Н. Северин - Последний из Воротынцевых

• Название: Последний из Воротынцевых
• Автор: Н. Северин
• Издательство: TEPPA
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00607-6, 5-300-00606-8

Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».

---

Начинает теперь пошевеливаться в гробу этот призрак, начинает их беспокоить. И кому это понадобилось воскрешать эту давно похороненную, давно забытую старину?

— Да я бы эту чертовку Хоньку до тех пор сек, пока она мне все до крошечки про этого дьявола, что ей письмо дал, не рассказала бы! — проворчал Михаил Иванович вслух после более чем получасового молчания.

— Уж и я бы тоже поприжал ее как следует, — подхватил Петрушка и хотел еще что-то прибавить, но остановился, прислушиваясь к стуку, раздавшемуся вдали.

— Это девки из людской прибежали, дверью из сеней хлопнули, — заметил Михаил Иванович. — И ведь знают, что господа почивают, а шумят, паскуды эдакие.

— Казачки бегут, — воскликнул Петрушка, кидаясь в коридор, а вслед за тем раздался его голос, хриплый с перепугу: — Михаил Иванович, пожалуйте сюда!

Камердинер поднялся с места и направился к коридору. Тут он увидел группу из двух казачков, экономки, Мавры и еще пяти-шести человек, оживленно шептавшихся между собой в противоположном конце коридора.

У Михаила Ивановича мороз по коже подрал от жуткого предчувствия при виде этих людей, но это не помешало ему напустить на себя важность и сделать строгий выговор Петрушке:

— Чего орешь, болван? Отсюда все к барину слышно. Ступай в переднюю. Дверь-то с крыльца открыта, долго ль кому-нибудь с улицы забраться? Ну, ступай, ступай! — прибавил он сурово, указывая пальцем на дверь в переднюю, и тогда только пошел дальше, когда Петрушка, беспрестанно оглядываясь назад, побрел туда, куда посылали его.

При появлении старшего камердинера в толпе произошел переполох, шепот усилился, все заговорили разом, боязливо понижая голос, жестикулируя и перебивая друг друга.

— Яшка, у тебя письмо-то, подай!

— Надо прежде про Хоньку.

— Надежда Андреевна, скажите вы!

— Подайте прежде письмо, письмо важнее.

— Письмо подождет, а это такое дело…

— Той же минутой надо доложить.

— Кто увидал первый, тот пусть и доносит.

— Лушка.

— Где она? Лушка, вылезай, постреленок! Я те задам!

— Я здесь, дяинька, — пискнула девочка лет восьми, вылезая из угла за дверью.

Она дрожала, как в лихорадке. Глаза ее в безумном ужасе бегали по сторонам, как у травленого зверя, лицо было красно и вспухло от слез или от побоев, которыми несколько минут перед тем, по всей вероятности, встретили принесенную ею весть из чулана, в который была заперта Хонька. Ее стали теребить и толкать вперед, она упиралась, а тем временем Михаил Иванович подошел.

— Что тут за сборище? Зачем притащились? — строго спросил он и, заметив письмо в руке Яшки, сказал отрывисто, вот точь-в-точь как барин, когда он не в духе: — Откуда это? Подай сюда!

— Из подмосковной, от Митрия Лаврентьича, — проговорил почтительно Яшка, подавая письмо.

— С нарочным?

— С нарочным-с. Племянника своего прислал, конторщика.

— Где его поместили?

— Нигде еще, в холостяцкой пока. Лошадей отпрягают. На почтовых он.

«На почтовых. Дело спешное, значит», — подумал Михаил Иванович, в недоумении вертя письмо, запечатанное большой конторской печатью.

— Поместить его в правом флигеле и сказать, чтобы торопился прибраться, сейчас, верно, к барину позовут, — распорядился он, а заметив в толпе экономку, обратился к ней: — Что им нужно, Надежда Андреевна?

— Несчастье случилось — Хонька повесилась.

Среди наступившей тишины эти слова прозвучали особенно внятно. Михаил Иванович в испуге попятился.

— Что? — пролепетал он с трудом.

— Хонька повесилась, — повторила Надежда Андреевна и, выталкивая вперед оторопевшую Лушку, прибавила: — Вот эта первая увидела из оконца.

Внезапно раздавшийся сильный и нетерпеливый звонок заставил ее смолкнуть на полуслове. Все узнали звонок барина и в испуге переглянулись.

Михаил Иванович окончательно растерялся и бросился без оглядки в кабинет, в волнении забыв даже разогнать народ из коридора.

Распорядилась этим уже Надежда Андреевна.

— Письмо-то захватил, что ли? — спросила она у Яшки, когда все разошлись.

Яшка ответил, что письма Михаил Иванович из рук не выпускал.

И действительно, письмо, присланное с нарочным из Яблочков, Михаил Иванович держал в руке, докладывая барину про Хоньку.

