Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы

• Название: Сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы
• Автор: Самуил Маршак
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Поэзия
• Год: 1959

В третий том собрания сочинений известного советского поэта и литературоведа С. Я. Маршака вошли переводы: иностранных авторов — В. Шекспира, Р. Бернса, Дж. Байрона, Р. Киплинга, Г. Гейне, Дж. Уоллеса, Ш. Петефи, Дж. Родари, и др., поэтов нашей страны —  О. Туманяна, И. Фефера, Д. Гулиа.

---

Мастер плетеной мебели из городка Беллуно

Плетет он стулья,
Чтоб вы сидели,
А сам сидит он на панели.

Кто делает автомобили,
Бредет по улицам пешком.
А те, что вам ботинки шили,
Частенько ходят босиком.

Порой у пчел нет меда в улье,
У земледельца нет земли,
А человек, плетущий стулья,
Сам на земле сидит в пыли. 

Неаполь без солнца

В Неаполе — в городе яркого света —
Есть переулочек Палонетто.

Кривой переулок темен и тесен —
Без неба, без солнца, без моря, без песен.

А будет ли песня кем-нибудь спета
Для тебя, мой Неаполь, без неба, без света?

Площадь Мастáи

Площадь Джованни Мастаи Ферретти.
В брызгах фонтана купаются дети.
В воду ныряют на площади Рима,
А рядом троллейбус проносится мимо.
Кажется, лопнет троллейбус набитый.
Люди в троллейбусе очень сердиты.
Смотрят в окошки, как будто грозя:
«Эй, шалопаи! Купаться нельзя!»

Но под одеждой, взмокшей от зноя,
В душах людей я читаю иное.
Что-то живое бьется тайком
В сердце у каждого под пиджаком.
Думают взрослые: «Эх, чертенята!
Лето — раздолье для вашего брата.
Мы же строчить в министерствах должны,
Вместо того чтобы сбросить штаны
И полоскаться в бассейне, как дети,
На площади старой Мастаи Ферретти».

Венеция

Глядит в лагуну старый мост,
И так вода ясна,
Что в ней встает такой же мост,
Такая же луна.

Светла, как небо, глубина,
Полна таких же звезд.
Где ж настоящая луна?
Где настоящий мост?

3. Из книги «поезд стихов»

Шесть тысяч поездов

Шесть тысяч длинных поездов
Бегут по рельсам каждый день,
От городов до городов,
Минуя сотни деревень.

Один уходит за другим
В Милан, Турин, Сиену, Рим.

Мчатся в Неаполь, Верону, Венецию,
В Геную, Лукку, Флоренцию, Специю.

Быстро везет паровоз из депо
Нас через реку по имени По.

В Реджо Калабрия поезда
С берега сами идут на суда.

Если бы выстроить их вереницей —
Все эти тысячи поездов, —

Был бы передний в горах у границы,
Задний — у южных морских берегов.

Поезд по рельсам ведет машинист,
Смотрит, чтоб путь был свободен и чист.

Он управляет движеньем колес,
Может в пути задержать паровоз.

Очень советую вам я, синьоры,
Не затевать с машинистами ссоры!

Спальный вагон

Если бы стал я владельцем дороги
И посетил этот поезд убогий,
Поезд, где в хмурые ночи осенние,
Кроме дыхания, нет отопления,
Поезд, в котором десятки ребят
На чемоданах, свернувшись, лежат,
Поезд, где мать укрывает ребенка
Старою шалью, дырявой и тонкой, —

Я бы на каждый ночной перегон
Детям давал бы спальный вагон.
Каждому — койку с простынкою чистой,
По одеялу из шерсти пушистой.

И приказал бы, чтоб детям в постели
Песню колеса бегущие пели. 

Туннель

Туннель — это ночь,
Но не вправду, а в шутку.
Ночь продолжается только минутку.
Поезд так быстро выходит на свет,
Что испугаться времени нет.

