Борис Ерхов - Андерсен

• Название: Андерсен
• Автор: Борис Ерхов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03623-9

Великий датский сказочник вошел в нашу жизнь еще в детстве — и остался в ней навсегда. Хотя сам он свои сказки поначалу совсем не ценил, считая их «крылатыми пустяковинами». Из-под его пера выходили стихи, водевили и либретто, повести, путевые записки и романы, но именно сказки принесли ему популярность, и сказка его жизни стала понемногу складываться. О том, как это происходило, читатель узнает из настоящей книги, рассказывающей о счастливом человеке, певце нежности и блеска жизни, частым присловьем которого в письмах и дневниках было отчаянное и горестное: «Уж лучше бы мне никогда не родиться!» И еще читатель узнает о том, что Андерсен никогда не считал себя исключительно детским писателем, хотя со временем и, наверное, с некоторым сожалением стал подозревать, что именно сказки принесут ему всемирную славу. Впрочем, даже если бы великий сказочник не написал ни одной сказки, все другие его произведения позволяют ныне считать его не только одним из основоположников современной датской литературы (а ведь до старости он писал на родном языке с ошибками!), но и — чего он так страстно желал всегда — Поэтом.

знак информационной продукции 16+

---

«Вы совершенно правы, мои стихотворения вызваны не фантазией, а самой действительностью. И, увы, последняя так несчастна, как только можно вообразить. Душой и мыслью я привязан к одному-единственному существу., возвышенному и ребяческому, каких я до сих не видел… увы, меня пронзает острая боль: она помолвлена и в следующем месяце выходит замуж… Я впервые познакомился с ней летом; ее семья самая уважаемая в городе, а я и ее брат, мы оба были студентами. В их доме я провел всего три дня и, когда почувствовал то, чего никогда не чувствовал прежде, и услышал, что она помолвлена, тут же уехал, но здесь, в Копенгагене, мы снова встречались (целые три недели)… как странно, я не понимаю самого себя, Господь слишком строг ко мне. Лучше бы я умер, счастливым мне никогда не быть!»

Последняя фраза стала чуть ли не самой частой в письмах поэта того времени, и Йонас Коллин, заметив, в каком подавленном настроении находится его подопечный, посоветовал ему совершить путешествие за границу. Андерсен с энтузиазмом на его предложение откликнулся: первые литературные успехи принесли ему изрядную сумму денег, которой он теперь мог свободно располагать.

Его выбор пал на Северную Германию. Незадолго до того ее посетили Ингеман, ездивший к немецкому писателю-романтику Людвигу Тику, и Хенриетта Вульф, бравшая уроки живописи у жившего в Дрездене норвежского художника Юхана Кристиана Даля. 16 мая 1831 года Андерсен отправился в путь. Его маршрут пролегал через Любек, Гамбург, Брауншвейг, Гослар, гору Брокен, Айслебен, Галле, Лейпциг и Берлин. Вскоре после возвращения в Копенгаген Андерсен выпустил выдержанные в свободной манере, напоминающей стиль «Путешествия по Гарцу» Генриха Гейне, «Теневые картины путешествия по Гарцу, Саксонской Швейцарии и прочим местам летом 1831 года».

Эта книга сильно отличается от фантастической «Прогулки на Амагер». Ее повествователь совсем не вмешивается в ход событий и не вступает в диалог с вымышленными фантастическими персонажами. Он видит себя художником, набрасывающим на стеклянные пластины «волшебного фонаря» эскизы реальной местности, а также портреты писателей и случайных попутчиков. Иными словами, он не творит действительность, давая волю своей фантазии, как в «Прогулке», а просто передает дорожные впечатления, расцвечивая их жанровыми зарисовками, местными легендами, литературными пейзажами или же стихами собственного сочинения. Вот как живописует он горный вид:

«Окружающая природа почти подавляла своим величием, и, казалось, она глядит на меня как-то уж чересчур свысока. Тогда я схватил бумагу и карандаш и решил показать, кто над нею все-таки господин!»

Своей грозной миной меня запугать
Тебе не удастся, громада немая!
Не думай и ты от меня убежать,
Бурливая речка, шалунья живая!
И птичка, что прочь улететь норовит,
И ты, моя речка, и скалы, и горы —
Все, все на бумаге здесь прочно стоит!
На что мои пали пытливые взоры,
Тому не избегнуть уж власти моей[106].

Впечатления от видов природы становятся тем ярче, чем более глубокое человеческое измерение («романтичность», как пишет Андерсен) они под его пером приобретают. Совсем в тютчевском духе он пишет:

«Романтичность придают местности не громадные горные массивы с их необозримыми лесами и высоким кустарником, теснящимся у извивов бурной реки, и не каменные развалины разрушившегося жилища. Она возникает в картинах природы, овеянной преданиями; именно они придают ей магическое освещение, поднимающее ее до красот духа, именно тогда мертвые массы камня обретают жизнь; они более не служат безликой декорацией, а наполняются действием, и каждый листочек, каждый цветок на них превращается в поющую птицу, а ручей — в извилистый поток, который звучит вечно журчащими аккордами, сопровождающими мелодраму духа»[107].

Чуть ранее, словно предваряя это теоретическое суждение, Андерсен описывает вид, который открывается с Брокена, горы, овеянной множеством германских преданий:

«Со стремительной скоростью река Ильзе мчится совсем рядом с нами; высокие поросшие ельником горы обступают ее с обеих сторон, а голая скала Ильзенштейн с железным крестом на самой высокой ее точке отвесно вздымается в небо. От взгляда, устремленного в подобную высь, у вас может заболеть затылок, и все же, когда вы стоите на Брокене, она притягивает все ваше существо. Противоположная сторона — подобная же каменная стена. Все свидетельствует о том, что во времена великого земного переворота гора раскололась надвое, образовав тем самым ложе реки. Здесь, в мощных скалах, как сообщает предание, живет прекрасная принцесса Ильзе, именем которой река названа. При первых же утренних лучах солнца принцесса выходит к ней и купается в чистых водах, и счастлив тот, кто увидит ее в этот миг, ведь видели ее немногие. Девушка избегает человеческого взгляда, хотя по природе своей добра и приветлива.

