Лента Ососкова - История вторая: Самый маленький офицер

• Название: История вторая: Самый маленький офицер
• Автор: Лента Ососкова
• Жанр: Научная Фантастика

В составе русской делегации в страну-протекторат Забол встретились такие разные люди - Великий князь, девушка-шофёр, бывшие снайперы, герой Забол-Выринейского конфликта... и пятнадцатилетний Сиф Бородин. Его считают ребёнком - но ведь он уже офицер. Самый маленький офицер Лейб-гвардии.

К тому же, шесть лет назад, на войне, - почему-то никого не волновало, что ребёнок не может служить.

---

— Да не, не к чему. Просто странно: никого у тебя нет, ты вольная птица, и уверяешь, что и в мыслях Кочуйской не держишь, хотя она сегодня ехала с тобой в машине.

— Я просто её расспрашивал. Всё, закрыли эту тему, — отрезал Заболотин. И в кое-то веки Кром почему-то послушался.

Некоторое время оба офицера молчали, вглядываясь еле видную в сумраке наступающей ночи реку. Ведка текла стремительно, изредка шумно вздыхая и накатываясь на берег. Ей не нравилось бежать внизу, в узком проходе между двумя холмами.

Потом Заболотин спохватился и, кивнув Вадиму, торопливо пошёл прочь. Где-то за горизонтом громыхала артиллерия, словно ворочала набрякшими тучами гроза. Отчего-то офицеру вспомнилась любимая поговорка старого его учителя, Нестора Сергеевича Щавеля, который часто, прищурившись, говорил какому-нибудь ляпнувшему не то ученику: «Против пехоты кто нужен? Танки. А против танков? Самолёты. А против самолётов — ПВО, но вот её-то вам и придётся брать пехотой…»

Может, Щавель был прав. По крайней мере, Заболотин чувствовал в своём батальоне силу, скорость и сноровку. Например, сейчас временная позиция сформировалась на загляденье быстро и аккуратно. Виден был большой, надёжный опыт. Или, может, стремительный марш задал темп всей остальной жизни, кто знает…

Свою палатку Заболотин нашёл легко: у входа в неё, отставив руки назад, сидел Сивка, тоскливый и вялый, и, запрокинув голову, разглядывал тёмно-сизое небо.

— Пошли, Индеец, — нехотя вспомнив о своём обещании, позвал капитан, заходя в палатку. Не иначе, как Казанцев при установке потрудился: все вещи были аккуратно поставлены у входа, а оба спальных места в равной степени манили взор. Всё-таки, жалко было его отпускать в штаб… Сделать бы его обратно ординарцем!

Правда, Заболотину отчего-то казалось, что Сивка обязательно заревнует. Но, с другой стороны, чего тут ревновать?..

Мальчишка, лёгок на помине, забрался в палатку следом. У него была удивительная способность честно осознавать, что его поступок — плохой, и спокойно нести наказание. Только одна проблема: кажется, Индеец осознавал «плохость» поступка, исключительно как мнение Заболотина. Свою точку зрения на «что такое хорошо и что такое плохо» пацан не озвучивал. И, к сожалению, в своих поступках не всегда раскаивался.

— Ну что, Сивка-бурка, больше при женщине выражаться не будешь?

Мальчик медленно перевёл взгляд на офицера, пару раз сморгнул и с запинкой, равнодушно отозвался:

— Это она была неправа.

— Так мы уже не о причинах. Мы о фактах, — напомнил Заболотин, которому было довольно непросто спокойно разговаривать с таким Сивкой — когда того «ломало» голодом по ПС.

Мальчишка опустил голову и не сказал ничего.

… Почему-то уже неоднократно случалось так, что ровно после окончания «воспитательных мер» кто-то появлялся с делом к Заболотину, поэтому тот вовсе не удивился, когда голос за пологом палатки неуверенно спросил:

— Сдарий командир, к вам можно?

— Заходите, — отозвался Заболотин, поглядывая на красного Индейца, и удивлением наткнулся на гораздо более осмысленный взгляд, чем ждал. Кажется, случившееся отогнало очередной пик ломки.

В палатку забралась Кочуйская и, сообразив, что тут происходило, залилась краской:

— Это из-за той фразы? — тихо-тихо спросила она, опуская голову. — Не стоило, сдарий командир! Разве так можно?!

— Мы говорили не о причинах, а о фактах, — ответил «сдарий командир», бросив многозначительно-выжидающий взгляд на Сивку. Тот понял, сглотнул и неловко буркнул:

— Ладно, больше при вас не ругаюсь.

— Но всё равно так нельзя! — беспомощно воскликнула санинструктор и участливо поглядела на Индейца. Пацан ответил злым взглядом, не принимая жалости, и Эля совсем поникла, так что короткая косичка свесилась набок.

«Боже, выглядит совсем девочкой», — в который раз уже подумал Заболотин.

«М-да, баба не солдат, на войне не уместна», — вынужден был признать Сивка.

— Господин сержант, — как можно мягче произнёс Заболотин, — не стоит переживать из-за рядового случая. Поверьте, совсем не стоит.

