Вернер Альбринг - Городомля: Немецкие исследователи ракет в России

• Название: Городомля: Немецкие исследователи ракет в России
• Автор: Вернер Альбринг
• Издательство: Европейский Дом
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5801501533

Автор вместе с другими немецкими учеными и специалистами жил и работал на маленьком острове Городомля, строго отгороженном от внешнего мира, на озере Селигер. Немецкие ученые и специалисты по управляемым ракетам были отправлены туда осенью 1946 г. из советской зоны оккупации Германии. Вернер Альбринг описывает богатые приключениями события того времени, Этот документальный материал раскрывает малоизвестные до последнего времени страницы новейшей истории. Жизнь в Городомле имела свой определенный распорядок, но немецкие ученые и техники не ограничивались работой. Все они были достаточно образованными и культурными людьми, и свободное время их узкого сообщества было наполнено увлечениями: действовали две конкурирующие театральные труппы, литературный и философский кружки. Вернер Альбринг чертил, рисовал и играл в театре. Несмотря на то, что немцам для обозрения был доступен только маленький кусочек России, прогулки по окрестностям были строго лимитированы и о свободе передвижения не могло быть и речи, на него глубокое впечатление произвел русский пейзаж…

---

Как инженер-механик я рассчитал и сконструировал весы для нестационарных измерений сил и моментов на крыльях. После окончания этой работы профессор Прёль доверил мне руководство аэродинамической лабораторией, государственной научной организацией примерно с 30 сотрудниками. Мне было тогда 27 лет. В институте были аэродинамические и гидродинамические трубы, мы занимались проблемными задачами в области аэрогидродинамики.

Огладываясь назад, я думаю, что мне очень часто удавалось заниматься работами, которые соответствовали моим наклонностям. Границы между обязанностью и досугом стирались. Такова была моя деятельность в качестве конструктора в Ганновере, так с некоторыми ограничениями было и в Советском Союзе в период с 1946 по 1952 год.

(Из журнала «Spectrum», No. 1, 1983 г.)

«ЧЕМПИОН ОСТРОВА ПО ТЕННИСУ» ИЛИ НАШЕ СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ

Когда более четырехсот человек должны прожить несколько лет в крошечной деревне на маленьком острове, не имея права покидать его, это может привести к серьезным психическим расстройствам. Совместное существование замкнутого коллектива может оказаться весьма непростым. Еще в ноябре 1946 года, когда мы ехали в поезде из Москвы на север, на остров, на котором должны были остаться жить, я размышлял о том, как этот остров мог бы выглядеть. Я представлял себе различные варианты. Например, плоский и голый остров, густо поросший травой. Там настроение жителей вскоре упало бы до полной безнадежности. Но я представлял себе наш остров также холмистым и поросшим лесом. На таком жить было бы не столь трудно. Чувство одиночества и изоляции не возникало бы там постоянно, поскольку не так часто перед глазами были бы границы острова. Тот остров, на котором мы наконец очутились, оказался холмистым и поросшим лесом. Летом там блестели на солнце озера и пруды, еловые леса излучали благоухающий аромат, листья, травы и цветы сияли красотой во всем своем многообразии. Зимой темные леса стояли заснеженные, как в сказке.

Сколько свободного времени было у нас в Городомле? Каждую неделю 48 часов занимала работа. Сначала мы настраивались на работу по 36 часов в неделю. Профессор Цайзе аргументировал такой настрой тем, что в Западной Европе перед второй Мировой войной коммунистические партии, как мы все хорошо помнили, боролись за 36-часовую рабочую неделю. Но советское руководство объяснило нам, что во время войны рабочее время было увеличено до 48 часов и с тех пор еще не сокращалось. Итак, для нас рабочая неделя также составляла 48 часов.

Во второй половине дня после окончания работы все должны были покинуть мастерские, лаборатории и бюро. Добровольная сверхурочная работа, как это обычно было в Германии при выполнении срочных заданий, здесь не разрешалась. Остаться работать сверхурочно, можно было только с письменного разрешения профсоюза.

Руководители отделов в Городомле, озабоченные выполнением исследований и проектов, первое время после окончания работы складывали бумаги в свои портфели и работали по вечерам дома. Но вскоре постоянно подозрительными русскими и это было строго запрещено. Мы очень напряженно работали в течение ежедневных восьми часов в институте. Русские вахтеры требовали неукоснительной точности начала работы. Опоздание на несколько минут наказывалось ощутимыми денежными штрафами. Немецкий коллектив на требовательную пунктуальность в отношении начала работы отвечал такой же пунктуальностью по отношению к окончанию рабочего дня. Дорога с работы до дома занимала не более пяти минут. Таким образом, у нас оставалось довольно много свободного времени.

