Н. Северин - Последний из Воротынцевых

• Название: Последний из Воротынцевых
• Автор: Н. Северин
• Издательство: TEPPA
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00607-6, 5-300-00606-8

Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».

---

— С заднего крыльца пришли. Иван Васильевич в буфетную провел. Ждут там теперь… давно уж.

— Что же ты меня, болван эдакий, раньше не разбудил? — проворчал старик и направился в буфетную, длинную, темноватую комнату с одним окном, у которого стояли двое посетителей в скромной, почтительной позе людей, опасающихся стеснить своим присутствием обитателей дома.

В том из них, что был пониже, потолще и посмелее, Захар Ипатович Уже издали узнал своего знакомого, купца Бутягина, и его сухое, морщинистое лицо оживилось.

— Петр Назарович! Наше вам почтение! Что это вы как рано к нам, батюшка, пожаловали? Дельце, верно, есть, — приветливо проговорил он, ускоряя шаг.

— Дельце, Захар Ипатович, дельце, — ответил Бутягин, низко кланяясь и при этом искоса поглядывая на своего спутника, высокого малого в чуйке и в широких шароварах, засунутых в смазные сапоги.

При появлении камердинера из противоположного конца комнаты незнакомец попятился еще дальше назад, вглубь темного угла, в котором стоял неподвижно, опустив голову и теребя в руках картуз.

Захар Ипатович глянул на него и, кроме густой шапки вьющихся волос, ничего не увидел. Лицо, белевшее из-под кудрей, казалось юным, но разобрать черты было невозможно. В недоумении старик перевел вопрошающий взгляд на Бутягина.

Этот самодовольно ухмыльнулся.

— Барина бы нам повидать, Сергея Владимировича, — вымолвил он, кивая на своего спутника и с особенною торжественностью отчеканивая слова.

— Барин в Сенат едут, — возразил камердинер, не переставая перебегать взглядом от Бутягина к незнакомцу, жавшемуся к стене в темном углу.

Волнение Захара Ипатовича возрастало с минуты на минуту: он начинал догадываться, кто этот юноша.

— Едут сейчас? — повторил с досадой Бутягин, почесывая у себя за ухом. — Экое горе! А мы вот с Григорием Александровичем нарочно пораньше пришли, думали — самое время их застать.

При имени «Григорий Александрович» на лице старика выразился испуг, и он так растерялся, что с минуту как вкопанный стоял с выпученными глазами.

— Да, да, нарочно пораньше собрались, — продолжал сетовать Бутягин, видимо наслаждаясь изумлением приятеля.

Захар Ипатович рассмотрел наконец пришельца. Это был красивый юноша, на вид лет семнадцати, с большими карими глазами и короткой русой бородкой, удлинявшей правильный овал его тонкого лица. Он был очень бледен; краска, вспыхивавшая на его немного впалых щеках, мгновенно исчезала, в смущении он не знал, куда девать глаза, и немилосердно мял в руках картуз. Невзирая на простонародную одежду, в которую он облечен, во всей его фигуре было что-то элегантное, чуйка сидела на нем, точно на ряженом, руки были узкие и белые, с длинными, тонкими пальцами.

— В каком, значит, одеянии тятенька их нашли, в таком и предоставили, — пояснил Бутягин в ответ на взгляды, кидаемые на него Захаром Ипатовичем.

— Сейчас доложу, — выговорил наконец, задыхаясь от волнения, этот последний и быстро пошел к кабинету.

— Не робейте, сударь, — обратился с самодовольной усмешкой Бутягин к своему спутнику.

— Я ничего, Петр Назарович, — дрожащими губами вымолвил чуть слышно юноша.

— Робеть вам не след, — наставительным тоном продолжал шептать его покровитель. — Дяденька ваш — господин добрый и благочестивый, ни для кого на свете кривить душой не станет. А уж супруга их, тетенька ваша Людмила Николаевна, — ангел во плоти, можно сказать.

Долго распространяться ему не пришлось. Очевидно, весть о их появлении разнеслась по всему дому. Из всех дверей выглядывали любопытные глаза.

Выползла из своего уголка за барышниными шкафами и няня Паня, а также Акулина Осиповна с барыниной половины. Встретившись в коридоре, старушки остановились на минуту, чтобы обменяться несколькими словами, доказывавшими солидарность их взглядов относительно события, взволновавшего весь дом.

— Прямо к нам его привели, — заметила няня Паня.

— А то куда же? Больше некуда, как к нам, — с достоинством выпрямляясь, возразила Акулина.

— Совсем еще молоденький! — вздохнула первая.

— Двадцать второй год ему, — заметила вторая.

— Робеет, поди чай, сердечный!

— Как не робеть!

Старушки прошли прямо к тому углу, где стоял Бутягин со своим протеже.

— Здравствуйте, Петр Назарович!

