StEll Ir - Сказки детского Леса

• Название: Сказки детского Леса
• Автор: StEll Ir
• Жанр: Сказка

---

Дальше – больше. Вернулись домой. А Горе уже тут как тут. Сидит на печи царской изразцовой, никому кроме царя не видимое. Лицо топорком, нос дырявый крючком и в носу том мизинцем левой ноги ковыряется. А во всём во дворце грязь несметная. «Заходи», говорит Горе, «раз пришёл. Будем вместе тут жить. Будешь в главных моих подавальщиках». Царь тут было серчать. На кого? Ведь не видит никто его Горя. Выгнал всех тогда царь из покоев своих, наказал всем дворец убирать, а сам с Горем своим остался управляться. Горе сидит на печи, лишь хихикает.

– Эт ты их верно услал. Утомляют они меня все. А сам-то справишься?

– Это с чем ещё – "справишься"? – охнул царь.

– Как же с чем, – объяснило Горе стратегию. – Вот носок. Прохудился. Латай. Мне воды принесёшь и изюму. Люблю! А ещё вермишели и пряников. А то, что ты думать пытаешься счас – ерунда. Ты мне тут не перечь. Потому что ты думал неправильно, а тем временем лучшая твоя конюшня сгорела почти.

Охнул царь, глядь в окно – дым столбом. Кони мечутся, конюхи бегают. И понёс царь воду с изюмом Горю.

С той поры не узнать стало царя. Гонит всех от себя. Сам сидит и горюет в покоях своих царских. Горе рядом сидит всё лютей. И как можно только над царём измывается, а в царстве дела только хуже и хуже всё делаются. И до того-то по границам царева государства половина была неприятелей, а тут все стали злые вороги. И войной стали ходить на царя не по одному уже, а с двух сторон само малое. Войско выбилось из сил и вполовину разбрелось по домам. На полях неурожай, в лесах из животных только злые разбойники, а во дворце как с того дня дал царь указ, так порядок-то всё и наводится. Стук, пыль, места нигде свободного не найти, а порядка всё нет. Горе за ухом почешет – люстра отвалится. И непременно так чтобы вдребезги. Да о скляный паркет. Горе в скуке зевнёт – заснёт мастер, работая в кузнице – и пожар. Царь совсем стал не спать, исполняя прихоти своего Горя, осунулся, похудел и измучился. А тут напасть опять, ещё новая. Напасть новая, Горе старое – как-то бежал царь к Горю своему в одних подштанниках, воду нёс с кренделями, да споткнулся с усердия, выронил. Осерчало Горе сердитое, аш перестало за ухами чухаться. «Это всё», говорит, «Сил терпеть больше нет. Получай!..». И измыслило штуку диковину.

– Надоел, – говорит, – ты мне царь. Дам я тебе, какой ни на есть, а шанс от меня, чтоб избавиться. Значит так. Есть у тебя трое малых дитей. Да ты не дрожи, я «есть», говорю, а не «были». Так вот. Только ты кусок хлеба или просто чего покушать ко рту себе поднесёшь, все помрут.

Царь онемел.

– Не губи, – говорит, – хоть дитёв. У меня ж самый старшой ещё в деревяны лошадки скакает. Куда?

– Так сам и не погуби, – отвечает Горе ему. – А вот и способ тебе жить по-прежнему: если кто согласится добровольно меня к себе взять у тебя – я уйду. Только по честному. Чтобы ты сам про меня всё как есть рассказал… А не найдёшь мне пристанища – погублю и дитёв и тебя…

А было у царя три малых царевича, да тогда-то как раз и понял царь, что во всём царстве у него кроме них ничего толком путного не осталось уже: всё сгубило, испортило Горюшко...

И настал царю пост. Сел на воду и думать зачал. Горе реже его уж тревожило – наслаждалось содеянным. И издал царь указ. Кто спасёт от напасти царя и троих его малых царевичей, тот получит полцарства в владение, полказны и одно любое желание, что во власти царя. Собственноручно в указе царь описал Горе-горюшко, каковы его ласки-страдания. Он писал, а Горюшко ещё ему и подсказывало, чтоб не упустил чего главного. И разнесли гонцы быстрые тот указ по всему царству. Полегчало сначала царю. Не ест, на одной воде всё, а думает ведь должен же хоть один охотник на такую заманку пойти.

Прошёл день. Потом два, потом три. Не приходит никто. Да и то – если царю самому-то и целое царство в Горе не помощь, то кто ж возьмётся с Горем справляться за полцарства всего!

Вот неделя прошла... Для кого срок не срок, а царю каждый миг был кручиною. И чем дальше, тем горестней с голодом...

***

А тем временем солдат жил себе жил, да и в город за солью отправился. Для себя и для всей деревеньки своей, что в лесном краю затерялась совсем. Той деревни гонцы не затрагивали, потому что не всем она была и ведома по причине глуши и запущенности.

Вот приехал солдат в город заглавный по всему царству и слышит, как на рыночной площади читают указ. Царский. Мол, так и так, такое вот – Горе, царь, полказны и так далее...

