Н. Северин - Звезда цесаревны

• Название: Звезда цесаревны
• Автор: Н. Северин
• Издательство: TEPPA
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00607-6, 5-300-00606-8

Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839 — 1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».

---

Таким образом удалось Ермилычу рассеять утвердившуюся здесь легенду о том, будто вместо настоящего царя Петра царствовал и неистовствовал под его личиной чертов сын, до такой степени похожий на него обличьем, что одна только царица узнала оборотня, когда он вошел к ней в опочивальню вместо настоящего царя, задержанного в плену у шведов, и будто она именно за это и была заключена в монастырь. Откуда принес эту легенду Сергач, неизвестно, но он и сам в нее верил, и так сумел уверить в ее справедливости земляков, что, когда Ермилыч сюда пришел, все от мала до велика находились под обаянием этой чудной сказки. Когда по околотку разнеслось, что в Лемешах живет человек из-под Москвы, по всему видать, дошлый, который самому Сергачу в глаза говорит, что слух об оборотне, царствовавшем много лет заместо царя Петра, — выдумка, к нему стали стекаться люди издалека, и он этим пользовался, чтоб располагать эти чистые, невинные сердца к законному наследнику престола, сыну замученного царевича Алексея. Удалось ли ему убедить и самого Сергача в нелепости распространяемого им рассказа — на вопрос этот некоторое время ответа не находилось: побежденный пророк после неудачных попыток подействовать силою убеждения на своего счастливого соперника куда-то скрылся, и в народе говорили, что он ушел с наступлением весны в Иерусалим, однако предположение это оказалось ошибочным. Где именно пребывал он последние три месяца, неизвестно, но в тот день, когда Ермилыч вышел к народу на крыльцо, первое, что бросилось ему в глаза, было возбужденное лицо Сергача со сверкающим взглядом.

Беседа завязалась такая оживленная, что даже поднявшийся ветер с дождем не загнал ни одного из мужиков под навес: вся громада стояла с обнаженными головами под ливнем, не замечая его, в страстном возбуждении, с минуты на минуту возраставшем, по мере того как Ермилыч рассказывал про нового царя, про его ум и доброту, про его преданность православию и всему русскому, про то, как он кинулся в пламя во время пожара, чтобы спасать людей, про его дружбу с благочестивой великой княжной, его сестрой, про его пристрастие к малороссам…

Слушая эти рассказы, народ плакал от умиления и крестился, однако, когда Ермилыч дошел до надежд, которые такой царь должен возбуждать в сердцах каждого православного христианина, будь то русский или казак, безразлично, стали тут и там раздаваться сомневающиеся возгласы:

— Молоденек — ему без советчиков не обойтись…

— А главным-то советником — известно кто.

— Пирожник растреклятый, антихрист…

— Как царицей верховодил, с немцами заодно, так и теперь…

— Таперича надо появления царя Петра ждать из плена, — объявил Сергач таким уверенным тоном, что часть громады шарахнулась в его сторону.

— Царь Петр умер, и ты это знаешь так же хорошо, как и все, зачем же людей морочишь? — строго возвышая голос, возразил Ермилыч. — Не слушайте его, ребята, сам дьявол учит его вас путать в такое время, когда надо о деле перетолковать, как нам нашего природного царя, сына замученного за православную веру царевича, на прародительском престоле удержать да от злых советников спасти!

В толпе произошло новое движение, на этот раз в сторону Ермилыча, на помощь которому вышла из хаты и сама Розумиха.

— Вся Россия верит, что царством с лишком двадцать лет правил оборотень, — один только ты этот слух замолчать хочешь, — снова возвысил было голос Сергач, но Розумиха заставила его смолкнуть.

— А хоша бы и правда, что настоящий царь к нам вернется — из плена ли, из гроба ли, все равно, на кого же тогда гнев-то его обрушится: на тех, кто за погубителя его, Меншикова, стоял, или на тех, кто об его отродье заботился, чтоб от зла его оградить? — вскричала она так громко, что голос ее покрыл все прочие голоса. — А ты, смутьян, на кой шут сюда пожаловал? — обратилась она к смущенному Сергачу. — Сколько мне раз тебе повторять, чтоб ты и дорогу забыл на мой двор! Чего вы, глупые дурни, уши-то развесили на его сказки? В первый, что ли, раз он вас морочит? Божий человек хочет с вами про дело перетолковать, нам великую радость Господь послал, над сиротством нашим сжалился, дал нам настоящего царя от царского корня…

— Хорошо бы, кабы без Меншикова: он, бисов сын, и этого закрутит, как прежних…

— А вот мы с вами для того и совет держим, чтоб не дать тому бисову сыну нашим новым царем править, — возразил, энергично возвышая голос, Ермилыч.