— Да, конечно, — Эля откинула косичку назад и подняла голову. — Я просто хотела узнать: когда мы прибудем на место… ну, откуда начнётся сама операция, — она заговорила твёрже, — там будет обеспечена своевременная эвакуация раненых или?..

— Это будет окончательно ясно на месте. Насколько пока это предполагается — будет, но как всё повернётся во время боевых действий… — Заболотин отвернулся, прекрасно понимая, что до раненых мало кому дело будет. А ещё он не желал признавать, что и сам волнуется за ход предстоящей операции. Его раздражала неизвестность и собственная беспомощность в том, чтобы что-либо изменить.

— Да, конечно… наверное, глупо было ожидать другого ответа, — поспешно, может, даже излишне поспешно, кивнула Кочуйская и, выпрямившись, козырнула, но не успела открыть рот, как Заболотин махнул рукой:

— Вольно, господин сержант. До свиданья.

Эля вышла, на пороге столкнувшись с Кромом. Тот залез внутрь и многозначительно произнёс:

— Ну-ну.

— Очень смешно, — с досадой отозвался Заболотин.

— Да я ещё ничего не сказал!

— А я ничего и не ответил. Пошли наружу. Ты Кондрата видел? Ну, прапора Кондратьева, из разведвзвода… — Заболотин не договорил, поскольку в палатку просунулась смуглая горбоносая голова.

— Я здесь, ваше высокоблагородие, — сипло произнесла она, и горбоносый ужом проскользнул в палатку. Он был брит налысо, так что его затылок глянцево поблёскивал в свете фонаря, широкоплеч, а нос гостя не просто обладал орлиной горбинкой, но и слегка был свёрнут набок. Пошевелив мощными челюстями, словно что-то пережёвывая, Кондрат нехотя поднял руку для приветствия, ничуть не смущаясь отсутствием головного убора.

— О, вечер добрый. Вольно… Тогда пойдёмте на улицу, — поднялся с места Заболотин. — Потолковать надо. Можно даже сказать — посоветоваться… А ты, Сивка, подожди меня здесь.

8 мая 201* года. Забол, Горье.

Алёна грустила и обиженно молчала вплоть до того момента, как они подошли к машине. Милиционеры переглянулись, старший по званию отдал честь, и они ушли. Врач выказал желание осмотреть рану, но Сиф забрался в микроавтобус и оттуда уже буркнул:

— Просто оцарапало.

— Рану надо обработать, — непреклонно ответил врач, забираясь следом. У двери маячила Алёна, не решаясь лезть под руку врачу.

— Залить перекисью — и готово, — не сдавался Сиф, которому больше всего на свете сейчас хотелось отрубиться и не чувствовать раны.

— А так же вколоть обезболивающее и перевязать. Снимите рубашку, сдарий… фельдфебель, да?

— Фельдфебель.

— Здесь есть аптечка, — наконец неуверенно подала голос Алёна и, не дожидаясь согласия, полезла за чемоданчиком. Врач не стал возражать, решив, видимо, как можно меньше спорить — быстрее сможет обработать рану.

— Сдарий фельдфебель, рубашку, — только напомнил он терпеливо.

Сиф буркнул что-то, смутно похожее на согласие и аккуратно сел на край сиденья, тронул рубашку и замер, мужественно грызя губу. Смертельно хотелось рыдать в голос.

— Ой, Господи… — потрясённо воскликнула Алёна, когда Сиф, сжав зубы, рванул и без того вспоротую выстрелом рубашку.

— Хорош? — севшим голосом поинтересовался мальчик, с каким-то мстительным удовольствием наблюдая, как прирождённый цыганский загар с Алёны сходит. Она не побледнела, а посерела.

— Х-хорош, — сглотнув, девушка отвернулась.

— Комплименты будете расточать сдарию фельдфебелю потом, — прервал их врач. Сиф его только сейчас соблаговолил разглядеть: невысокий, с аккуратной седой бородкой мужчина, улыбка мягкая, но взгляд — непреклонный. Такого не переупрямишь…

— Да вот вам моя спина, — офицерик повернулся так, чтобы было удобнее осматривать рану. Он очень старался говорить и выглядеть бодро, но всё равно чувствовал, что выглядит не лучше Алёны. Наверняка бледный, как болотное молоко, с искусанными губами… красавец, одним словом. Ещё и руки, кажется, дрожат. Главное, чтобы у врача не дрожали.

Но опасения Сифа не оправдались. Руки у мужчины были твёрдые и аккуратные. На фоне боли их прикосновение почти не чувствовалось.

— Так, а теперь не дёргайтесь, раз, два… — на лёгком выдохе «три» шприц впился в многострадальную спину чуть ниже, и Сифу очень-очень захотелось в голос завыть на воображаемую луну. Но он сдержался, напоминая себе, что давным-давно пообещал командиру при девушках не выражаться, и, не дыша, принялся беззвучно считать до десяти, сорвавшись на семёрке и судорожно выдохнув:

— На-авкино молоко!

— Потерпите, — невозмутимо отозвался врач, вынимая шприц. — Э-э… будьте добры, откройте перекись, — повернулся он к Алёне.

Раздался смачный чпок, и Алёна жалобно спросила: — Может, лучше в какой-нибудь травмпункт, а?