О. Гончаренко - От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед

• Название: От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед
• Автор: О. Гончаренко
• Издательство: Вече
• Жанр: Военная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-6482-9

В последние сто лет, прошедшие после первого празднования юбилея 1812 года, отечественная периодика уделила достаточное внимание как отдельным лицам — героям войны и полководцам, так и отдельным сражениям и битвам, участие в которых принимали русские войска. «Дети страшных лет России» — в полной мере эти строки Александра Блока можно отнести к авторам этой книги. И современный читатель, пусть даже впервые знакомящийся с темой Наполеоновских войн, прочитав предлагаемый сборник, получит, хотя и общее, зато весьма яркое представление о ряде исторических лиц, их «днях и делах» и других событиях того времени. В год двухвекового юбилея Отечественной войны 1812 года предлагаемая читателям книга станет еще одним источником полезных сведений для всех тех, кто интересуется этой, без сомнения, яркой исторической эпохой, именуемой Наполеоновскими войнами.

---

7

«Войска, кои делают грабеж, не могут быть храбры», — говорится, напр., в приказе Барклая 22 июня.

8

Приказ 22 августа предписывает без пощады наказывать мародеров; 3 сентября предписывается расстреливать на месте всякого мародера, оказывающего сопротивление.

9

Поводом послужили слова, сказанные будто бы Кутузовым Вильсону после сражения при Малоярославце: «Я нисколько не полагаю, чтобы совершенное истребление Наполеона и его войск было таким благодеянием для вселенной. Наследство его достанется не России…»

10

Чичагов вообще был большой поклонник революционной Франции (воспоминания Эделинг).

11

Возможность плана отступления была подсказана Александру I Бернадотом. Тот же план отстаивал ген. Пфуль.

12

По плану Пфуля.

13

Вот еще несколько черт для характеристики Багратиона, сообщаемых Ермоловым: «Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности. Не всегда предприимчив, приступая к делу, решителен в продолжение его. Неутомим в трудах. Блюдет спокойствие подчиненных; в нужде требует полного употребления сил. Отличает достоинство, награждает соответственно. Нередко, однако же, преимущества на стороне тех, у кого сильные связи, могущественное у двора покровительство. Утонченной ловкости перед государем, увлекательно лестного обращения с приближенными к нему. Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния»… Подчиненный, «почитая за счастье служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою».

14

«Националисты» 1812 г. усердно распространяли такое мнение в общественных кругах. Любопытно привести отзыв по этому поводу современника, небезызвестного Греча: «Отказаться от участия иностранцев было то же, что по внушению патриотизма не давать больному хины, потому что она растет не в России»… «Да и чем лифляндец Барклай менее русский, нежели грузин Багратион. Скажут: этот православный, но дело идет на войне не о происхождении Св. Духа».

15

Записки Ростопчина могут служить еще раз примером того, как впоследствии современники вольно или невольно изменили свои взгляды на людей и события. В «Записках» Ростопчин очень тепло отозвался о Барклае, признавал за ним все хорошие качества полководца и отдавал ему несомненное предпочтение перед Багратионом. «Барклай — пишет Ростопчин, — был человек честный, благоразумный, методический… У него не было других забот, как сохранить армию… Он отличался необыкновенной храбростью и часто удивлял своим хладнокровием… Багратион, обладая многими дарованиями для того, чтобы быть хорошим генералом, был слишком необразован для того, чтобы быть главнокомандующим. Он очень хвастался тем, что был ученик и любимец Суворова. Он хотел непременно драться… и если бы он начальствовал войсками… может быть, погубил их»… А между тем в начале кампании 1812 г. Ростопчин совсем по-другому относился к деятельности Барклая; лучшим свидетельством является его письмо Александру 23 июля: «Москва и войска в отчаянии от бездействия и слабости военного министра, который совершенно подчинился Вольцогену. В главной квартире спят до десяти часов утра».

16

Segur «Vie de Rostopchine». Александр не любил непрошеных советчиков, в числе которых, как мы знаем, пытался выступать с 1806 г. вождь русских «националистов» Ростопчин. Очень чутко относящийся к малейшим намекам на свое воцарение, Александр не забывал и фразы Ростопчина, сказанной одной из родственниц: «Бог не может покровительствовать войскам плохого сына».

17

«Но это дело портного» (франц.).

