Жильбер Мартино - Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне

• Название: Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне
• Автор: Жильбер Мартино
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03116-6

Маленький остров, затерянный в Атлантическом океане, стал последним прибежищем Наполеона. Те пять с половиной лет, которые он провел здесь (1815—1821), можно назвать временем угасания и медленной агонии великого человека, умерщвляемого бесконечными и по большей части бессмысленными придирками английских тюремщиков и самой природой этого унылого острова — Скалы, как называли его французы. Едва ли кто-нибудь смог бы лучше рассказать о жизни Наполеона и других обитателей острова, нежели Жильбер Мартино — человек, в течение сорока лет занимавший должность хранителя Французских владений на Святой Елене и собравший бесценный материал о последних годах жизни Императора французов и его окружении.

---

В этом же году, а именно в апреле 1817 года, Гурго записывает: «Уныние царит и в Лонгвуде, и в лагере, где за неделю четверо солдат умерли от дизентерии», а барон фон Штюрмер сообщает своей сестре, что «множество англичан страдают от закупорки печени и всяческих воспалений; нет дня, чтобы кого-нибудь не хоронили». Бальмен, ставший жертвой практически всех местных болезней, нарисовал устрашающую картину своих мучений, кроме уже упоминавшегося «воспаления рта и глотки», сопровождавшегося «болями и приступами тревоги и страха». «Нет и дня, — говорит он, — чтобы я не мучился от болей в желудке, нервных припадков, начинающейся закупорки печени; я чахну на глазах». Вскоре он уточняет: «За этим следует упадок сил и депрессия. Врачи уверяют меня, что одиночество, скука и вообще жизнь на Святой Елене не позволяют мне окончательно поправиться и что в конце концов я впаду в маразм». В конце 1817 года после приступов лихорадки, которые приковывают его к постели, жалобы возобновляются: «Здоровье мое очень плохо, меня мучают нервы, здоровье мое слабеет. Остров Святой Елены действительно непригоден для жизни».

Желая добиться необходимого результата, он обращается непосредственно к послу России в Лондоне: «Мое здоровье в удручающем состоянии, мистер Бак-стер считает, что я непременно должен вернуться в Европу. Уже полтора месяца я почти не выхожу из дома, потому что у меня то и дело возникают нервные спазмы, лишающие меня слуха и зрения. И при этом меня постоянно точит и сушит тоска, с которой мне никак не удается справиться. Адмирал Малькольм, так же как и леди Малькольм, тоже не может выносить эту скалу. Они оба утратили свою веселость. За исключением губернатора, все нас покидают, а те, кто сменяет их, уедут через год, так как дольше никто здесь не выдерживает. Кроме климата, который совсем не таков, как о нем говорят, здесь убивает скука. Оставить здесь кого-нибудь навсегда — настоящее варварство, если конечно это не преступник. Здоровье мое с каждым днем все хуже. Ипохондрия угнетает меня до такой степени, что врачи, перепробовав все средства для моего излечения, решили, что мне следует отсюда уехать. Жгучий воздух этой скалы убивает меня. Даже рассудок мой начинает слабеть».

Три года спустя в 1819 году он отправляет депешу, в которой повторяет: «Я так и не смог привыкнуть к этой скале, меня постоянно мучают нервные припадки. По признанию всех врачей, чрезмерная, невыносимая жара вредна моему здоровью и уже разрушила его. В прошлом месяце я был тяжело болен, и меня все еще мучают нервы». В августе 1818 года, когда он отправился в Бразилию, он написал министру, чтобы объяснить свое решение: «После нервных припадков и действительно невыносимых мигреней я решился, после двадцати семи месяцев страданий, совершить небольшое путешествие».

«История болезни» русского комиссара очень любопытна. Если отбросить преувеличения, имевшие целью оказать давление на Санкт-Петербург, из нее следует, что Бальмен с самого прибытия, по всей вероятности, страдал от цинги, живописно названной воспалением глотки и явившейся следствием долгого плавания; затем от нервных мигреней, вызванных скукой, одиночеством и жарой — тремя факторами, следствием которых может быть неврастения, впоследствии переходящая в невроз; и наконец, от желудочно-кишечных расстройств, вызываемых отвратительной пищей, солониной, сомнительной свежести рыбой, некачественной водой и грубыми овощами.

Дневник генерала Гурго предоставляет нам многочисленные подробности, порой даже интимного свойства, этого заболевания — дизентерии. Среди французов он оказался первым, кто заплатил ей дань. В феврале 1816 года Гурго заболел; его лечили, но не слишком успешно, поскольку в конце месяца он записывает: «Не мог продолжать дневник из-за сильнейшего приступа дизентерии, которая к середине марта привела меня на край могилы». Действительно, в это время он уже собирается продиктовать свою последнюю волю, а врач, доктор Уорден, дежурит около него по ночам. Едва поправившись, он является к Императору, и тот со своей обычной резкостью, которая в данной ситуации выглядит жестокой, спрашивает о причинах его печального вида, Гурго отвечает, что плохо себя чувствует, и Наполеон, пожав плечами, признается, что его тоже мучают боли в кишечнике.

