Даниил Краминов - Сумерки в полдень

• Название: Сумерки в полдень
• Автор: Даниил Краминов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политика
• Год: 1975

Роман «Сумерки в полдень» рассказывает о сложной и порою опасной работе, которую вели за рубежом советские люди — дипломаты, корреспонденты, разведчики — в тот предвоенный период, когда правящие круги Англии, Франции и некоторых других стран решили использовать Гитлера для новой попытки разгромить Страну Советов. Действие романа развертывается в Москве, Берлине, Нюрнберге, Мюнхене, Лондоне. Перед читателями проходят как вымышленные герои, так и государственные деятели и дипломаты того времени.

---

— Наверно, те самые коровы, сараи, вагоны и пушки, которые Гитлер потребовал оставить на землях, очищаемых чехами, — с усмешкой пояснил Гришаев. — Чехи не хотят отдать все это вместе с территорией, которую готовы уступить Германии под нажимом Англии и Франции.

— Вот оно что! — воскликнул Андрей Петрович.

— По газетам нельзя определять поведение и политику правительства, — досадливо проговорил Грач, сверкнув глазами на Гришаева. — Газеты часто врут, печатают слухи, сочиняют отсебятину.

— Верно! — тут же с готовностью подхватил Гришаев. — Газеты часто врут, но сейчас они говорят то, что хочется правительству. Особенно «Таймс», которую мои собратья журналисты считают органом «кливденской клики» и рупором правительства.

— И «Таймс» врет, — пренебрежительно бросил Грач. — Врет! После того, как наш нарком с трибуны Лиги наций в Женеве заявил, что Советский Союз готов оказать Чехословакии любую помощь против агрессии, глава английской делегации лорд Де ла Варр и заместитель министра иностранных дел Батлер поспешили пожать ему руку и сказать, что благодарят наше правительство за ясную и твердую позицию. Они сказали наркому, что было бы хорошо вместе обсудить меры, которые могли бы обуздать агрессора, и нарком тут же предложил собрать конференцию великих держав. Вероятно, англичане ждали этого, потому что сразу же согласились с предложением наркома и только спросили, не будет ли Советское правительство возражать, если такая конференция состоится в Лондоне. Нарком сказал, что нет, не будет, и эта конференция соберется, по всей вероятности, в самые ближайшие дни.

Грач посмотрел на Гришаева с насмешкой.

— В газетах этого, конечно, нет и не будет.

Антон, внимательно прислушивавшийся к спору, вдруг вспомнил прочитанное им утром коротенькое сообщение агентства Рейтер, которое поставило его в тупик своей загадочной бессмысленностью. В нем говорилось, что сообщения о встрече высокопоставленных английских представителей с русским министром иностранных дел в Женеве с целью созыва конференции великих держав, включая Советскую Россию, для обсуждения европейского кризиса, лишены всякого основания. Антон не читал в газетах и не слышал по радио даже намеков на встречу в Женеве или на возможность конференции великих держав, поэтому опровержение сообщений, которые не печатались и не оглашались, показалось ему бессмысленным. И сейчас, поднявшись со стула, он сказал, что действительно в газетах ничего подобного, о чем только что говорил Виталий Савельевич, нет, но есть прямо противоположное.

— Что такое? — сердито спросил Грач, нацелив в лицо Антона сверкающие глаза.

— А то, что никакие высокопоставленные английские представители не встречались с русским министром иностранных дел в Женеве и никаких переговоров о созыве конференции великих держав не вели.

— Как это не встречались и переговоров не вели? — требовательно повторил Грач, и его глаза заблестели ярче и злее. — Что за ерунду вы говорите?

— Я говорю не ерунду, а только повторяю то, что было напечатано в здешних газетах, — обидчиво возразил Антон.

— Ерунда остается ерундой. И повторять ее не следует!

— Подожди, не горячись, — остановил Андрей Петрович раздраженного Грача и повернулся к Антону. — Где это напечатано?

Из пачки газет, лежавших на столе советника, Антон выдернул «Таймс» и, торопливо развернув, положил перед ним. Андрей Петрович вслух прочитал сообщение, старательно выговаривая каждое слово. В отличие от более молодых дипломатов, учившихся говорить по-английски у московских и ленинградских лингвистов, которые славились на весь мир оксфордским произношением, он усвоил язык в лондонском Истэнде, где жил после побега из царской России. Советник говорил с заметным лондонским акцентом, а раздражаясь, переходил на «кокни» — жаргон простого люда английской столицы.

Глянцевито-синие щеки Грача покрылись бурыми пятнами. Он потянулся через стол и, взяв газету, перечитал заметку.

— Вранье! — раздраженно выкрикнул он. — Вранье! Не могло правительство утверждать, что английские представители не встречались и не вели переговоров с нашим наркомом. Не могло! Я-то знаю, что они встречались и вели переговоры. Я присутствовал при этом. Присутствовал! Слышал все сам. Сам! — Он с отвращением отбросил газету.

