Айлин Уитфилд - Мэри Пикфорд

• Название: Мэри Пикфорд
• Автор: Айлин Уитфилд
• Издательство: Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-8138-0079-4

Историю мирового кинематографа невозможно представить себе без имени Мэри Пикфорд. В начале XX века эта американская актриса — уроженка канадского города Торонто — пользовалась феноменальной популярностью и была известна практически во всех уголках земного шара. Книга А. Уитфилд рассказывает о ее судьбе и месте в киноискусстве, взлетах и падениях ее творческой карьеры.

---

Однако происходили довольно странные события. Кризис случился вскоре после съемок фильма «Каприз». Предположительно, Мэри упала, когда несла одну из актрис вниз по лестнице. Операция делалась без ведома Мура, и в больницу дочь отвезла Шарлотта. Внезапно туда ворвался Оуэн. «Какое право вы имеете оперировать мою жену без моего согласия?» — закричал он. В то время согласие супруга на операцию было необходимо. Но почему Мур так волновался из-за банального аппендицита, и почему Мэри не хотела, чтобы он узнал об операции? Оуэн был пьян, и персоналу больницы пришлось успокаивать его силой. На операционном столе Мэри молилась: «Господи, я хочу быть послушной, но если ты желаешь, чтобы я вернулась к Оуэну, я скорее согласна умереть». Придя в себя после анестезии, она вытерпела еще несколько визитов супруга. Он кричал, всячески обзывая ее, и персонал, наконец, запретил ему входить в палату.

В 1910-х и 1920-х годах Пикфорд часто говорила друзьям, что надеется иметь детей. Наконец, она пришла к выводу, что не способна родить, предположив, что причиной стало давнее падение с лошади. Но если она действительно делала аборт, то методы, применяемые в 1913 году, вполне могли привести к бесплодию.

Она нуждалась в свежем воздухе и солнечном свете. Сыграв в «Капризе» с Оуэном, Мэри рассталась с ним и села на поезд, идущий в Лос-Анджелес! С ней отправились Шарлбтта и Эдвин С. Портер, снявший «Большое ограбление поезда»; теперь он работал главным режиссером проекта «Феймес Артисте». Вместе они основали офис на Западном побережье, в милом и скромном фермерском доме.

Вскоре туда же переехали и другие актеры, снимавшиеся в полнометражных фильмах, и вскоре в городе появились деревянные сцены под кисейными навесами, которые хлопали на ветру, словно пальмовые листья. Днем местные парки наполнялись артистами. «Здесь можно было увидеть Синюю Бороду и всех его жен, с аппетитом поедающих сэндвичи и яйца вкрутую, в то время как апостол Иоанн мог сидеть под перечным кустом, обнимая пляжную красотку», — писал один горожанин. Между тем залитые солнцем улицы Лос-Анджелеса показывались в кинотеатрах во всем мире. Фильмы запечатлели испанские дома, бунгало миссионеров, банки и обширные новостройки. Но актеры страдали от недостатка жилья. Мэри и Шарлотте удалось подыскать просторное бунгало на Западной авеню, однако артисты рангом пониже с ужасом обнаружили, что многие домовладельцы отказывались сдавать жилье евреям, собакам и киноартистам. Как и люди театра, последние часто не могли в срок внести квартирную плату и привлекали в дом воров, потому что засовывали наличные либо в ящики буфетов, либо под матрасы; киношники редко могли позволить себе открыть счет в банке.

В проекте «Феймес Артисте» все носили разные шляпы, то есть занимали различные должности. Портер, например, являлся не только главным режиссером, но и вице-президентом, оператором и электриком. Мэри пригодился опыт сценаристки, когда, болтая на кухне фермерского дома, она вспомнила одну историю, прочитанную в журнале. Цукор заплатил ей сто долларов за то, чтобы она сделала из этого сюжета сценарий к фильму «Крылатые сердца». Фильм вышел на экраны в 1914 году и произвел фурор.

В этой полнометражной картине Пикфорд играет двенадцатилетнюю Нину, единственную из пассажиров, спасшуюся после кораблекрушения. В течение пяти лет Нина живет на острове, приручает волка, взрослеет и в то же время совершенно отвыкает от цивилизованной жизни. Наконец, на остров попадает Джек — еще одна жертва кораблекрушения. Мэри встречает незнакомца с копьем наготове, но вскоре привыкает к нему. Они влюбляются и устраивают свадьбу. У Нины рождается ребенок. Далее сюжет фильма начинает напоминать «Мадам Баттерфляй». Жена Джека, которой тоже удалось уцелеть, прибывает на остров вместе с поисковой экспедицией. Покинутая Нина, прижав к груди ребенка, прыгает в бурлящий вулкан.

