Газета Завтра Газета - Газета Завтра 470 (48 2002)

• Название: Газета Завтра 470 (48 2002)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

В.Б. Кстати, я так и не понял: как он появился в поле зрения Брежнева? Что за метаморфоза произошла?

В.Г. В 1957 году он примчался ко мне в Москву. Какой-то весь затравленный. Попросился на прием. Разговорились. Сидит и плачет. Знал его лет десять. Правда, я раньше него был в Молдавии. Я в 1945 году там появился, а он в 48-м приехал. Я заведующим сектором в ЦК Молдавии работал. Одновременно по совместительству был редактором журнала "Литература ши арта". И, вообще, в ЦК слыл главным писарем. Когда Черненко приехал, я как раз был болен. Ребята приходили, говорят: "Вот не было заведующего отделом. Теперь появился". Он меня не подпускал ни к себе, ни к Брежневу, ни к кому. А мне-то что? Зачем мне Брежневу глаза мозолить? Если бы я начал жить сначала, я бы лучше всего остался, как начинал — директором средней школы…

В.Б. Виктор Андреевич, у меня сложилось впечатление, что и сам Брежнев не очень разбирался в теоретических вопросах. Ошибаюсь, или все-таки подобные суждения имеют под собой почву?

В.Г. Неловко как-то говорить, но это так. Да и откуда он мог основательно что-то знать? Разве в мелиоративном техникуме такому учили? Или в металлургическом и техникуме, и институте, которые он заканчивал, основательно марксизм изучать не пришлось? А потом индустриализация, строительство новых заводов, партийная работа, фронт, восстановление промышленности в областях, республиках. Но не он один основательной теоретической подготовки не имел. Думаю, Сталин, Молотов, Каганович, разве еще Шепилов, — были последними руководителями, глубоко разбирающимися в теории построения социализма. Хрущев вообще был малограмотен. Не очень сильно продвинулся в этом вопросе. Андропов имел неплохую подготовку. О Черненко даже говорить не хочу. Соратники Брежнева — тоже практики. Вообще-то это было поколение практиков. На них держалась страна. Сколько построили заводов, фабрик, шахт, электростанций, разрабатывали нефтяные и газовые месторождения. А оборонное дело? Какие махины были Устинов, Славский, но разве они помнили, что и где сказал Маркс или Ленин? Ни Кириленко, ни Гришин, ни Тихонов ничего не понимали в теории построения нового общества. Отсюда и стратегические ошибки. К чести Брежнева, он оперировать теоретической терминологией и не хотел. В докладах ему ученые мужи, бывало, "завернут" что-то из основоположников, а он прочитает и просит: не смешите людей, не делайте из меня теоретика. Для этого и держали Суслова. И Хрущев, и Брежнев. Документы не выпускали в свет, пока Михаил Андреевич не посмотрит. При ошибке — позор, хотя и при Суслове были промахи. А он, как хранитель истины, с годами замшел.

Брежнева скоро перевели в Москву, и он позвал меня работать с ним. Я долго думал, сомневался, но, в конце концов, согласился.

Обстановка в республике скоро стала меняться. После известных записок Берии в Молдавии произошла сильная вспышка национализма. Черненко, как я говорил, примчался ко мне и умоляет:

— Слушай, помоги мне. Приходят молдаване и говорят, что я 8 лет сижу, место занимаю. Наглостью их бог не обидел. Помоги куда-нибудь уехать, только в Россию. Куда угодно.

Я, конечно, прежде о Москве подумал. Нет ли здесь подходящего места, да, чувствую, и он пришел ко мне не для того, чтобы в тьмутаракань проситься. Посмотрел я список, смотрю, в одном секторе отдела пропаганды ЦК вместо фамилии — прочерк. Значит, место не занято. Я пошел к Леониду Ильичу. Это было при Хрущеве. Тогда заведующим агитпропом был Константинов. Ну, в общем так, Брежнев помог. А Черненко, как крот, в норе сидел. Вместо того, чтобы ходить по секторам с какими-то идеями, он появлялся только тогда, когда его вызывали. Неконтактный был человек.

Потом, когда Брежнев стал Председателем Президиума Верховного Совета, в жизни Черненко также произошли перемены. Сначала на то место звал меня Брежнев, но я отказался, и порекомендовал Черненко возглавить Канцелярию Президиума Верховного Совета СССР. Так и начали работать. Потом Черненко мне как-то говорит:

— Слушай, Виктор, не нравится мне это название "канцелярия".

— А что ты предлагаешь?

— Давай назовем "Секретариат Президиума Верховного Совета".

— Ну, давай поговори с Брежневым. Если спросит, скажи, что это наше общее мнение.

Ты-то, Валерий Иванович, знаешь, что это вопрос непростой. Надо было решение ЦК переутверждать.

