мир Кинтана-Роо
• Автор: Мишель Пессель
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1969

Область Кинтана-Роо (побережье полуострова Юкатан в Мексике) — Одна из территорий, где до прихода европейцев существовала высокая цивилизация индейцев майя. Древняя культура майя во многом остается еще загадкой для ученых, поэтому каждая новая находка в этой области вызывает интерес во всем мире.

Автор книги, оказавшись в Мексике, увлекся древней историей страны и в поисках памятников майя совершил опасное путешествие пешком по пустынному берегу Юкатана. Ему удалось открыть несколько памятников культуры майя, которые он описывает в своей книге, однако его рассказ выходит далеко за рамки этой темы. В книге говорится и о природе Юкатана, и о жизни современных индейцев — потомков древних майя, в хижинах которых Пессель часто находил приют.

---

Как бы ни занимательны казались мне разговоры в тот день в Пуа, все же я извлек из них и полезные сведения о характере чиклеро и кокалеро (обитателей кокалей). Там я усвоил свой первый урок, который в очень скором времени спас мне жизнь: никогда не разговаривать с чиклеро громким голосом и никогда при разговоре не прикасаться к ружью или мачете.

Со смешанным чувством смотрел я в тот вечер на свой хенекеновый мешок, который уносил на спине Мигель, убийца и мой друг. Сам я собирался отправиться в путь на рассвете…

5. Кокали и чиклеро

На другой день я поднялся до восхода солнца. Сеньора Месос тоже встала рано, чтобы дать мне на дорогу две дюжины испеченных накануне лепешек и связку сушеных черепашьих желтков. С моря дул сильный восточный ветер, шумели пальмы, грохотал риф. Я пробирался вдоль берега в неясном призрачном свете раннего утра. Шагать по сухому рыхлому песку было очень трудно, поэтому я шел у самой воды по влажной полоске пляжа и вскоре наткнулся на жуткие остатки черепахи, убитой нами три дня назад. Ауры потрудились над ними основательно. Гладкий череп с двумя темными дырками глазниц блестел, как отполированный. Когда пляж кончился, я свернул в джунгли, чтобы избежать предательских острых скал на берегу. Однако я старался не слишком углубляться в чащу. Сквозь листву мне было видно, как восходит жаркое тропическое солнце, и я прибавил шагу, зная, что через несколько часов жара станет невыносимой.

В то утро я чувствовал себя особенно одиноким на этом затерянном в неведомых далях чужом берегу. Как я был далек тогда от мира, где людей подымает по утрам звонок будильника, а затем поглощает и несет на работу общественный транспорт. Удивительно далекий мир, и, однако, я все еще чувствовал какую-то связь с ним.

Временами из темной чащи доносились странные звуки, заставляя меня всякий раз вздрагивать. Шагая по камням, я вспугивал иногда больших, похожих на пауков сухопутных крабов, которые стремглав уносились прочь, а у меня душа уходила в пятки. Чем больше я думал о змеях, выбирая место, куда поставить ногу, тем сильнее боялся их. Удастся ли мне заметить змею? А что, если я наступлю на нее? Мне не раз приходилось слышать о смертельно ядовитой «барба амарилья» (желтой бороде) и маленькой коралловой змее длиной всего пятнадцать дюймов, от яда которой жертва умирает в страшных мучениях меньше чем за пятнадцать минут. При одном только ее названии мне представлялись страшные картины. А еще есть такая же опасная змея «куатро нарисес» (змея с четырьмя ноздрями)… Однако меня скоро утомил страх перед змеями, и я стал относиться к ним более рассудительно, философски.

Меня всегда удивляло, что при ходьбе ум человека бывает очень активен, а в то утро буквально каждый мой шаг становился мыслью, надеждой, наблюдением, недоумением, вопросом. Отыщу ли я Мигеля? Не задумал ли он украсть мой мешок? А что, если я ему все-таки не понравился? Я был теперь в его власти, и никому даже в голову не придет искать меня здесь. К счастью, в то раннее утро на пути в Ак я еще не знал, что ждет меня впереди. Не знал, что мне предстоит пройти пешком до самого Британского Гондураса. Целых сорок дней шагать через бесконечные джунгли, болота, лагуны и пляжи этого самого дикого побережья Центральной Америки, название которого готическим шрифтом наудачу напечатал Болл, чтобы подогреть мой энтузиазм. Наивно было верить Боллу, но еще наивнее было думать, что до Белиза можно добраться за неделю. Теперь Белиз стал труднодоступной целью. Между ним и Пуа лежало больше месяца неведомых опасностей и страха, лежал целый мир, из которого я вышел другим человеком.