— Проклятая страна!

Чуть позже, когда Наполеона все еще мучают сильнейшие колики, Гурго пишет: «В лагере много больных. Много солдат умерло. Лучше бы умер Хадсон Лоу; это произвело бы хорошее впечатление, а то умирает только простой люд». В мае у Бертрана начинаются после еды колики, а в октябре заболевает Альбина де Монтолон, которую лечат каломелью. В это же время маленькому Тристану де Монтолон становится так плохо, что приходится сделать ему кровопускание, чтобы «спасти его». В 1819 году заболел и Маршан: он жалуется на боли, которые странным образом похожи на те, что терзали перед смертью Чиприани Франчески, сгоревшего за несколько дней в чудовищных муках, и миссис Диаз, которая скончалась в одночасье 12 марта 1818 года. «Я был занят рисунками для вышивки, о которых меня попросили эти дамы, когда у меня вдруг начались ужасные колики, и я принужден был лечь в постель». В течение трех недель его лечили обычными тогда ртутными пилюлями, от которых у него расшатались зубы, а во рту появились волдыри. Эти пресловутые blue pills, считавшиеся панацеей в британской армии, возможно, из-за их эффективности при лечении сифилиса, содержали ртуть, мед, сахар и измельченные лепестки красных роз. В Лонгвуде все принимали их в большом количестве.

Два врача уделяли серьезное внимание санитарному состоянию острова: О'Мира и Антоммарки; их выводы совпадают, а так как они имели свободный доступ в госпиталь и пробыли в Лонгвуде один три года, а другой полтора, их мнение заслуживает внимания. После общих рассуждений об отвратительном климате О'Мира добавляет: «Совершенно очевидно, что климат Святой Елены вреден не только для европейцев, но действительно обладает вредоносными свойствами, о чем свидетельствует высокий уровень смертности на острове. Даже незначительные изменения погоды или легкое похолодание часто вызывают приступы дизентерии, воспаление кишечника или лихорадки, которые за несколько дней принимают опасный оборот, если не начать сразу действенное лечение. Дизентерии и обычно сопровождающие их заболевания печени приобретают по большей части тяжелую форму и не поддаются воздействию самых сильных и эффективных лекарств. До прибытия знаменитого пленника слишком мало европейцев длительное время оставались на острове, и я могу утверждать, исходя из личных наблюдений, что у большей части лиц, находившихся тогда на острове, даже у офицеров, случались более или менее сильные приступы дизентерии и гепатита, и с сожалением должен сказать, что в их числе был и я. Врачи, которые оказались в состоянии составить себе точное представление об острове, полагают, что климат его крайне вреден для здоровья и что дизентерия и гепатит свирепствуют здесь с неслыханной силой». И далее ирландец ссылается на работу врача 66-го полка доктора Лея, в которой тот опирается на личные наблюдения: «Медицинская диссертация о гепатите и дизентерии на Святой Елене».

В 1819 году доктор Антоммарки высказывается столь же точно и категорично: «Я здесь обнаружил лишь дизентерию и гепатит в острой или хронической форме; никому не удается избежать губительного воздействия климата». Его слова подтверждают с научной точки зрения наблюдения Бальмена: «В гарнизоне свирепствуют заболевания печени. Мало кому удается избежать этой болезни. Она появилась на острове лишь пять лет назад, но распространяется на редкость быстро».

Какова же природа этого свирепствующего в войсках и поражающего всех европейцев заболевания, которое побудило военного врача написать диссертацию? Говорили об амёбной дизентерии или амёбиазе, страшной болезни, часто приводящей к абсцессу печени, повсеместно распространенной в Африке и Азии. Вполне приемлемая гипотеза, если учесть, что большая часть 66-го полка совсем недавно участвовала в индийской кампании, а пятьсот китайцев, работающих в Компании, приехали из той страны, где амёбиаз свирепствует постоянно. Лоу говорил об этом своему министру в 1817 году, но, как всегда, прикрывая реальность стыдливой вуалью, «вихляя задницей», как говорил Наполеон.

«Осенний период благоприятен для лихорадок и дизентерии, и в прошлом году количество заболеваний едва не вызвало панику из-за неосторожного заявления медиков о возможности заражения, и я весьма благодарен доктору Бакстеру, принявшему соответствующие меры для опровержения этого мнения. Первый капеллан, даже не поставив меня о том в известность, вознамерился возносить с амвона молитвы, предназначенные для времен эпидемий и чумы, и если бы не доктор Бак-стер, быстро принявший решительные и действенные меры, чтобы исправить допущенные ошибки, эти слухи могли бы достичь Европы и Востока и вызвать большую тревогу, впрочем, совершенно беспочвенную».