Один раз в году нам полагался отпуск. Это означало разрешение не приходить на службу, но вовсе не означало возможности поехать на Черное море или на Кавказ, что могли себе позволить русские, работающие в Городомле. Мы, аэродинамики, решили, что наш отпуск, даже если он проходит в пределах острова Городомля, должен признаваться начальством. Отпускники даже в срочных случаях не должны были вызываться в институт. Наше требование, состоявшее в том, что находящийся в отпуске сотрудник должен быть недостижим, как если бы он уехал на Черное море или на Кавказ, было принято.

Во всяком случае, у нас было больше времени для досуга, чем у жителей европейских городов, которые вынуждены подолгу добираться от места службы до дома. По сравнению с обычными европейцами у нас был и еще один резерв свободного времени — все ежедневные политические новости проходили для нас практически незаметно. Мы получали немецкие газеты, но с опозданием на две-три недели. Заголовки, которыми журналисты заставляли читателей в момент появления той или иной статьи затаить дыхание, за давностью времени теряли свою притягательность. Мы пролистывали газеты, но не читали их. В каждой семье был радиоприемник. Мы могли слушать немецкие передачи. Но проблемы родины были так далеки от нас, что и новости мы слушали очень редко и нерегулярно. Для чтения русских газет и понимания русских сообщений по радио у нас отсутствовали языковые знания. Время, которое тратит обычный человек на чтение газет, прослушивание радио, на последующие размышления о полученной информации и на разговоры с другими для ее обсуждения, все это увеличивало наш фонд свободного времени.

Мы сделали немало попыток изучения русского языка. Первый хороший учебник был составлен господином Стайницем и издан в русской оккупационной зоне. Он был основным по изучению русского языка и рекомендовался русскими переводчиками всем интересующимся, а также использовался в частных занятиях, которые для меня и моей жены вела знающая язык госпожа Шмидель. Русские быстрее осваивали наш язык, чем мы их. Русский язык, безусловно, труднее немецкого. Идти от трудного языка к более простому гораздо легче, чем наоборот.

В первый год жизни на острове я и Лидди возобновили занятия, начатые в Вильдеманне и Блайхероде. Утром за час до работы мы проверяли друг у друга выученные слова и по очереди писали диктанты. Однако у нас, как и у других немцев, занимавшихся русским языком, уровень знаний по-прежнему оставался низким.

Но были и исключения. Эрих Апель, руководитель мастерских, ставший впоследствии министром машиностроения, вскоре очень бегло заговорил по-русски. Ему это было крайне необходимо для тесного контакта с советским руководством острова. Доктор Франц Ланге, специалист по системам управления, на заседании научного совета в Москве делал свой доклад на русском языке. Господин Шмидт, физик, так хорошо выучил русский язык, что мог ежедневно читать советские газеты. В июле и августе 1948 года он заставил меня и профессора Гельмута Фризера принять горячее участие в обсуждении одного научного события.

Это случилось, когда в «Правде» — центральной московской газете — были полностью напечатаны все материалы конференции, проведенной в сельскохозяйственной академии наук — как доклады участников, так и весь ход их обсуждения. Речь шла о нападках на биологическую науку со стороны академика Лысенко, пользовавшегося особым расположением Сталина. Это была попытка согнуть традиционную биологию с помощью политических аргументов. Опираясь на ложные постулаты, Лысенко обещал значительно повысить урожайность в сельском хозяйстве.

Вероятно, читатель предполагает, что русские занимали наше свободное время политическими мероприятиями. Но в этом они были очень сдержанны. Все ограничивалось требованиями дважды в год — на политические праздники Первого Мая и Седьмого Ноября — делать венки из еловых веток и украшать ими административные здания и институт. Очень редко нас приглашали на митинги в большой зал ресторана, разве лишь для протеста против американских атомных бомб и только пока Советский Союз сам не начал производить атомное оружие. Руководство страны в то время предлагало мировым политическим силам вообще исключить применение ядерного оружия.

На второе лето господин Греттруп попытался организовать политический дискуссионный клуб. Его целью было познакомить немцев с идеями Маркса и Энгельса, а также рассказать о государственной организации и экономической политике Советского Союза. На стенах института и клуба уже были прибиты ярко разрисованные плакаты, приглашающие на первое организационное собрание, когда от русского руководства острова пришел запрет на подобные мероприятия. Политические занятия стали проводиться только в самые последние месяцы нашего пребывания в Городомле, когда были уже известны сроки отъезда на родину. Русские инженеры, говорящие по-немецки, на основе известной книги Сталина делали для нас сообщения об истории Коммунистической Партии Советского Союза.

Первое место в нашем досуге занимал спорт. Уже в первые недели пребывания на острове мы стали надевать лыжи, привезенные из Германии, и кататься в лесу. Нашли плоский учебный холм и даже соорудили скромный трамплин. Я очень интенсивно бегал на лыжах зимой, и даже летом прыгал по крутым лесным дорожкам, густо устланным еловыми иголками. Весной, на площадке возле ресторана собирались поиграть волейболисты. Господин Цайс, термодинамик, питал слабость к судейству и самозабвенно выполнял обязанности судьи с помощью сигнального свистка.