Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

• Название: Битва дипломатов, или Вена, 1814
• Автор: Дэвид Кинг
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064412-4 («ACT»), 978-5-271-28952-1 («Астрель»)

1814 год.

Побежденный Наполеон сослан на Эльбу.

Главы 216 больших и малых государств собрались в Вене, чтобы на руинах разрушенной наполеоновской империи построить новую Европу... Перед ними стояло множество сложнейших дипломатических и политических проблем, требовавших немедленного решения. Что делать с побежденной Францией? Как разделить только что освобожденные земли? Какую компенсацию предложить семьям погибших? Венский конгресс прославился как самая изощренная «битва дипломатов», в которой сошлись лучшие политические умы тогдашней Европы — элегантный и расчетливый австрийский князь Меттерних, гений и циник — французский посланник Талейран, интеллектуал Александр I и хладнокровный британский лорд Каслри.

Но что же происходило за кулисами Венского конгресса? Книга Дэвида Кинга поможет читателю словно собственными глазами увидеть это.

---

— Я проиграл, — сказал Наполеон. — Но те, кто меня обвиняет, просто понятия не имеют о том, что такое пьянящий зов фортуны.

В Вену все же время от времени приходили сообщения с Эльбы. И от Кемпбелла, и от швейцарцев, итальянцев и других путешественников, бывавших на острове. Талейран знал, что Наполеон неспокоен и может предпринять какие-либо неожиданные действия. Один осведомитель предупреждал: «Бонапарт долго не продержится в ссылке».

Талейран попытался убедить коллег на конгрессе: Наполеона надо увезти подальше от Европы. Но и на этот раз его никто не поддержал. Наполеон побежден и изолирован, у него всего лишь четыре сотни солдат, море патрулируется британскими военными кораблями. Наполеон может сколько угодно нервничать, но он ни на что не способен. Донесения с Эльбы конгресс нисколько не обеспокоили.

У короля Франции, очевидно, было больше оснований для тревоги. Еще до прибытия Наполеона на Эльбу французские власти очистили склады на острове от пушек, боеприпасов, государственного имущества и ценностей. Капитан Томас Асшер, командир фрегата «Неустрашимый», доставивший Бонапарта на остров, самонадеянно и, явно выдавая желаемое за действительное, докладывал об «угнетенном и унылом» настроении ссыльного императора. Наполеону не выдали ни одного су из обещанных по договору об отречении двух миллионов франков. Более того, французский монарх конфисковал личную собственность Бонапарта на сумму в десять миллионов франков.

Наполеон представлял реальную угрозу восстановленным Бурбонам, не признанным многими французами, особенно солдатами и ремесленниками, желавшими возвращения императора. Держать Наполеона рядом с Францией было рискованно.

Пока Талейран нажимал на дипломатические и салонные рычаги, кто-то во французском посольстве готовился разрешить проблему Наполеона в практическом плане. Свидетельств мало, гораздо больше вопросов, но некоторые бумаги, найденные горничными, указывают на то, что в миссии замышлялось похищение Бонапарта. Нити ведут к человеку «номер два» в посольстве — герцогу Дальбергу, если не к самому Талейрану.

Операция похищения разрабатывалась совместно с французским консульством в Ливорно, заново открытым Талейраном как министром иностранных дел три месяца назад. Талейран лично подобрал на роль консула шевалье Мариотти, корсиканца, одно время охранявшего сестру Наполеона Элизу и по каким-то причинам затаившего зло на семью Бонапартов. За осень Мариотти во всех близлежащих портах создал сеть агентов и осведомителей, которые помогли ему сформировать полное представление об образе жизни Наполеона, распорядке дня и выяснить самое главное: где и когда его можно захватить. Он узнал, что Бонапарт часто выезжает с небольшой командой гвардейцев на соседний остров Пианозу и ночует на корабле. «Легче всего, — сообщал Мариотти в конце сентября, — взять Наполеона на Пианозе и увезти на остров Сент-Маргерит».

По всей видимости, по поручению шевалье Мариотти в последний день ноября на Эльбу приехал под видом торговца оливковым маслом некий молодой итальянский авантюрист. По паспорту это был тридцатитрехлетний итальянский патриот Алессандро Форли, хотя, возможно, это его и ненастоящее имя. Он зарегистрировался в форте Стар и затерялся в толпе таких же, по определению Нила Кемпбелла, «странных и всем недовольных личностей». Торговец оливковым маслом быстро освоился в городе. Вскоре он уже поставлял оливковое масло во дворец Наполеона и ждал дальнейших указаний от шевалье Мариотти.

Четыре недели, предшествующие Рождеству, — время раздумий, самоанализа, духовного очищения. На католиков, которые ведут себя фривольно, смотрят косо. Хозяйки салонов опасались оказаться в проигрышном положении по сравнению с соперницами из других конфессий. Герцогиня де Саган, протестантка, и княгиня Багратион, православная, могли, как и прежде, предаваться развлечениям по своему усмотрению.