— Я же сказал: не горячись, — досадливо повторил Андрей Петрович, укоризненно посмотрев на Грача. Тот обеспокоенно оглядывался, словно по лицам соседей хотел узнать, верят ему или не верят. — Не горячись. Мы верим тебе, хотя Москва почему-то не информировала нас об этих переговорах, а лорд Галифакс, с которым я разговаривал на аэродроме в Хестоне, даже словом не намекнул на возможность такой конференции.

— А может быть, Де ла Варр и Батлер вели переговоры с нашим наркомом по своей инициативе, без ведома Лондона, — подсказал Ракитинский.

Андрей Петрович с сомнением покачал головой.

— Не могли Де ла Варр и Батлер решиться на столь важные переговоры без ведома и одобрения правительства или хотя бы Галифакса.

— Ныне Галифакс, как сказал мне знакомый банкир, ничего не решает, — вставил Дровосеков. — Дельцы называют его «длинной тенью» Чемберлена.

— Ну а Чемберлен едва ли допустит, чтобы европейские дела решались конференцией великих держав с участием Советского Союза, — со вздохом отозвался советник. — Нас он боялся и боится, как черт ладана.

— Но в политике, Андрей Петрович, личные симпатии или антипатии играют подчиненную роль, — вкрадчиво заметил Ракитинский.

— Это верно, Илья Семенович, — согласился советник. — Это верно…

Он записал что-то в своей толстой тетради и, сняв очки, повернулся к Дровосекову, сидевшему у сейфа в углу.

— А как реагирует деловой мир на последние события? Ведь, как говорят, биржа — барометр политической погоды.

Дровосеков поскреб указательным пальцем седеющий висок, не меняя бесстрастного выражения лица.

— Пока никак, — ответил он, подумав, и тут же добавил по-английски: — Бизнес идет как обычно. Управляющий Английским банком Монтэгю Норман отправляется в Берлин, чтобы встретиться с управляющим Германским банком Шахтом и предложить Германии большой заем.

— Предложить Германии большой заем? — удивленно переспросил советник.

— Да, — односложно подтвердил Дровосеков. — В Сити, — он кивнул на залитое дождем окно, — в Сити убеждены, что золотые цепи надежнее всяких бумажных пут, именуемых договорами и соглашениями, и надеются заковать в них Гитлера так крепко, что он без ведома и согласия Лондона и шага не сделает.

Ракитинский, погладив свои пышные усы, ухмыльнулся.

— Блажен, кто верует…

Грач, ревниво следивший за разговором советника с Дровосековым, вдруг поднялся.

— А что же с тем, о чем я сказал? — спросил он, не отрывая сверкающих глаз от лица Андрея Петровича.

Советник посмотрел на него с недоумением.

— С чем?

— Со встречей Де ла Варра и Батлера с нашим наркомом, — раздраженно пояснил Грач. — Поскольку создалось впечатление, что я сам сочинил эту встречу, то я хотел бы…

— Ну что за чушь ты несешь! — перебил его Андрей Петрович. — Никто не думает, что ты сочинил…

— Но я хотел бы, чтобы была внесена полная ясность, — повысил голос Грач, не дав советнику договорить. — Кто-то тут врет, и я хочу знать, кто.

— Сказано же, не ты, — бросил Гришаев, но всезнающая улыбка на его полных губах говорила: «Ты сочинил, ты…»

— Знаю, что не я, — резко произнес Грач, едва взглянув на Гришаева. — Но интересно, кто? И с какой целью?

— Виталий Савельевич прав, — поддержал его Звонченков. — В этом надо разобраться.

— А как? — спросил Ракитинский.

— Поехать в Форин оффис и спросить, почему Рейтер опровергает то, что действительно имело место.

— Будьте уверены, там скажут, что ничего не знают, — заметил Ракитинский. — Английских дипломатов трудно поймать, когда они начинают петлять, а ныне они петляют особенно старательно.

— Да, нелегко громогласно выступать в защиту демократии и поддерживать диктаторов, — проговорил с сарказмом Андрей Петрович, — проповедовать право народов устраивать жизнь по своему желанию и совершать сделки против них за их спиной, открыто говорить о сопротивлении агрессорам, а тайно вдохновлять и финансировать их.

Он вдруг умолк, словно понял, что тут не место и не время произносить разоблачительные речи: люди, собравшиеся здесь, сами это знали. И, понизив голос, советник заговорил о том, как сложна и остра обстановка, что в самой английской верхушке идет ожесточенная борьба, которая неизвестно когда и чем кончится.

Андрей Петрович озабоченно оглядел своих помощников, встретил такие же озабоченные взгляды, ободряюще улыбнулся, сверкнув золотыми подковками зубов, и посоветовал не сидеть без крайней нужды в полпредстве: надо встречаться, говорить, убеждать и, конечно, узнавать. Узнавать как можно больше. Сам он собирался навестить «уэлльского льва» — Ллойд-Джорджа, который в последних речах требовал тесного союза с Россией. Сомову предлагалось встретиться с Эрнестом Бэвином: «босс» крупнейшего профсоюза подталкивал, хотя и очень вяло, друзей-лейбористов осудить Чемберлена за его вояжи к Гитлеру. А Звонченкову — отправиться в Форин оффис и попробовать выяснить в отделе печати тайну появления странного «опровержения».