— Мое почтение, Акулина Осиповна. Как поживаете, Пелагея Васильевна?

— Все ли у вас благополучно? Супруга ваша, детки?

— Благодарим покорно, все слава Богу.

Говорилось это одним языком, но во взглядах, которыми они обменивались, выражалось совсем другое.

«Привели? Неужто он? Подкидыш из воспитательного дома? Марфы Митревны сынок?» — спрашивали глазами старухи.

«Он самый! Взгляните только на него и увидите, что сомнения быть не может», — отвечал им улыбкой и кивками Бутягин.

Старухи уставились пристальным взглядом на юношу, и радостное умиление проясняло их лица — они признавали в нем отца. Вылитый Александр Васильевич, когда он был молодым!

И на губах Бутягина торжествующая усмешка расплывалась все шире и шире.

Акулина первая опомнилась.

— Здравствуйте, сударь, — вымолвила она, отвешивая поклон незнакомцу.

— Что же вы не присядете? — приветливо заметила в свою очередь няня Паня.

Юноша, ответив на поклоны, стоял с опущенной головой.

— Ничего-с, мы постоим-с, — весело ухмыляясь, ответил за него Бутягин.

Наступило молчание. Старухи без церемонии продолжали рассматривать пришельца, обмениваясь кивками и подмигивая друг другу. Чем больше смотрели они, тем больше дивились его поразительному сходству с молодым красавцем, которого они каждый день видели в доме воротыновском двадцать лет тому назад и которого барин их звал братцем, а старые господа, теперь уже покойники, — племянником.

— Надо барыне доложить, — шепнула няня Паня подруге.

— Доложим, — согласилась эта последняя.

— Не разболтали бы раньше девки, — озабоченно оглядываясь на двери с толпившимся в них народом, заметила няня Паня.

На это Акулина ответила, что барыня еще почивает.

Оторваться от созерцания юноши она была не в силах. Прошлое такой жгучей волной всплывало ей на память, что настоящее утопало в нем. Она видела себя в старом воротыновском доме, среди людей, наполнявших его тогда, когда она сама молодой девкой шмыгала босиком по длинным коридорам и комнатам с узкими окнами и пестрыми изразцовыми печами, она видела покойницу старую барыню Марфу Григорьевну с ее штатом: маленькой барышней-сироткой, Митенькой, Варварой Петровной, Федосьей Ивановной, Самсонычем. Воскресала в ее воображении сцена приезда молодого барина с щеголем гувернером. Одеть бы вот этого, что стоит теперь перед нею в чуйке и смазных сапогах, так, как тот был одет, — в голубой бархатный кафтан с серебряным шитьем, в башмаки с пряжками, розовые шелковые чулки и кружевное жабо, напудрить бы ему волосы, еще больше был бы тогда похож на наследника старой барыни. И странное дело: с матерью у него тоже сходство есть. Пожалуй, даже больше, чем с отцом. Оба они, эти дети одной крови, богатый наследник, представитель старинного знатного рода, и безродная сиротка, дочь обесчещенной девушки, сливались в лице этого бледного золотокудрого юноши: черты — отца, выражение — матери.

— Петр Назарович, пожалуйте к барину, — раздался в дверях голос старого камердинера.

— Пожалуйте и вы, сударь, — прибавил он дрогнувшим голосом, обращаясь к спутнику Бутягина.

— Ступайте, сударь, ступайте, не робейте! — напутствовали старухи в один голос юношу, в то время как он следовал за своим покровителем в кабинет.

Между тем Людмила Николаевна сидела в своей уборной перед туалетом и горничная причесывала ей волосы. Внезапно в соседней комнате раздались шаги ее мужа. По одной его походке, торопливой я нервной, она догадалась, что случилось нечто необычайное, и тревожно оглянулась на дверь, в которую он должен был войти.

— Что случилось, мой друг? Почему ты еще не уехал в Сенат? — спросила она, едва только он показался на пороге в вицмундире, с орденом на шее, высоко взбитым хохлом белокурых густых волос и в большом атласном галстуке, подпиравшем гладко выбритые щеки.

— Не пугайся, ничего дурного для нас не случилось. Нам надо переговорить, вышли девушку, — сказал он по-французски, указывая на горничную.

— Ступай, Лиза, я позову, когда надо будет. Да скажи там, чтобы барышни подождали приходить сюда, я сама к ним приду, — приказала Людмила Николаевна горничной и, оставшись с мужем наедине, стала закидывать его вопросами: — Что такое? На тебе лица нет. Что-нибудь с детьми случилось? Я только сейчас проснулась, не успела еще про них спросить.

— Нет, нет, я же тебе говорю, ничего дурного для нас не произошло.

Ратморцев опустился в кресло, стоявшее у туалета, взял руки жены и, нежно пожимая их, видимо, затрудняясь начать свое повествование, повторял ей, чтобы она не беспокоилась.