В общем, вопрос решили. Но ты знаешь, какие люди бывают в успехе. Вроде все в нем то же. Но нет — все внутри изменилось да и лоснится, я смотрю, лицо у него. Довольство написано на каждой клеточке физиономии.

Через месяц-полтора захожу к нему, а он меня огорошил:

— Виктор Андреевич, переходи ко мне работать первым заместителем.

Тогда я понял: "Ах ты, хитрован безмозглый!"

Яснее ясного, почему он это предложение внес. Я-то ведь к Брежневу свободно ходил, ни у кого разрешения не спрашивал. Так же, как и ты идешь к Горбачеву, ты же никого не спрашиваешь, можно тебе идти или нет. А Черненко хотел было перекрыть дорогу мне, чтобы он был единственным, кому дозволено заходить без доклада.

В.Б. За те десятилетия, что вы работали вместе с Брежневым, было ли когда-нибудь непонимание, натянутость в отношениях. Знаю, у многих секретарей ЦК укоренилось правило смотреть на своих помощников, как на холопов, унижать их, срывать на них свое дурное настроение? И всегда держать в тени, хотя без них два слова связать не могли.

В.Г. Да нет. Леонид Ильич никогда и голос-то не повышал и вел себя со мной по-товарищески. Часто приглашал домой отобедать, ездили мы семьями на шашлыки. Особенно нас сблизил Казахстан. И по работе советовался, уважительно относился к моему мнению, был доброжелателен. Только однажды ему нашептали что-то обо мне. И он перестал привлекать к работе. Полагаю, это рука Цуканова и Черненко. Они не могли пережить мое независимое положение.

Надо сказать, у Брежнева было много хороших черт. Он нравился работникам аппарата — был корректным, голоса не повышал. Ну и выступал здорово. Это же Киров! — говорили работники ЦК между собой. Но последние десять лет "Киров" на ночь пил по четыре-пять снотворных таблеток нембутала. Он стал уже наркоманом, Валерий Иванович. Оглох почему? Вот там пишет Рой Медведев всякую чепуху о пьянстве. Дела не знает. Брежнев — не пьяница, он вообще непьющий человек. В лучшем случае, если какое-то событие, праздник, он рюмочку выпьет — и всё. А так непьющий человек. Я одному дураку сказал:

— Ты знаешь, я выпил за свою жизнь столько, что Брежневу вместе с тобой и такими, как ты, столько не выпить. Я не пьяница, но я жил недалеко от "Абрау Дюрсо", Анапы. Попал в Молдавию — тоже винодельческая страна. А Леонид вина-то по-настоящему не пил.

Брежнев — человек не глупый, но болезнь превратила его в инвалида, чувствовал себя ужасно. Особенно последние семь-восемь лет, когда он уже оглох, плохо говорил. Я не знаю, как это на медицинском языке называется, но однажды я был потрясен, когда в семьдесят четвертом году мы прилетели на двадцатилетие целины. Перед сном он пригласил меня к себе в дом, где жил, чтобы посоветоваться. У него был врач — Коля Родионов. Коля ему дает четыре или пять таблеток снотворного. А он ему молящим голосом:

— Коля, дай еще одну.

— Нет, Леонид Ильич, хватит.

Мы вместе вышли, я с раздражением говорю:

— Коля, ну что тебе жалко, что ли?

— Виктор, ты не знаешь всего — это ведь наркотик.

Скоро заметил, что Леонид Ильич на ногах твердо не стоит, стал глохнуть, речь нечленораздельная. Я решил посоветоваться с одним другом моего сына. Он — член-корреспондент Академии наук СССР, в прошлом медик, сейчас биолог. Я попросил найти кого-нибудь в Москве из крупных специалистов, которые занимаются наркотическими делами. Через какое-то время они пришли. Смотрю, профессор солидный, дело знающий. В одной из московских клиник у него есть отделение для наркоманов, где их лечат. Здесь же в лаборатории специалисты создавали препараты и для лечения, и для армии, что-то такое творили для бодрости.

Я ему, конечно, не сказал, что речь идет о Брежневе. Говорю:

— Вы знаете, это мой давний товарищ. Я в Молдавии с ним работал. Он немного старше меня, уже на пенсии. Видимо, в годы войны на фронте он пристрастился к снотворным. А сейчас, мне говорят, начал глохнуть, слепнуть. Можно от этого избавиться?

Он говорит:

— Можно. У нас лежит молодой парень, служил в армии на Кушке. Конечно, это очень тяжелый процесс. Самый тяжелый — это процесс отвыкания. Две-три недели надо, чтобы он не употреблял препараты. Вдруг спрашивает: "Виктор Андреевич, а сколько лет вашему товарищу".

— Да ему уже за 70.

Задумался, а потом говорит:

— В таком возрасте может случиться инфаркт или тяжелый клинический криз.