Само Горе солдата мало интересовало, также как и любая часть той казны. Только вот озаботило с малого, что решило Горе шалить с детьми неразумными. Обождал тогда солдат соль покупать, а пошёл прямиком во дворец.

И вот входит он в царский покой – Горе на печи сидит, царь на воде, а по всему дворцу только что нет грома и молнии. Посмотрел солдат на Горе и спрашивает:

– Ты шалишь?

– Не люблю!.. – предупредило коротко Горе с печи.

– Хорошо, – сказал солдат. – Забираю его.

– Врёт, небось, – пояснило Горе с печи встрепенувшемуся царю. – Это он над тобой потешается…

– Ты с печи-то слезай! – посоветовал Горю солдат. – У нас с тобой дел невпроворот на сегодня ещё. Раз слово дало, что уйдёшь к согласному – обратной дороги не к лицу самому Горю искать.

Ну и тронулось Горе с печи.

– Забираешь?!!! – пришёл, наконец, в себя от радости царь. – Погоди, погоди, я сейчас! Всё отдам – и четверть царства, и четверть казны, и оформлю всё как положено!

– Нет, – сказал солдат. – Мне того, что забрал хватит с верхушкой. Лишнего не надо.

И пошёл со дворца. Скривило Горе напоследок несметную рожу царю, показало язык и поплелось за своим новым товарищем.

– Что делать будем? – спросило Горе у солдата, стоя на крыльце дворца и почёсываясь.

– Дел хватает, – сказал солдат. – Надо соли в деревню свезти нашим жителям, да каких никаких свистулек, да леденцов ребятушкам нашим прихватим.

– Эт ты брось, – не спеша и позёвывая, откликнулось Горе. – Дела теперь кончились. Какие там ребятушки, какая там соль... Теперь я вот с тобой. Эк, придумал – свистульки!..

– Ты так ты, – согласился солдат, – а только без соли никак возвращаться нельзя. Пойдём.

– Что пойдём! Полетим! – согласилось и Горе с солдатом. – Вот, смотри…

У солдата нога возьми и подломись на крыльце. Полетел солдат по всем правилам. Он в одну сторону, нога в другую. Поднялся потом, посмотрел вокруг себя и говорит:

– Так и ногу ведь можно было б сломать! Ну да не беда – одну ногу два раза не потеряешь.

И давай назад ногу пристёгивать. Озадачилось Горе, не понявши поперва. А солдат поясняет ему:

– Ты с протезом бывай аккуратнее. В-первых, дед Кузьма его мне строгал, а Кузьма дед до шалостей строгий дюж! А, в-вторых, если мне без ноги идти, то придётся тебе ж мне быть посохом.

Согласилось Горе с солдатом или совсем нет – то неведомо, а только всё ж вело себя в городе том ещё с приличием. Не показывалось, сзади кралось. Вот купил солдат соли на ярмарке, прихватил леденцов малым детушкам и пошёл по дороге обратной через лес пробираться в свою деревеньку. Утро шёл, днём устал, сел солдат на малой полянке передохнуть, рядом Горе с краю устроилось. И говорит Горе солдату:

– Всё, солдат. Утомилось с тобой. Ты мне геройством своим, конечно, сильно понравился, а теперь я устало не быть. И теперь я тебя изведу…

– Что ж, – говорит солдат. – Извести меня дело не хитрое. Только знаешь – и я притомился с тобой. Тенью тёмной идёшь, песен не поёшь, интересное что – не рассказываешь. Я тебя на Счастье перековывать буду!

Горе даже сначала не поняло. Что это собственно с ним обращение. Не случалось просто на свете такого ещё, чтобы Горе на Счастье перековывать. Рассердилось Горе сразу, как поняло и даже немного обиделось. Темень стала кругом. Светлый день обернулся злой ночею. Дует ветер кругом ледяной, тучи в молниях по небу движутся.

– Не робей!.. – говорит скрипом Горе тогда. – Не робей тогда больше, солдат. Не робей страхом малым совсем, а робей теперь страхом единственным. Самым страшным из страхов всех. Потому что с тобой теперь Я. А зовут меня самое Горе!..

А само узко глазы сдвигает и щурится, зло глядит и по страшному скалится… Посмотрел солдат на такое его поведение, выбил трубку свою солдатскую о сапог и задумался.

– Ага!.. – Горе пуще всей мордой встопорщилось. – Не по себе чай, солдат? Если так глубоко ты задумался!.. С Горем век теперь мыкать тебе, с Горем век тебе теперь мыкаться!..

– Неужели курить прийдётся бросать?.. – задумчиво спросил и неизвестно у кого даже солдат. – Жаль, конечно, а что поделаешь!

– Что? – не поняло Горе, витийствуя; тучи мало притихли и спрятались… – Солдат, ты чего?

Солдат посмотрел ещё раз на Горе своё, потом на трубку солдатскую и упрятал трубку в сапог.

– Мне б заботы твои, дитё малое! – говорит тогда солдат Горюшку. – Мне б заботы твои – я бы счастлив был. Ты пока вот сейчас здесь дурачилось, знаешь, сколько мне разного виделось…