Тем не менее и в декабре продолжались банкеты, балы-маскарады и полуинтимные званые ужины. Одним из самых привлекательных мест для собраний в узком кругу была маленькая квартирка Фридриха фон Генца на Зайлергассе. Гости поднимались по крутой лестнице на четвертый этаж и протискивались к столу, стоявшему посредине обеденной комнаты, рассаживаясь практически локоть к локтю. Лакеи, держа в руках блюда, с трудом пробирались между стульями и стеной. На таких застольях часто бывали Меттерних, Гумбольдт и, конечно же, княгиня Багратион.

Однажды за столом оказался американец немецкого происхождения д-р Юстус Боллман. Впитав в себя американский образ жизни, он долго рассказывал эмиссарам императоров и королей о преимуществах республиканской формы государственного устройства. По описанию очевидца, хозяин квартиры Генц выглядел так, словно на его глазах «совершалось убийство».

Д-р Боллман приехал в Вену осенью в надежде найти богатых спонсоров для своих проектов. А планы у него были грандиозные. Американец собирался учредить австрийский национальный банк, начать выпуск новой платиновой монеты, создать на Дунае пароходство. Он рассчитывал и на содействие в увеличении торговых связей между Австрией и Новым Светом, особенно в сфере производства ртути, часов, музыкальных инструментов. Пока в Вене не встретили понимания ни республиканские идеи американца, ни его проекты.

На званых вечерах предпочитали другие развлечения. У графа Зичи гости обменивались страшилками о призраках в стиле модного тогда романтизма. Князь Радзивилл, сидя на полу гостиной при свете единственной свечи, рассказывал очень правдоподобно о польском замке, населенном привидениями, преследовавшими людей. Неожиданно дверь салона со скрипом открылась и тут же захлопнулась. По описанию одного из гостей, дамы вскрикнули, а джентльмены заерзали в креслах. Граф Зичи, заулыбавшись, признался, что он снабдил дверь пружиной. Громче всех смеялся король Дании.

Граф Зичи был мастер на выдумки. В его салоне зародился новый вариант игры в шахматы. Гости облачались в костюмы королей, ферзей, слонов, пешек и передвигались, следуя командам, по полу, расчерченному на черные и белые квадраты.

И у Доротеи, помощницы Талейрана, появилось новое увлечение. Ее все чаще видели в компании с молодым австро-богемским аристократом, бравым офицером, графом Карлом Кламом-Мартиницем. Ему исполнилось всего лишь двадцать два года, но он уже успел стать любимцем бывшего командующего союзными армиями князя Шварценберга. Граф Клам успел и отличиться — спас жизнь Наполеону (в апреле 1814 года он отбил его от разъяренной толпы).

Доротея привлекла его внимание на императорской карусели в прошлом месяце, и представил их друг другу не кто иной, как Генц. С того дня граф Клам постоянно наведывался в посольство французов. Парочка прогуливалась верхом на лошадях в парке Пратер или обедала в фешенебельном ресторане  «Римская императрица». В честь поклонника Доротеи шеф-повар Талейрана создал новый десерт — божественный праздничный торт «Клам-Мартиниц».

Своими кулинарными шедеврами шеф-повар Талейрана оказал честь и другим делегатам конгресса. К столу подавались, например, «бомб а-ля Меттерних» и «пудинг Нессельроде». Последнее угощение, посвященное министру иностранных дел России, особенно радовало гурманов — каштаны, смородина, изюм, взбитые сливки, но, если пудинг не получался достаточно сладким, его оставляли на ночь в вишневом сиропе мараскино. На столах он появлялся в виде ананаса.

Неудивительно, что на званых ужинах и приемах у французов всегда было людно. Шеф-повар Талейрана своими соусами, подливками и десертами творил чудеса для французской дипломатии. «Мне нужны не секретари, а кастрюли», — шутя, отвечал Талейран, когда его спрашивали о том, чего ему не хватает в Вене.

У Талейрана были и другие незаменимые помощники, создававшие привлекательный образ Франции, — балерина Эмилия Биготтини, очаровывавшая всех своими восхитительными танцами, художник Жан Батист Изабе, устроивший студию возле кафе «Юнглинг» в Леопольдштадте, где он неустанно писал портреты вельмож конгресса.

Каждый понедельник, как только открывались двери студии, к художнику валил народ, желавший запечатлеться или хотя бы взглянуть на еще не законченные или только начатые изображения светил Европы, которыми была заставлена вся комната. Кареты, выстроившиеся в ряд на улице, наглядно демонстрировали популярность студии, которую Изабе в шутку называл «галереей венценосных голов». Остроумный живописец, знавший множество пикантных историй о наполеоновском Париже, притягивал к себе людей как магнит. Дипломат Талейран не напрасно взял в Вену повара-искусника, балерину и художника. Каждый из них по-своему доказывал всей Европе, что истинная Франция — страна не Бонапартов, а людей миролюбивых, добропорядочных и вполне симпатичных.