Солнце уже поднялось высоко, когда, еле живой от усталости, я добрался наконец до кокаля Ак. От края кокаля мне были видны бесконечные ряды кокосовых пальм, а в середине его удивительная естественная пристань — скала с маленьким храмом. Не выйдет ли оттуда мне навстречу древний майя? Должно быть, у меня было такое же чувство, как у первых испанских конкистадоров, ступивших на неизвестную землю, такую не похожую на все, что они до сих пор привыкли видеть. Иная растительность, иной климат, необыкновенные люди с их удивительной культурой, не поддающейся оценке Запада. Недаром испанцы восприняли цивилизацию Нового Света как деяние дьявола. И в самом деле, разве не казалась дьявольской эта цивилизация, такая далекая, такая чуждая всем понятиям христианского мира? Испанцы даже не сразу признали, что у индейцев есть душа, зато довольно быстро обнаружили, что у них есть тело, и знаменосцы христианства стали также и распространителями сифилиса и разврата, превзошедшего все, что было известно индейцам доколумбовых времен.

Когда я вошел в хижину, Мигель готовил себе завтрак — какое-то неаппетитное на вид рыбное блюдо. Стряпал он по-холостяцки, неумело, испеченные им тортильи размером с граммофонную пластинку и толщиной в полдюйма невольно вызывали смех. Дружеская улыбка Мигеля успокоила меня. Заметив, что я обливаюсь потом, он тут же принес мне кокосовый орех. Мы сели с ним рядом на песок лицом к морю и принялись за завтрак. Теперь-то уж я постарался рассмотреть Мигеля как следует. Для индейца он был довольно высокого роста, и только много времени спустя, уже по фотографии, я увидел, что Мигель намного ниже меня. Все его тело состояло из стальных мускулов, а грудь была широкая и очень мощная. Впоследствии, тоже по фотографии, я понял, что в его красивом индейском лице, в его пронзительном взгляде было что-то зловещее, и я бы наверняка испугался, если бы встретил этого человека где-нибудь на улице цивилизованного города. Но там, в Аке, на песчаном пляже он мне казался очень красивым. Бронзовое лицо, выразительные, словно высеченные резцом скульптора веки, высокие сильные скулы и изящный нос, образующий с покатым лбом одну плавную линию. Он был молод, поэтому вызывал у меня особенный интерес. Мне хотелось узнать его мысли и его восприятие действительности.

Однако я не в состоянии был понять склад ума майя, людей очень молчаливых. Такая молчаливость часто бывает просто невыносима для нас, болтливых европейцев, — экспансивных южан и речистых саксов. Философская сдержанность майя проявляется не только в разговоре, но и в чувствах. Это молчаливость полная смысла, а для меня — полная таинственности. Позднее мне пришлось узнать молчание Востока, негативное молчание китайца, который не говорит потому, что ему не хочется говорить. Может, это и банально — давать определение молчаливости, но все-таки скажу, что у майя она имеет особый смысл, и я надеюсь со временем понять его.

Как и большинство индейцев, Мигель отличался немногословностью. У него не было потребности европейца всегда объяснять свои действия. Он не говорил «начнем, пожалуй», «выпьем», «давай, давай», «минуточку» и прочих слов, на которые не ждут ответа, а просто сопровождают ими действие, подкрепляют принятое решение. Мигель же только действовал. Когда он говорил, его фразы всегда имели точный смысл.

После еды Мигель поднялся и произнес одно лишь слово «коош», первое слово на языке майя, которое я узнал. Оно значило просто «идти». Не знаю, сколько раз мне приходилось слышать это слово, но оно скоро стало привычным и означало для меня, что путь еще не окончен, что надо идти дальше.

Мигель молча взял мой хенекеновый мешок, приделал к нему ремень из волокна хенекена и взвалил на плечи. Ремень охватывал его лоб. Заметив, как неловко я тащу свою сумку, он остановился и привязал к ней полоску материи, чтобы и мне можно было перенести нагрузку на лоб. Такой способ носить тяжести оказался на удивление удобным. Сумка сразу потеряла вес, да и руки освободились.

Кокаль Ак тянулся на две мили, а потом мы вышли на каменистый берег. Размытый морем серый коралловый известняк был сплошь покрыт острыми выступами и усеян дырками, будто сыр. Если тут упадешь, то весь изрежешься об острые края и зубцы. Вымытые кое-где глубокие ямки заставляли идти с величайшей осторожностью, так как об их края можно было в один миг сломать ногу.

Я не знал толком, куда мы идем и сколько надо еще пройти. От Мигеля я сумел узнать только расстояние в лигах — три лиги. Где-то я слышал, что одна лига равна двум с половиной милям, но вскоре мне пришлось пересмотреть такое определение. В Кинтана-Роо лига очень неопределенная единица, она означает расстояние, которое можно пройти за час, и изменяется в зависимости от характера местности и скорости пешехода. Три лиги казались мне бесконечными. Нам понадобилось четыре с половиной часа, чтобы добраться до Акумаля.

После часа ходьбы путь нам преградила лагуна среди высоких болотистых зарослей. Это была калета Ялкоу. Идти дальше по берегу моря стало невозможно. Вынув мачете, Мигель начал прорубать дорогу сквозь густые заросли. Передвигались мы очень медленно, ноги наши по щиколотку вязли в липкой, нагретой солнцем грязи.