Алексей Ливеровский - Охотничье братство

• Название: Охотничье братство
• Автор: Алексей Ливеровский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1990
• ISBN: 5-265-00581-1

Проза одного из старейших ленинградских писателей Алексея Ливеровского несет в себе нравственный, очищающий заряд. Читателя привлекут рассказы о Соколове-Микитове и Бианки, об академике Семенове, актере Черкасове, геологе Урванцеве, с которыми сблизила автора охотничья страсть и любовь к природе.

---

— Сколько же им лет?

* * *

Из оружейного магазина Чижова.

Рассказываю и рассказываю про самых примечательных представителей охотничьего братства, членом которого я был много-много лет. Кажется, нужная, но печальная работа, и завершения ее не вижу. Стоит только снова оглянуться назад, как память показывает еще одного спутника охот. Сначала как бы неясная тень, затем появляются лицо и голос, вспыхивают встречи, разговоры, случаи. Они вытягиваются в длинную нить, и тень начинает обрастать не материальной, но присущей только этому человеку плотью. И вот он предо мной, и я вижу, понимаю, что и этот милый сердцу брат по охоте ничуть не хуже, а может быть, и интересней тех, про кого уже рассказано. Значит, надо и о нем, а силы уже не те и времени все меньше.

Я сижу за столом в своей каморке-кабинетике; одно окно на озеро — оно в штилевой дреме, другое на берег, где за полем лес, уже спящий. Он пуст, и на озере нет никого. Я знаю, я помню, что все, о ком еще не рассказано, бывали здесь: гребли на челнах и лодках, бродили с ружьями по лесу, осенью собирали хрусткие холодные грузди, в морозные, очень короткие деньки, скрипя лыжами, с тяжелыми катушками ярких флагов за плечами вкладывали волков. Я должен о них поведать, пусть уже не так подробно, многое пропуская, передавая то, что, может быть, и помимо моей воли, выскочит из ларца памяти.

ЛЮБИМЫЙ ПОМЕРАНЦЕВ

В приемной у стола с целым выводком разнокалиберных и разноцветных телефонов сидела важная очкастая дама-секретарша. Напротив нее — невысокий, часто улыбающийся человек. Посетитель вел негромкий, но оживленный разговор, доставляющий явное удовольствие собеседнице.

Я сидел поодаль, сонный, потому что почти не спал. Приехал в министерство еще днем, показал вызов, мне сказали:

— Министр вас примет в три часа.

Часы показывали четыре. Я спросил:

— Завтра?

— Нет, сегодня ночью. Где вы остановились? За вами придет машина.

Удивился. Давно не бывал в Москве и не знал, что все высокие чины теперь ведут особый образ жизни. Они почти не выходят из своих кабинетов, для обеспечения существования рядом имеется дополнительная комнатка: можно подремать — и туда же подается завтрак и чай. Работа длится всю ночь, затем краткий утренний отдых — это уже дома — и вскоре опять на работу. Такой распорядок принят потому, что «Сталин никогда не спит, светится его одинокое окно в Кремле, оттуда в любое время может прозвучать телефонный вызов нужного человека».

Дверь открылась; мягко ступая по ковру и что-то договаривая, вышли несколько человек. Секретарша встала, развела и соединила руки, как бы объединяя меня и человека, с которым болтала, пригласила:

— Проходите.

Уступая друг другу в дверях большого тамбура, мы вошли в обширный высокопотолочный кабинет. За широкими окнами с очень низкими подоконниками виднелся оживленный проспект Горького. Министр был один, сидел в генеральском мундире за массивным столом под портретом Сталина такого размера, что крупная фигура Георгия Михайловича Орлова казалась миниатюрной.

Не вставая с места, министр показал на два стула перед его столом:

— Садитесь.

После рукопожатий и маленькой паузы:

— Знакомьтесь — Виктор Владимирович Померанцев, доцент Ленинградского политехнического института, — кивок в сторону моего спутника. Так же с кивком в мою сторону был представлен и я. Затем сразу к делу: — Хотим на заводе «Вахтан» отработанную щепу не просто сжигать в топках котла, а использовать комплексно, заняться новым делом — энергохимией, брать от твердого топлива не только тепло, но и химические продукты. У нас еще пока никому не удавалось — правда, Академия наук занялась этим, но для углей, а не для древесины. Мне сказали, что ваша топка — (поклон в сторону Померанцева) — подойдет для такой задачи. Вот и давайте стройте топку на «Вахтане», а химическую часть, улавливание продуктов, поручим Ливеровскому — (кивок в мою сторону). — Все детали в главке, там знают.

Чтобы больше не возвращаться к этому кабинету, где многие, не только я, чувствовали себя неуютно, расскажу о втором и последнем его посещении. Через несколько месяцев мы с Померанцевым по собственной инициативе, без вызова, привезли проектные материалы. К этому времени, работая над проектом и «пробивая» все дело по инстанциям, мы очень подружились, в главке и министерстве даже получили кличку — «братья-разбойники».