— Что же мы можем отсюда поделать? Ты скажи, чтоб нам знать.

— А вот что: у многих из вас есть свои люди в столице и между служилыми людьми, и в войске…

— Как не быть, есть. Да бес их знает, в каких они таперича мыслях…

— Как мы им наказывали про наши вольности, что у нас отняли немцы, царице словечко замолвить, и вот до сих пор не слыхать что-то, чтоб их послушали…

— Мы, как отпускали их, строго-настрого им наказывали немцам не передаваться и душу свою всячески беречь от соблазна.

— Мы, когда москалям передавались от поляков, нешто мыслили, что к немцам под пяту попадем…

— Ведь это выходит: из огня да в полымя…

— Нам Долгоруков Михаил все наши вольности обещал вернуть…

— Все у нас отняли и нашего Полуботка в темнице сгноили…

— Мы на слово царское понадеялись, а он нас обманул…

— Выпустили послов-то наших, да без Полуботка: его заморили…

— Нам такую обиду век не забыть!

— Мы потому и оборотню поверили, что в Петра изверились…

— Ты вот Сергача-то дурнем обзываешь, а он нам по сердцу речи держит…

— Мы царю Петру передавались, на его царское слово полагаючись…

— Он, царь Петр-то, могуч был, в него вера была…

— Жестокий да сильный: с ним жить можно было…

— Мы на силу его надеялись…

— Мы бабьего царства не мыслили…

— У него был наследник, когда мы ему передались и на слово его царское полагались, что вольности наши порушены не будут…

— Так вот вы нам и помогите сына этого самого наследника Петрова поддержать!

Чтоб вставить эти слова в поднявшийся гомон, Ермилычу пришлось до крика возвысить голос.

— Да ведь младешенек он, Ермилыч…

— Не царь, а царенок…

— Нешто нам на такого полагаться можно?

— Кто его знает, что из него выйдет?..

— Может, совсем будет плох…

— Может, Меншиков уж и обвести его успел…

— Сам же сказывал, что на родной своей дочери задумал его женить.

Долго толковали они в том же духе, друг друга не слушая, и конца не предвиделось этому словоизлиянию. Не полдня, а целый год, может быть, надо было их слушать и осторожно наводить их мысли на дело, раньше чем добиться благоприятных результатов, и уже Ермилыч начинал отчаиваться, когда ему явилась на помощь Розумиха.

— Чего галдите без толку, дурни? С вами толком говорят, от вас совета да помощи ждут, а вы все вразброд: кто в лес, кто по дрова! — раздался ее звонкий голос с крыльца, на которое она вышла и встала рядом с Ермилычем, который поспешил отойти в сторонку, чтоб дать ей одной беседовать с соседями.

— Да мы что? Мы не прочь ему помогать…

— Мы его узнали и верим ему, да только…

— А верите, так вместо того, чтоб без толку галдеть, обещайтесь во всем его слушаться и на земляков понасесть, которые в столице на царской службе, чтоб тоже ему верили… Ну, ты, Ханенко, ведь у тебя сын на царской службе? — обратилась она к одному из толпы.

— Как же, в драгунах, писал, что Федорыч, Котляревский, что при дочери Петра старшим лакеем, к нему очень милостив…

— А у меня брат — с самим батькой Констанцием в дружбе…

— А меня Филиппенко просил сынка на службу к царевичу Петру Алексеевичу отпустить…

— Так вот, пусть каждый из вас даст памятку Ермилычу, чтоб он разыскал ваших свойственников и ближних в Питере да знакомство бы с ними свел… Покланяйтесь писарю, чтоб грамотки им отписал за вас, и пошлите гостинца какого ни на есть, потому как сухая ложка рот дерет, а на чужбине и ржаная галушка покажется вкуснее медового пряника.

— Что ж, мы, пожалуй, напишем и скажем бабам, чтоб полотенцев да плахт получше из сундуков вынули… Ермилыч — нам человек знакомый, всю зиму мы с ним калякали о наших нуждах…

— Вот он с вашими земляками об этих самых нуждах ваших и поговорит и посоветуется, как при случае сделать, чтоб нашу беду повыше донести, чтоб знали те, кто помочь нам может… Новый царь у нас, слышь, теперь, и Ермилыч правду говорит, что быть переменам. Хоть и младенек, а все же, поди чай, новых людей за собой к престолу потянет, а новые птицы — новые и песни.

— Какие же новые песни, когда Меншиков метит женить его на своем отродье? — заметил угрюмо один из стариков.

— Эх, старина, когда-то это еще будет! Раньше шестнадцати лет нет закона венчать хлопцев, будь то из простых или сам царь, все равно, а за четыре-то года много воды утечет: царю может другая девица приглянуться, из более знатного рода, мало ли что может случиться! — возразила Демьяновна.