Алексей Ливеровский - Охотничье братство

• Название: Охотничье братство
• Автор: Алексей Ливеровский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1990
• ISBN: 5-265-00581-1

Проза одного из старейших ленинградских писателей Алексея Ливеровского несет в себе нравственный, очищающий заряд. Читателя привлекут рассказы о Соколове-Микитове и Бианки, об академике Семенове, актере Черкасове, геологе Урванцеве, с которыми сблизила автора охотничья страсть и любовь к природе.

---

След рыси.

Дмитрий Вячеславович с «кошечками» в Университетском саду.

Мы все знали эту Митину слабинку, соглашались, что промах совершенно случайный, иногда помогали, стреляя с ним одновременно. Птица падала, а тот, кто стрелял, просил прощения: «Я видел, что падает, — не удержался». Лучше, если выстрелы сливались: можно было незаметно вынуть гильзу и не говорить, что стрелял. И с зайцами так бывало. Тот, кому удавалось взять зайца после промаха Мити, преподносил ему добычу со словами: «Это твой подранок, еле полз мимо».

Однажды случилось, что и на его долю выпала большая удача. Его пригласили на рысиную охоту в Беково, где жили у егеря его лайки. Облава была по псковскому методу: два стрелка и один загонщик. Митя стоял в довольно густом лесу, справа тянулась поросшая ивняком канава. В одном месте в ивняке прогал. Начался загон, и очень скоро в прогале появилась рысь. Митя выстрелил — зверь исчез и через минуту снова показался на том же месте. Митя выстрелил из другого ствола — рысь пропала. Подошел егерь. На льду канавы лежали две крупных рыси.

Характерна для Мити-охотника была крайняя непритязательность в одежде. Некоторых забавляет охотничий антураж иногда больше, чем сама охота: ружья, патроны, особая одежда, кепи, обувь… Митя был внимателен только к ружью и патронам, — всем остальным пренебрегал. Летом и зимой ходил в той же курточке и в зависимости от температуры воздуха (в диапазоне от +25 до -25 градусов) только застегивал ее или расстегивал. Перчаток не носил никогда.

Как я говорил уже, Митя сблизился с нашей семьей. Проводил с нами почти каждое лето. Помню, как он пришел на хутор Голи пешком со станции, в рюкзаке принес патроны, немного провианта и трехлитровую бутыль с одеколоном, который сделал сам, добавив к спирту какие-то замечательные одоранты. Одеколон предназначался моей сестре Татьяне, тогда еще незамужней. На бутылке была наклеена этикетка со стихами тоже Митиного производства:

Пусть тощая дева рвет свои вычески,
Задыхаясь от злобы натужной,—
Танечка, действуйте диалектически
И внутренне, и наружно…

Постелили Мите, как и обычно гостям, на сеновале.

От полога отказался. Мы затревожились: «Комары съедят!» А он свое: «Не влияет». Время проводил своеобразно. После завтрака в одних трусах уходил со спиннингом на берег. На урезе воды изящным движением бедер сбрасывал трусы — они оставались на песке до самого обеда, — а их владелец, как говорится, в одном пенсне исхлестывал спиннингом вдоль и поперек все Гольское плёсо. Иногда приносил небольших щурят — самые крупные, как водится, срывались… Впрочем, и тут был исключительный случай. Однажды Митя вернулся домой необычно рано и торжественно преподнес хозяйкам огромного окуня. Мы тогда его не взвесили, но по виду он потянул бы килограмма два, не меньше.

Когда началась охота, Митя ходил с нами и одновременно, по его выражению, ботанизировал. Приглядывался к цветам и травам, что-то срывал, прятал в карман и продолжал охоту. Но, как всегда, стоило ему заполевать дичину, он немедленно бросал компанию и уходил в деревню, чтобы побеседовать с местными жителями, показать моему отцу сорванное растение: «Доктор, посмотрите — довольно редкий вид, я в этом районе такого не видел».

На озере в одном из походов с Митей произошел нелепый случай. Все челны были разобраны, Мите достался челн под названием «Убитик», — узкий, кривой, неустойчивый. Захватив с собой тройник, Митя отъехал от берега и вскоре увидел летящую гагару. Последовал боковой выстрел — стрелок оказался в воде, тройник на дне. Я пытался достать, нырял, но неопределенность места, илистое дно и значительная глубина не позволили найти ружье. Один из гольских, дядя Петя, взялся достать. Соорудил специальное орудие типа широких грабель, нагруженных тремя кирпичами и с длиннющей ручкой. Через два-три часа траления ружье удалось зацепить за погон и вытащить. Обрадованный Митя выдал дяде Пете немалое вознаграждение. Деньги пошли на покупку ржи и хмеля. Через неделю хутор Голи, все три дома, гуляли, поминая добром Дмитрия Вячеславовича.