Когда Всемирный потоп уничтожил всех людей на земле, воды Северного моря поднялись в Германии так высоко, что прекрасная Ильзе бежала вместе со своим женихом из северных земель сюда, в горы Гарца, где Брокен, как казалось, мог бы послужить им убежищем. Наконец они очутились на громадной скале, еще остававшейся на поверхности бурлящего моря, в то время как близлежащие земли уже скрылись под волнами и дома, люди и животные тоже исчезли. Молодые люди стояли одни, взявшись за руки, и глядели на волны, разбивавшиеся о скалу. Но вода поднималась все выше, и напрасно люди пытались найти еще не утонувший в ней отрог, чтобы перебраться по нему на Брокен, лежавший единственным большим островом в штормовом море. Когда гора под людьми зашаталась и в ней возникла огромная трещина, готовая их разлучить, они еще держали друг друга за руки, но образовавшиеся стены разлома расшатывались все шире, и, наконец, принцесса и ее жених сорвались вниз в шипящие пеной волны. Вот почему река получила название Ильзе, а сама принцесса до сих пор еще обитает на голой скале со своим женихом»[108].

Впрочем, как и во всех других своих произведениях, в «Теневых картинах» Андерсен не прочь пошутить. Вот перед нами предание, которое он с удовольствием приводит в своих записках:

«Как-то мерзебургский епископ приказал казнить своего слугу за воровство. Впоследствии, однако, открылось, что его совершил прирученный ворон, любимец епископа. Мучимый раскаянием, он впал в меланхолию и повелел заточить птицу в железную клетку и выставить ее на всеобщее поругание. Мало того, он завешал особый капитал, который городской совет Мерзебурга обязан был тратить на постоянное содержание птицы, обученной выкрикивать имя невинно казненного: „Якоб!“ Когда один ворон околевал, ему, как Далай-ламе или папе, немедленно избирали преемника. И в бытность мою в Мерзебурге, там, как мне говорили (самому мне не довелось этого видеть), несчастная, ни в чем не повинная черная птица так и сидела в клетке и кричала „Якоб!“. Она и знать не знала, за что ей досталась казенная квартира и стол, и, быть может, даже в родстве не состояла с тем вороном-вором, по милости которого была учреждена воронья стипендия!»[109]

А вот и более приземленная шутка, высмеивающая псевдоархеологию. Речь идет о находке в пещере:

«Один из моих спутников поднял с земли какую-то кость; осмотрев ее с величайшим вниманием, он объявил, что это остаток скелета какого-то животного древней породы. Я не спорил: кость была ни дать ни взять от коровьей ноги, а коровы, как известно, очень древняя порода!»[110]

Неменьшим юмором отмечена вставная новелла-сказка, сочиненная автором, чтобы развеять уныние, охватившее его после увиденного им в Брауншвейге очень плохого спектакля «Три дня из жизни игрока»[111]. Как легко заметить, она полностью авторская, «литературная» и потому несколько витиеватая: в ее стилистике еще не ощущается школы народной сказки:

«Мы остановимся пока на стране чудес. В стране этой много-много лет назад, когда еще никому и не снилась ни авторская деятельность, ни „Три дня из жизни игрока“, жил-был старый седой король. Он слепо верил в свет и людей и не мог даже представить себе, чтобы кто-нибудь когда-нибудь лгал. Ложь казалась ему чем-то несуществующим, фантастическим. Вот он раз возьми да и объяви в совете, что отдаст дочь и за нею полцарства в приданое тому, кто скажет ему нечто, прямо невероятное. Все подданные преусердно принялись учиться лгать и лгали один лучше другого, но добряк-король всякую ложь принимал за правду. Под конец король даже затосковал, плакал, утирал глаза своей королевской мантией и вздыхал: „Ах, да неужто ж мне никогда никому не доведется сказать: врешь!“ Дни шли за днями, и в одно прекрасное утро приходит красивый молодой принц. Он был влюблен в принцессу, и она отвечала ему взаимностью. Целых девять лет изощрялся он во лжи и теперь надеялся добиться невесты и полцарства. Он попросился у короля в огородники. „Хорошо, сын мой!“ — сказал король и повел его в огород. В огороде росло видимо-невидимо капусты: кочаны были сочные, огромные, но принц скорчил гримасу и спросил: „Это что?“ — „Капуста, сын мой!“ — ответил король. „Капуста? В матушкином огороде растет капуста такая, что под каждым листом уместится целый полк солдат“. — „Возможно! — сказал король. — Природа так могуча и каких-каких только не производит плодов!“ — „Ну, так я не хочу быть огородником! — сказал принц. — Возьмите меня лучше в овинные старосты“. — „Хорошо, а вот и овин мой. Видал такие большие?“ — „Такие? Поглядел бы ты, какой овин у моей матери! Представь себе, когда его строили и плотник работал топором на крыше, топор как-то сорвался с топорища и полетел на землю, но, пока летел, ласточка успела свить в отверстии обуха гнездо, положить яйца и вывести птенцов! Да ты, пожалуй, скажешь, что я вру?“ — „Зачем? Нет! Искусству человеческому нет пределов! Почему же бы и твоей матери не построить себе такого овина?“