Жаль, что этот фильм пропал, ибо девушка-подросток Нина является для Мэри центральным образом. По словам критика «Фотоплей» Джулиана Джонсона, Пикфорд предстает в этой роли «очень чувственной женщиной». В самом деле, игру Пикфорд нельзя назвать стыдливой, хотя ее сексуальность не подается в традиционной для немого кино манере поведения женщины-вамп. Секс не играл определяющей роли; он признавался как проходящий, нередко забавный эпизод жизни. Открытие в себе сексуальности является ключевым моментом взросления, а Пикфорд, в основном, играла девочек-подростков. Похоже, что даже повзрослев и родив ребенка, Нина все еще походила на девочку. «Ее трагедия, — писал «Фотоплей», — была убедительна, логична и душераздирающа в своей привлекательной жалкой участи». Эпитет «привлекательный» в те годы означал нечто уязвимое и не от мира сего. Невзирая на то, насколько трагичен или смешон был персонаж, «привлекательность» лежала в основе игры Пикфорд. Зрители реагировали на нее восторженно, как некогда реагировали на поезд или на дрожащий лист. Они сочувствовали ей и влюблялись в нее.

Статьи о работах Мэри этого периода превозносят ее. «Мы видим женское очарование, светящуюся нежность, — писал Джулиан Джонсон, — закованную в железный обруч уличной жестокости. Мы видим всплески примитивного юмора, непреодолимую решимость и грусть, которая нередко заставляет женщин плакать, а мужчин ругаться».

Отис Барнум написал стихотворение для «Нью-Йорк Драмэтик Миррор»:

«Волшебница немого кино! Есть ли на свете
Слепец, который не видит очарование твоего искусства?
Пусть время пощадит твою юность, пусть судьба будет благосклонна к тебе!
Ты — королева кино и королева моего сердца!»

«Нью-Йорк Ревью» сопроводила большую фотографию Пикфорд текстом, почти обожествляющим ее образ:

«Я двигаюсь по белому экрану вселенной, словно фея из детской страны. Моя немая драма происходит в лазурных облаках».

«Я приношу в темные переулки и в меланхоличные одинокие сердца несчастных людей внезапное благословение покоя, которое ничем нельзя объяснить».

«Я — женское лицо кино. Искусство достигло во мне своей кульминации. Разве вы не роняли слезу, видя, как склонилась моя голова, обрамленная локонами, и зная, что я тоже страдаю и живу в своей роли? Вы по-настоящему полюбили меня за это. Я задумчивая и неуловимая, как бабочка. Я — сама невинность. Вечер за вечером я смотрю на вас своими большими, круглыми, нежными глазами».

Этот жуткий пассаж (а были и другие) многое говорит о культуре, которая создала образ Пикфорд. Полнометражное кино было искусством без истории. Зрители восторгались им и давали волю своим чувствам. Неудивительно, что они питали к Мэри Пикфорд, первой киноактрисе, которая покорила их ум и сердца, почти религиозные чувства.

Стихотворение, посвященное Пикфорд одним из ее поклонников, описывает ее «странную, магнетически притягивающую к себе силу». На самом деле публику притягивали не только сами героини актрисы. Они питали страсть к Маленькой Мэри, утонченному, нежному созданию. Казалось, она обладала какой-то особенной внутренней грустью; они читали это в ее глазах. «У Мэри самые печальные глаза в мире, — писал «Фотоплей». — Даже когда она смеется, ее глаза остаются грустными, и кажется, что в них вот-вот появятся слезы. Я сказал об этом Мэри Пикфорд, и она рассмеялась».

«Она производит впечатление абсолютно искреннего человека, который не в состоянии говорить-то, чего не чувствует». Эта иллюзия возникала из естественного, лишенного всякой надменности поведения Мэри. Благодаря этому контрасту с высокомерными звездами сцены, публика еще больше любила ее. Критик Алан Дейл, взяв у нее интервью в 1914 году, заявил: «Я никогда еще не встречал таких простых и скромных девушек. Она бесконечно трогательная, привлекательная, если хотите, и ее внутренняя красота отразилась на ее маленьком белом лице, на ее ногах и, что важнее всего, на ее волосах».

Волосы Пикфорд, волнами покрывавшие ее голову, колечками ниспадали на плечи и спину. Сегодня мы пресытились этой модой, но во времена Мэри локоны имели большое значение. Густые волосы являлись чуть ли не самым главным достоинством женщины. В дни правления короля Эдварда она терпеливо сидела перед зеркалом, тщательно причесываясь. Но ее роскошные волосы были откровенно чувственны. Правила приличия требовали, чтобы их убирали. Повзрослев, женщина всегда убирала волосы в прическу, никогда не распуская их по плечам на людях. В обществе Мэри всегда следовала этому правилу, но на экране ее локоны неизбежно ниспадали на плечи, образуя буйную массу. Это делало ее одновременно эротичной и похожей на ребенка.

Большое значение имел также цвет ее волос. Блондинки в те дни олицетворяли ангельскую природу женщины. Будучи подростком, Мэри говорила своим поклонникам, что у нее светло-каштановые волосы (они потемнели с тех дней, когда она гастролировала с театром). Однако критики и журналисты настаивали на том, что у нее белокурые или золотистые волосы — эти оттенки создавались эффектами освещения и соответствовали представлениям зрителей о Мэри. Когда годы спустя Пикфорд стала соответствовать этому мифу, покрасив волосы, она утверждала, что у нее всю жизнь были золотистые локоны.