В приемной было многолюдно, но секретарша что-то сказала в трубку, и мы были приняты без очереди. Министр встал, пошел к нам навстречу, сказал сидящим за огромным столом:

— Все вон к… Впрочем, пусть… вот вы, вы и вы, — тыкал он пальцем, — останьтесь, поучитесь настоящему делу!

Он снял мундир, повесил его на спинку стула и просил развернуть чертежи. Со вкусом стал их разглядывать, разбирать, временами утвердительно вполголоса матерясь — уж такой стиль был у него, да и у многих других руководящих в то время.

Здесь надо пояснить, что по образованию он был инженер, кончил тот же, что и я, химико-технологический факультет, построил в ГУЛаге несколько заводов и был назначен министром. О том, как это произошло, рассказывают так: на докладе у Сталина несколько крупных строителей; Сталин не в духе, торопит, куда-то ему надо было ехать, говорит: «Осталось пять минут, кто возьмется доложить?» Взялся Орлов, развернул два альбома фотографий, толково доложил основное, уложившись в срок, — и Сталин назначил его министром. Так рассказывают.

Георгий Михайлович Орлов, внимательно рассматривая наши чертежи, поглядывал на оставшихся в кабинете презрительным взором инженера, — они-де бюрократы! Два раза по ходу дела поднимал трубку телефона: «Лаврентий Павлович! Тут у меня наука. Помоги в одном деле, ладно?» Первый разговор, помню, был по поводу дефицитной нержавейки, второй — забыл.

После первого приема мы с Померанцевым выходили вместе. Тут меня ждало маленькое приключение. Пропускали тогда, особенно в министерский этаж, строго: в трех местах проверяли пропуск, зорко и неоднократно переводя взор от карточки на паспорте к вашему лицу. И на этот раз я, ничего не подозревая, спокойно предъявил подписанный пропуск и паспорт. Проверяющий неожиданно сказал: «Подождите. Отойдите в сторону!» Нажал какую-то кнопку. Мигом появился начальник. Проверяющий объяснил: «Пропуск на одну фамилию, паспорт — на другую». Я не мог ничего понять, чувствовал себя виноватым. Задержали, увели в особую комнату. Оказалось, что вместо моей фамилии на пропуске написали «доцент», взяв это слово из командировочного удостоверения. Выясняли дело довольно долго. Виктор терпеливо ждал меня, прогуливаясь перед входом в министерство под недовольными взглядами наружной охраны.

Впечатлений было столько, что мы решили не разъезжаться по домам, забрались в ближайшей пивной за угловой столик. Сидели долго. На улице повалил снег, я сказал:

— Эх, поскорей бы из Москвы — первая пороша!

Виктор обрадовался:

— А вы охотник?

Понравились мы друг другу. Решили возвращаться в Ленинград вместе, взяли билеты на «Красную стрелу» в один вагон. Купе было двухместное, и мы болтали до поздней ночи. На технические темы уже наговорились досыта, шла речь об охоте.

«Как хорошо здесь!» (Май 1963 г.).

Он любил природу всякую и в любое время года.

Оказалось, что он начал охотиться на родине, на Амуре. Страшно хвалил те места, что касается самой охоты — мне не удалось вытащить из него что-нибудь вразумительное. Больше всего рассказывал про рыбу калугу, которая достигает невероятных размера и веса. Однако оказалось, что у него есть охотничья собака, и мы договорились в первую же субботу поехать вместе. Поехали на машине Померанцева на Волхов, рассчитывая застать там еще гаршнепов, а может быть, и тетерева в теплый полдень подпустят.

Не буду рассказывать о той неудачной охоте. Джойс — крупный ирландский кобель — гонял все, что взлетало, гонял настойчиво и страстно. Виктора Владимировича утешило и даже порадовало, что за этот поход Джойс извлек из камышей и притащил ему двух живых кряковых подранков. Мне стало совершенно ясно, что Джойс чистейший утятник, и, скажу откровенно, это наложило известную тень, с моей точки зрения, и на его хозяина, как на охотника. Утятники в нашей компании уважением не пользовались.

Меня интересовало, почему такой чисто технический, далекий, казалось бы, от природы человек был таким страстным охотником. Позже пришел к выводу, что он любил природу всякую: и лес, и реки, и озера, и горы. Любил нежно, постоянно и активно. Бывало, выйдем из машины — раскинет руки, вдохнет несколько раз глубоко-глубоко и, совершенно не считаясь с погодой, будь то жара, снег или холод, скажет: «Ой, ребята, как хорошо здесь!» Кроме того, Виктор был человек компанейский. Совершенно не представляю себе, чтобы он мог поехать на охоту один, даже со своей любимой собакой. Не менее чем от самой охоты, он получал удовольствие, находясь в компании. Он был постоянно весел, оживлен, остроумен и неутомим. У него всегда были собака и машина, которые, как он шутил, выгоняли его из дому.