Всеволод Иванов - Избранные произведения. Том 1

• Название: Избранные произведения. Том 1
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

В настоящее двухтомное издание я включил часть произведений разных лет, которые, как мне кажется, отображают мой путь в советской литературе.

В первый том входят повести «Партизаны» и «Бронепоезд 14–69», три цикла рассказов: о гражданской войне, о недавних днях и о далеком прошлом; книга «Встречи с Максимом Горьким» и пьеса «Ломоносов».

Второй том составляет роман «Пархоменко» о легендарном герое гражданской войны.

---

Уитворт (кланяясь, с недоумением). Сэр!

Калина. Сэр, эти кожи выделаны по моему способу. Юфть начал было со мной изучать Анкудин Баташ, но отошел.

Баташ. Я по узорной коже двинулся.

Уитворт (тыча пальцем то в Калину, то в кожи). Этот? Эти? Такие кожи — этот… мальчишка?..

Калина. Химия, сэр. Химия суть подражательница естества, и она столь же пространна, как сама природа. Химия разрушает или растворяет — и паки оживляет, и превращает в новое творенье природы!..

Уитворт. Ах, сэр! Я объелся теорией. Скажите лучше скорее, сколько времени вы дубили этот сорт юфти?

Калина. Этот сорт юфти, сэр, прежде старики дубили от осьмнадцати месяцев до двух лет, сэр. А теперь, сэр, самое большое дубим мы ее, с помощью химии, в срок от пятнадцати дней до двух месяцев.

Уитворт. В двенадцать раз сократили срок дубления? Боже!.. И сколько же вы таких кож заготовили, сэр?

Калина вопросительно смотрит на Иконникова. Тот кивнул.

Калина. К концу нонешнего года, сэр, заготовили более мильона штук.

Уитворт. Более миллиона штук юфти? А цена им, цена, сэр?

Калина. Да как обещали, раз в пять дешевле прежних.

Уитворт. Мои скупленные кожи в пять раз дешевле?!

Люкке. Умоляю, сколько выплавлено железа?

Иконников. Шелех! Сколько вы там выплавили железа?.

Шелех (посмотрев в бумаги). Три миллиона пудов.

Люкке, Уитворт, Де-Рюшампи. По цене?

Шелех. По цене втрое дешевле прежней.

Люкке. Я разорен!

Уитворт. Господа, мы все разорены… (Калине). Поддержите меня, сэр… (Студенты отводят его к креслу, и он повисает на нем.)

Академики, толкая друг друга, бросаются подписывать протокол.

Миллер. Когда сопротивление бесполезно, то глупость (указывая на Люкке) волнуется, бессилие (на де — Рюшампи) — жалуется, низость (на Шумахера) — изворачивается и лишь одна мудрость (на себя) — покоряется. Я подписываю! (Подписывает.)

Нартов. Граф Кирилл Григорьевич, дай старику сказать.

Советник Нартов в старомодном темном кафтане, в бархатных сапогах, опираясь на палку, медленно идет к Ломоносову.

Разумовский (Иконникову). Советник Нартов, изобретатель, учил Петра токарному искусству.

Иконников. Знаю Андрея Константиновича, знаю.

Нартов. Учил Петра Великого? Кого учить! Он сам учил всех, и здорово учил. (Указывая на академиков.) Вот этих бы он поучил — дубиной. Зазнались, заелись… Ай-яй-яй… (Студентам.) Стоял я не раз с Петром и у токарного станка. Рука у него горячая, возьмет когда да поведет не так… а я его поправлю. Потом свои-то руки уберешь, и будто железо раскаленное держал. Вот это — рука! У Ломоносова такая ж. И дай бог вам такие руки! Прими поклон, Россия молодая.

Голоса. Слава Нартову. Слава Ломоносову!

Теплов (подавая протокол Разумовскому). Великий восторг всех обуял! И на вашем лице, ваше сиятельство, зрю то же самое. Извольте подписать. Награды и звания изобретателям я тоже обозначил. Металлурга Петера Алексеева я думал бы в профессоры: троих — Шелеха, Пиленко, Укладника — в адъюнкты, остальных же…

Крашенинников. Ваше сиятельство! Я много путешествовал и часто в путешествиях, когда я думал о дорогих сердцу местах, виделась мне Москва, и виделось мне открытое благодаря неустанным хлопотам Михаила Васильевича здание Московского университета!

Голоса. Создателю Московского университета слава!

Крашенинников. И виделось оно мне в веках лучшим и прекраснейшим зданием мира! Посему, ваше сиятельство, мы ходатайствовали, чтоб первый и любимый ученик Ломоносова, поэт и философ Николай Поповский был назначен профессором Московского университета.