18

В своей шуточной автобиографии «Жизнь Ростопчина, списанная с натуры в десять минут» довольно верно сам определил свое самодурство: «Я был упрям, как лошак, капризен, как кокетка, весел, как дитя, ленив, как сурок, деятелен, как Бонапарте; но все это — когда и как мне вздумается». И далее: «Голова моя была разрозненная библиотека, в которой никто не мог добиться толку и ключ к которой был только у меня». Здесь Ростопчин, пожалуй, ошибался — ключа от головы не было и у него самого.

19

В эпоху французолюбия Ростопчина (в 1800 г. Р. был сторонником союза с Францией против Англии) придворные льстецы, как свидетельствует Чарторижский, также любили Ростопчина сравнивать с Наполеоном — это два человека современности.

20

«Мелкое ничтожество» — таков отзыв о Ростопчине кн. А.Б. Лобанова-Ростовского.

21

Для нас нет никакого сомнения в том, что Ростопчин не верил в ту фантастику, которую он создавал вокруг остававшегося в Москве кружка масонов. Надо лишь сопоставить различные этапы отношения Ростопчина к Новикову, Лабзину, Лопухину и др., чтобы отчетливо увидеть всю лживость ростопчинской натуры (см. в «Мелочах о Ростопчине»).

22

Возможно, впрочем, что это было действительно так, т. е. что он мог получить запрещенную газету через сына Ключарева. Так, по крайней мере, по словам свидетелей, сказал Верещагин отцу. Верещагин на допросе отвергал это, указывая, что он с сыном Ключарева даже не был знаком и что «сказал так единственно потому, чтобы тем сделать уверение в справедливости, опасаясь, что если скажет о сочинении оной им, то не только что ее не примут за справедливость, но получит еще наказание от отца». Верещагин показывал обер-полицмейстеру Ивашкину, что нашел газету, «шедши с Лубянки на Кузнецкий мост… против французских лавок».

23

Это прибавлено по предложению Ростопчина.

24

Впоследствии в том же Ростопчин заподозрил и черниговского архиепископа Михаила (см. письмо от 8 ноября).

25

Любопытно, что в Нижнем, по предписанию Ростопчина, высланные содержатся в остроге.

26

Обращение не соответствовало действительности, ибо «из сорока арестованных четвертая часть были немцы из разных германских земель… которые все, разделяя национальную вражду того времени, обнаруживали антипатию к нам», — замечает Домерг. В этом и заключалась «нелепость» ростопчинской меры. Глинка в своих воспоминаниях ошибочно говорит о высылке из Москвы «некоторых уроженцев Франции на барке в струи волжские».

27

Харон по поздней греческой мифологии перевозил в своей барке души умерших через реку Ахерон в царство мертвых.

28

«Взойдите на барку и войдите в самих себя» (франц.).

29

Бестужев-Рюмин этот случай относит к 30 августа.

30

Еще в июле он гордо говорил Хомутовой: «Поверьте мне, пока я главнокомандующий в Москве, не отдам ключей Наполеону…»

31

Упоминание о вывозе воспитанниц из Москвы ввиду приближения неприятеля дает повод вспоминать примечательные для характеристики эпохи письма по этому поводу императрицы Марии Феодоровны к лицам, стоящим во главе учебного ведомства, покровительствуемого императрицей, — к Баранову и Нелединскому («Рус. арх.», 1870. № 8–9). Воспитанниц Екатерининского и Александровского институтов пришлось увозить на телегах за неимением других экипажей, цена на которые к этому времени (20-е числа августа) возросла до колоссальных размеров, ввиду огромного числа беглецов. Этот факт привел в негодование вдовствующую императрицу: «О чем я не могу вспомнить без огорчения и почти без слез, — пишет она Баранову, — это отправление девиц, особливо дщерей, российского дворянства на телегах и то откуда? из столицы Российской! Пусть так, что необходимость принудила прибегнуть к сему экипажу для Александровского училища, "дочерей" нижних офицерских чинов и подобного сему званию…» («Я признаюсь, — добавляет М.Ф., — что я не понимаю, как могли решиться возить сих девиц на телегах, и я не только со стыдом представляю себе, какое действие произвело сие позорище»). «Но как могло случиться с вашими нежными чувствами, мой добрый Нелединский, как могли вы подписать такое жестокое решение, чтобы отправить на телегах девиц Екатерининского института, дочерей дворян?…Я уверяю вас… что я плакала горючими слезами. Боже мой! Какое зрелище для столицы империи: цвет дворянства вывозится на телегах!»

32