Н. Северин - Последний из Воротынцевых

• Название: Последний из Воротынцевых
• Автор: Н. Северин
• Издательство: TEPPA
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00607-6, 5-300-00606-8

Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».

---

— Это, может быть, очень ловко с его стороны: великодушие государя ему известно.

— Увидим, — заметил с усмешкой граф.

А Александр Васильевич, вернувшись домой, заперся в кабинете и писал до обеда письма.

К обеду он вышел спокойный и даже веселый, осведомился у жены про ее здоровье, спросил у Ривьера, доволен ли тот детьми, и пошутил над бледностью дочери.

— Ты вчера хотела видеть меня, Марфа, — сказал он, ласково потрепав ее по щеке, — но я был занять. Что тебе? Верно, про твою Полиньку что-нибудь?

— Нет, папенька.

Одно только слово и могла девушка произнести при посторонних на его вопрос, но если бы отец позволил ей прийти к нему в кабинет и высказать ему с глазу на глаз все то, чем была переполнена ее душа, как много сказала бы она ему!

— Эта девушка очень прилична, — продолжал Александр Васильевич, не вслушиваясь в возражения дочери и не замечая ее волнения. — И ничего не имею против того, чтобы она заступила при тебе место мадемуазель Лекаж, но… méfiez vous des engouements, ma chère, méfiez vous des engouements [23], - повторил он шутливо, грозя Марте пальцем, и, опять не дождавшись ответа, продолжал: — Почему ее сегодня здесь нет? Ты не посылала за нею?

— Нет, не посылала… мне хотелось бы…

Марта решила во что бы то ни стало добиться свидания с отцом наедине, но он, не дав ей докончить начатой фразы, поднялся из-за стола.

Дети и мсье Ривьер подошли благодарить его за обед. Подошла и Марта, после всех, когда отец отошел от ее матери.

— Папенька, — прошептала она, целуя его руку, — выслушайте меня Бога ради… Я не могу дольше молчать… мне вам надо сказать…

В глазах его промелькнуло выражение, похожее на испуг.

— После, после, сегодня я занят, — отрывисто проговорил он, — пусти меня, душа моя, — и, вырвав руку, которую она прижимала к своим губам, он отвернулся от взгляда, полного отчаянной мольбы, и торопливо вышел из комнаты.

Следовать за ним Марта не осмелилась.

В темном проходе у лестницы, ведшей в ее комнаты, она увидела Маланью. Та уже давно дожидалась ее тут.

— Барышня, милая, ничего вам папенька не сказали? — спросила она задыхающимся шепотом.

— Ничего, — ответила сквозь слезы девушка.

— А Мише они изволили сказать…

— Что такое? Что он ему сказал?

— Сказали, чтобы не тревожился и меня успокоил. Все, дескать, благополучно, никому ничего худого не будет. «Все, — говорит, — я устроил, опасаться вам нечего». А только мне не верится, милая барышня, чтобы они правду сказали, не верится, да и все тут. Ноет у меня сердце, так ноет, места себе не нахожу. Уж третий раз с утра сюда прибегаю, не сидится дома, хоть ты тут что хочешь делай. Все думается: если что случится, здесь скорее узнаю.

— Зайди ко мне, — сказала Марта, поднимаясь по лестнице.

Маланья последовала за нею.

— А той барышни нет сегодня, что у вас каждый день бывает? — спросила она.

— Нет, я за нею сегодня не посылала.

— И хорошо сделали, милая барышня, не до чужих здесь теперь, — прибавила со вздохом Маланья.

Через некоторое время, когда наступили сумерки, Александр Васильевич приказал заложить карету и куда-то уехал, но куда именно — Михаил Иванович так и не мог узнать ни от выездного Митьки, ни от кучера.

— Приказали остановиться на набережной и стоять тут, сами же вышли и пошли пешком в переулок, а уж в какую сторону они из переулка завернули, как тут угадать! Митьку они с собою не взяли, приказали и ему ждать на набережной. Через час, надо так полагать, вернулись, сели в карету и приказали домой ехать.

— Портфель маленький у них под шинелью был, как поехали, а вернувшись, я у них этого портфеля как будто не видел, — заметил в свою очередь Митька.

Вечер Александр Васильевич провел за работой у письменного стола.

В десятом часу Марта опять прислала спросить, может ли она войти к нему, но он так сердито ответил: «Нельзя!» — что настаивать было невозможно.

До полуночи бродила молодая девушка по темным коридорам и полуосвещенным парадным комнатам в надежде, что отец вспомнит про нее и пошлет за нею или случится что-нибудь такое, что даст ей возможность возобновить попытку повидаться с ним наедине, но дождалась лишь того, что камердинер, выходя из уборной барина, сказал ей, что папенька чувствует себя не совсем здоровым, легли почивать и не приказали входить завтра утром в спальню до тех пор, пока они не позвонят. После этого Марте оставалось только возвратиться к себе и с ноющим от мучительных предчувствий сердцем лечь в постель.