Разумовский. Что, русские мы или не русские? (Пишет.) Всех в профессоры!

Ломоносов (Разумовскому, указывая на учеников). Молодые! И как их много! И какие они непобедимые! Ах, ваше сиятельство! Молодость есть величайшее чудо мира. А молодая наука, да еще наша, русская, разве это не чудо из чудес? (С чуть приметной насмешкой.) Как я рад, ваше сиятельство, что вы, самый молодой в мире президент Академии наук, находитесь теперь среди многочисленных молодых ученых!

Разумовский (сухо, понимая насмешку). Да. Я тоже рад, Ломоносов.

Академики. Виват! Виват! Виват Академии!

Входит Стефангаген.

Стефангаген. Ваше высокографское сиятельство!

Разумовский. Еще что там?

Стефангаген. Ваше сиятельство (кланяясь Нарышкиной), обращаюсь к их высокографскому сиятельству. Прибыл Нарцысушко, любимый арапчонок государыни!

Из коридора, подскакивая и размахивая письмом, бежит арапчонок, разодетый в шелка, ленты и кружева. Он подбегает к Нарышкиной и подает ей письмо. Она разрывает конверт, читает, гладя арапчонка по голове, затем целует письмо. Все заулыбались. Взоры всех академиков сосредоточились на Нарышкиной.

Миллер. Какой торжественный день!

Люкке. Какое удивительное заседание Академии наук!

Нарышкина. Спасибо, Нарцысушко! Скажи: кланяется земно, благодарит государыню и будет непременно и тотчас.

Арапчонок убегает.

Разумовский (слабым голосом). Нас пригласили на послеохотничий ужин?

Нарышкина. Нас? Меня! (Встает.) Господа! Государыня с трех выстрелов убили трех лосей.

Крики: «Виват! Виктория!», Ломоносову, окруженному учениками.

Михаил Васильевич! Сегодня я видела истинную любовь к отечеству. Я вижу истинную любовь к истинному человеку сынов отечества, и я… Я остаюсь в России, за границу не поплыву.

Иконников. За границу никто не поплывет, Катерина Ивановна. (К академикам.) И корабли ваши, господа академики, тоже не уплывут за границу. Порты приказано закрыть.

Разумовский. А что случилось?

Иконников. Подлец король Фредерик Прусский напал на Россию. Уже дана инструкция: нонче, в пять утра, русским войскам двинуться к границам Пруссии. Война!

Разумовский. Война? (Молча глядит на Иконникова, словно ожидая от него приказаний.)

Иконников. Спокойствие, господа. Угодно вам, господин презус, огласить сей указ Сената? (Передает бумагу Разумовскому.)

Разумовский (Теплову). Читай.

Теплов. «Сенат предписывает: ввиду дряхлости и старости господина советника Шумахера, все дела Академии, с сего числа, подписывать графу Разумовскому, купно с советником и профессором Ломоносовым. Сенат уповает, что он, истинный сын Отечества, оный департамент в цветущее состояние приведет».

Академики аплодируют. Разумовский тоже.

Крашенинников. Профессор Московского университета, пиит Николай Поповский стихи свои огласит.

Поповский.

Московский здесь Парнас приветствует витию,
Что чистый слог стихов и прозы ввел в Россию,
Что в Риме Цицерон и что Виргилий был,
То он один в своем понятии вместил,
Открыл натуры храм богатым словом россов
Пример их остроты в науках — Ломоносов!

Все аплодируют.

Нарышкина. Прекрасные стихи, профессор! Граф Кирилл! Вы идете меня провожать?..

Разумовский. Иду, иду, Катерина Ивановна, сейчас! (Поспешно, испуганно убежал за ней, забыв и попрощаться.)

Ломоносов. Господа академики и новые молодые профессора! Конференцию продолжаем, садитесь! Господа, садитесь, господа!

Все садятся.

Вы почему не садитесь, академик Миллер?

Миллер (ласково). Мой друг, российский Ньютон!

Ломоносов. Называйте меня просто Ломоносовым.

Миллер. Ломоносов! Я увидел сегодня, как вы были правы. И я увидел сегодня, как я был неправ. Простите меня. Я не хотел оскорбить диссертацией своей Россию.

Ломоносов. Россию не оскорбишь диссертацией, даже самой плохой. Вы оскорбили только себя и свое дарование. Забудем это. (Жмут друг другу руки.)

Откуда-то издалека слышны приглушенные звуки барабана, постепенно разрастающиеся. К ним присоединяется музыка военного марша, солдатская песня. В окнах растут отблески солнца с реки.