— Никто ее пальцем не трогал, она сама, ей-богу сама, — прибавил он в заключение своего повествования.

— Может, она еще не умерла, — проговорил барин раздумчиво. — Левка ее видел?

Левкой звали фельдшера, тоже крепостного, лечившего в доме Во-ротынцевых дворню, коров и собак.

— Не могу знать-с.

— Ступай узнай. Да что это у тебя в руке? От кого письмо?

— Виноват-с. Из Яблочков, с нарочным… запамятовал подать, — пролепетал растерявшийся камердинер.

Барин запальчиво вырвал у него из рук письмо.

— Осел! Ступай, и толком все там чтобы сделали. Если нужно в аптеку послать, пусть сбегают, и прийти мне сказать, что там, очнется она или нет. Да чтобы до барыни с барышней ничего не дошло, слышишь? Скажи Надежде Андреевне и другим!

— Слушаю-с, — ответил уже за дверью камердинер.

Барин опустился в кресло перед бюро, распечатал конверт, вынул из него письмо своего главного управляющего и стал его читать.

Прошло с полчаса. В кабинет снова вошел Михаил Иванович, но барин как сидел, облокотившись на стол и опустив голову на руки, так и не шелохнулся. Постояв у двери в нерешительности, Михаил Иванович кашлянул, а затем, переждав еще несколько минут, решился сам заговорить.

— Изволили приказ…

— Что? Кто тут? Зачем? — вскрикнул в испуге Александр Васильевич, поворачивая к нему лицо, такое бледное и взволнованное, что Михаил Иванович вздрогнул.

— Хонька умерла-с, — с усилием произнес камердинер.

— Хонька… эта та, что повесилась?

— Точно так-с. Она умерла. Вы изволили приказать, чтобы вам доложить…

— Да, хорошо, хорошо. Иди к себе, — прервал его барин и, снова облокотившись на стол, опустил голову на руки.

Но Михаил Иванович не уходил.

— Какие же будут от вашей милости распоряжения?

— Иди, оставь меня, — повторил барин.

В голосе его не было больше ни испуга, ни гнева, одно только утомление.

— Прикажете дать знать в участок?

— Хорошо.

— Я распоряжусь гроб заказать.

— Хорошо, хорошо.

Это без смысла повторяемое слово невыразимо смущало Михаила Ивановича. Что сделалось с барином? Он точно в уме помутился или пьян. Не спросит даже, созналась ли Хонька перед смертью.

— Она ни в чем не созналась, но те две, Марья с Василисой, прямо на нее указывают, — начал он сам от себя объяснять то, чего у него не спрашивали, — они говорят, больше некому, как ей.

Барин и на это ничего не возражал.

Если бы Михаил Иванович знал содержимое письма, привезенного из Яблочков, то понял бы причину этого равнодушия и не удивлялся бы ему. Когда на вас обваливается целый дом, грозя задавить вас под своими обломками, нельзя раздражаться брошенным издали одним каким-нибудь камнем.

Созналась ли перед смертью Хонька или нет, удастся ли изловить мужика, передавшего ей письмо, или не удастся — все это было теперь для Александра Васильевича безразлично. Самое главное и для него ужасное во всем этом деле не составляло для него большой тайны; он знал, что анонимное известие было верно. В письме, лежавшем теперь перед ним, было изложено то же самое, но только с большими подробностями. В Яблочки на пятой неделе поста приезжал жандармский офицер, допросил из дворни человек десять да из крестьян столько же про умершую в 1818 году, записал показания и уехал, не приняв предложения управителя отдохнуть и закусить в господском доме. По поводу этих допросов весь округ пришел в смятение. С неделю управитель пережидал, не стихнут ли толки сами собой, но они со дня на день размножаются; на днях пронесся слух, будто поп Никандр из соседнего села Петровского знает, где незнакомка похоронена, и будто гроб будут отрывать, чтобы удостовериться, действительно ли в нем кости матери с ребенком, и если одной только матери, то начнется следствие относительно того, куда дели ребенка. В заключение управитель спрашивал, как ему поступать, если народ, возбуждаемый наущениями смутьянов, поднимет бунт против него и других верных барину слуг.

Вот что писали Александру Васильевичу из подмосковной.

Но Михаил Иванович этого не знал и продолжал дивиться, что барин сидит, безмолвно погруженный в думы, когда по случаю Хонькиной смерти сейчас должна явиться полиция, которую надо непременно подкупить взяткой, чтобы избежать огласки и получить возможность похоронить покойницу, как всех хоронят, а не как самоубийцу.

Вдруг до его уха долетел резкий звук смычка по струнам, и он вспомнил, что сегодня у них вечер. Музыканты настраивают инструменты в прихожей, перед тем как забраться на хоры. Сейчас гости начнут съезжаться. Баронесса Фреденборг с сыном уже приехали. Ему это сказал один из лакеев, когда он сюда шел. Но катастрофа с Хонькой положительно отбила память у него, а также и у барина.