На другой день, часу в двенадцатом, недоумевая перед необычно продолжительным сном барина, Михаил Иванович решился нарушить данное ему накануне вечером приказание. Он снял башмаки и, осторожно ступая по ковру в одних чулках, проник в спальню.

Тут было темно от тяжелых драпировок, опущенных перед окнами, и царила полнейшая тишина.

Постояв с минуту в нерешительности перед кроватью под балдахином, Михаил Иванович дрожащей от страха рукой отвел край тяжелой шелковой ткани и стал всматриваться в бледное, искаженное лицо своего барина, дотронулся до его уже окоченевшей руки и с раздирающим душу воплем выбежал вон из комнаты. Александр Васильевич Воротынцев был мертв.

XX

Был жаркий июльский день.

Накануне, вечером, Людмила Николаевна Ратморцева приказала разбудить себя чуть свет, и солнце еще не выглянуло из-за рощи, когда старая горничная Акулина вошла в ее спальню.

— Дети спят? — спросила барыня, торопливо поднимаясь с постели.

— Почивают-с. Шарабан сейчас подают. Степан прибегал спрашивать: ему с вами ехать или Конону?

— Все равно. А погода какая?

— На небе ни облачка. Извольте сами посмотреть.

Горничная отдернула темную штофную занавеску перед стеклянной дверью в сад и настежь растворила эту дверь. Комната вся засияла в розовом сиянии утренней зари и наполнилась благоуханием цветов.

Людмила Николаевна с распущенными волосами, в бархатных туфлях на босу ногу и в батистовой кофточке вышла на террасу.

— Какое чудное утро! — проговорила она, вдыхая полной грудью свежий душистый воздух и обводя радостным взглядом клумбы. цветов, затейливыми фигурами раскинувшиеся между группами редких растений и извивающимися тропинками, усыпанными песком.

К этому местечку, прозванному «барыниным садом», со всех сторон сходились аллеи из старых тенистых деревьев обширного парка, примыкавшего к реке, с мостиком в лес. Под окнами гостиной, кабинета и столовой тоже были клумбы с цветами, но не с такими редкими, как те, что цвели в «барынином саду». Сюда и из оранжерей садовник приносил все, что у него выращивалось удачнее и распускалось пышнее. Людмила Николаевна до страсти любила цветы. Окружать себя ими было для нее потребностью; она страдала без цветов, как страдают люди, привыкшие курить, когда у них нет табака, и обжоры без лакомств.

— Извольте надеть ботинки, сударыня, роса-с, — следуя за нею, сказала Акулина с полусапожками на толстых подошвах в руке.

— Ничего, тут сухо, а в сад я не пойду. Мне только хочется посмотреть, распустилась ли та пунцовая роза, которую пересадили сюда из оранжереи на прошлой неделе, — ответила Людмила Николаевна, вглядываясь прищуренными глазами в куртину шагах в пятидесяти от террасы.

Над этой куртиной уже роем кружились пчелы и другие крылатые насекомые.

— Я сейчас посмотрю, а вы извольте тут постоять, трава мокрехонька, и песок на дорожках страсть какой сырой, — заметила Акулина и, не выпуская ботинок из рук, направилась к куртине роз.

— Ну, что? — в нетерпении крикнула ей барыня.

— Сейчас, сударыня, сейчас, дайте посмотреть. Вы про которую изволите спрашивать? Про желтую?

— Нет, нет, темно-красную, рядом с белой, правее, правее. Барин в каждом письме про нее спрашивает…

— Вижу, сударыня, вижу. Вот она, расцвела. И какая большущая да красивая! Внутри-то лепесточки совсем, как кровь, алые. Вам оттуда не видать.

— Хорошо, хорошо, мы вместе с барином посмотрим. Пожалуйста, чтобы ее не сорвали. Боже сохрани!

— Кому срывать, сударыня? Барышни знают, какое у вашей милости к цветочкам пристрастие. Да и самим-то им большей радости нет, как цветочками любоваться. Вчера о ландышах горевали: ландыши В лесу нашем отцвели, искали, искали с Григорием Александровичем, ни одного не нашли. Он и говорит…

— Ах, пора, пора мне ехать! — прервала ее болтовню барыня, направляясь в спальню, чтобы приняться за туалет.

— Успеете-с. До Грушевки верст пятнадцать будет, не больше. Степан намедни сказывал: «В час докатим!» Вам какой клок-то подать: суконный или шелковый на вате?

— Суконный. Сережа будет очень рад узнать, что этот куст зацвел: он боялся, что прививка не примется, — сказала Людмила Николаевна, надевая шляпу из тонкой итальянской соломы с зеленой вуалью и натягивая перчатки.