Домик № 27

Очень мне нравится эта сторожка.
Все поезда в ней видны из окошка.
Справа и слева — деревья, кусты,
А на окошках — герани цветы.
Чей это домик? Не ваш и не мой.
Железнодорожный.
Двадцать седьмой.  

Зал ожиданья

Это — большое вокзальное зданье.
В зданье имеется зал ожиданья.

Если ночлега нигде не найдешь,
Ты притворись, будто поезда ждешь.

Ночью ты голос услышишь спросонья:
— Скорый — в Неаполь!
Курьерский — в Болонью!

Сидя на лавке меж двух узелков,
Спи под напев паровозных гудков.

Думает, зал обходя, контролер:
«Что же не едет этот синьор?

Спит на скамейке он крепко и сладко.
Верно, в пути у него пересадка».

Сплю я, синьор, не будите меня!
Только не поезда жду я, а дня.

Носят меня не колеса, а ноги.
Днем я хожу да хожу по дороге.

Жду я работы, ищу пропитанья,
Но возвращаюсь в зал ожиданья…

В зале сижу я ночь напролет.
Видно, не скоро мой поезд придет.

Гул паровоза, протяжный и зычный,
Напоминает гудок мне фабричный.

Ах, контролер, не мешайте вы мне
Видеть работу хотя бы во сне!

Эшелон

Что поете вы, солдатики, солдаты,
В длинном поезде, везущем вас куда-то?
Что поете вы, с платформы свесив ноги
И болтая сапогами по дороге?

«Машинист любезный наш,
Ну-ка, маслом поршни смажь.
Мы по горло сыты, брат, войной.
Слушай, малый, поворачивай домой!»

Распевали в эшелоне
Эту песню много дней,
И была такая надпись на вагоне:
«Сорок человек — восемь лошадей».

Поезд эмигрантов

Не тяжел он, чемодан-то,
У бедняги эмигранта.

Мешочек с родной деревенской землицей,
Чтобы не слишком скучать за границей,

Смена одежи, хлеб и лимон —
Вот чем его чемодан нагружен.

Дома — в деревне — осталось немало:
Сердце никак в чемодан не влезало.

Сердце с землей не хотело расстаться,
Вот и пришлось ему дома остаться.

Верной собакой остаться средь поля,
Что не могло накормить его вволю.

Вон это поле — полоска земли…
Да и полоска скрылась вдали!

Детская железная дорога

Есть такая страна на свете,
Где в своих поездах разъезжают дети.

В поездах настоящих — с дымом, паром,
С машинистом, кондуктором и кочегаром.

По настоящим рельсам и шпалам
Поезд идет к настоящим вокзалам.

______

Начальник станции — с вершок,
Чуть-чуть побольше, чем свисток.

Помощница на полвершка
Короче своего флажка.

Кондуктор главный молод тоже,
А контролер еще моложе.

Места для едущих ребят —
Под окнами вагона.
В окошки путники глядят
Во время перегона.

Берет при входе пассажир
Билет перед посадкою.
Над кассой вывесил кассир
Такую надпись краткую:

«Родителям, желающим
В ребячий сесть вагон,
С лицом сопровождающим
Являться на перрон!»

А. ТВАРДОВСКИЙ. О ПЕРЕВОДАХ С. Я. МАРШАКА

Обозначение «перевод» в отношении поэзии всегда в той или иной мере отталкивает читателя: оно позволяет предполагать, что имеешь дело с некоей условной копией поэтического произведения, именно «переводом», за пределами которого находится недоступная тебе в данном случае подлинная прелесть оригинала. И есть при этом другое, поневоле невзыскательное чувство читателя — готовность прощать переводу его несовершенства в собственно поэтическом смысле: уж тут ничего не поделаешь — перевод! Был бы только он точным, и на том спасибо.

Однако и то и другое чувство могут породить лишь переводы известного убого формального, ремесленнического толка, изобилие которых, к сожалению, не убывает со времен возникновения этого рода литературы и до наших дней включительно.