В этот же год Митя ушел из университета. Надо сказать, что по характеру он был добрым и застенчивым человеком. Его доброту ценили и пользовались ею иногда корыстно. Повышенную застенчивость, как это часто бывает, маскировал грубоватостью и цинизмом. Он мог, например, на заседании Русского химического общества во время доклада своего дядюшки, академика Фаворского, выбежать к доске и в полемическом задоре стереть ладонью только что написанные, по его мнению неправильно, какие-то радикалы в реакции и при этом еще и ворчать что-то нелестное.

Все это явно мешало ему в отношениях с людьми, особенно с начальством.

У нас в Лесотехнической академии в это время освободилась кафедра органической химии, и Дмитрий Вячеславович возглавил ее, не без облегчения уйдя из университета. Возможно, некоторую роль здесь сыграла и перспектива совместных охот в нашем знаменитом приписном охотхозяйстве.

Я уже говорил, что Дмитрий Вячеславович был блестящим ученым. В нашем научном совете его выступления всегда вызывали глубокий интерес и некоторое беспокойство. Звали его доктором всех наук. Действительно, он легко мог оппонировать не только по химии, но и в других областях, используя энциклопедические знания по ботанике, физике и даже математике. К тому же знание языков позволяло ему делать жесткие и справедливые замечания ученым, пренебрегающим иностранной литературой.

Вокруг него всегда группировалась способная молодежь. Тищенко умел ее пестовать, щедро делился своими знаниями, помогал дружескими советами, а иногда и материально. В науке был высокопринципиален. Помнится заседание ученого совета в трудное время борьбы с «космополитизмом». Шла докторская защита. Работа хорошая талантливого человека. И вдруг… выступления против, одно за другим. Дмитрий Вячеславович встал и сказал во всеуслышание: «Работа отличная, а ее хотят провалить. Грешен, сам люблю рассказывать еврейские анекдоты, но жидоедства не терплю». Диссертация была утверждена, правда, с преимуществом в один голос.

Мне довелось быть свидетелем и такого эпизода. Резко распахивается дверь кабинета Мити — оттуда вылетает человек, по виду иностранец, а за ним директор и секретарь парторганизации. Слышу Митин голос: «Вон! Уходите, уходите! Не надо мне таких ученых!» Захожу в кабинет. Митя успокаивается, говорит уже с улыбкой: «Привели „ученого“ из Америки — для академии непривычно, начальству лестно. Разговариваю — чувствую, — в науке полная невинность. На языковый барьер не списать, на его родном поговорили… А вопросы по технологии и производству у него заранее заготовлены. Прогнал его к чертовой матери. Ученый… Пусть начальство сердится, не влияет».

Дирекция разобралась, и к Мите претензий не было предъявлено.

Неудобный был Митя человек для дирекции. Раздражал и его категорический отказ защищать докторскую диссертацию. В академии план выпуска докторов, уговаривают, жмут, сердятся: «Что вам стоит, такая масса публикаций и неопубликованных работ, больших, интересных, каждую можно защитить как докторскую». А он: «Не хочу, не буду. Я настоящим делом занят, а вы хотите, чтобы я все бросил и выжимал из себя научное дерьмо, как пасту из тюбика!» Не добились. Вскоре он получил звание доктора гонорис кауза.

Началась война. Митя как никто другой знал военный потенциал немцев, понимал серьезность положения и никогда не разделял «шапкозакидательских» настроений, господствующих в нашем обществе. Но при этом был абсолютно уверен, что немцев мы все-таки победим. Приехал ко мне наш общий друг. Рассказывал, что в Москве, о «железной поступи немецких полчищ», — «нас сомнут, как автомашина лягушек!» Советовал немедленно уезжать в глубь Сибири. Митя слушал, слушал, а потом говорит: «Лешка, давай его выпорем!» Полушутя-полусерьезно завалили мы гостя на кушетку и угостили Митиным поясным ремнем.

Моя кафедральная группа еще в финскую войну работала по оборонной тематике. Этот опыт мы с Митей решили использовать и организовали спецхимцех. Привлекли к работам на оборону всех академических химиков, выхлопотали для них рабочие карточки. Я был назначен руководителем, Митя консультантом. На первых порах работа сводилась к химическим анализам различных материалов.

Прислали нам как-то на исследование целый бензобак немецкого самолета. Неясно было, почему попадание пули в бензобак не выводит его из строя. Оказалось, что между двумя стенками бака находится специальная резина, которая набухает от действия бензина, таким образом закрывая пробоины. Попутно Митя сам исследовал бензин. Пришел с результатами анализа, радостно улыбаясь: «Алеша, они много не навоюют, у них бензин синтетический с большим количеством добавок, которые нужны им и для других целей. Я знаю — в Германии этих веществ мало!» Теперь мы знаем — немцы воевали долго, но авиационного давления разом по всему фронту не было. Может быть, здесь сказался состав бензина?