Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2013)

• Название: Новый Мир ( № 5 2013)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Наша работа подавалась медленно, ето как капля в море — сколь ни пилишь, кажется, всё на месте. Становилось скучно, и семья на уме.

Одиножды приезжает дядя Сидор Фёдорович Иванов к Панфилу, с нём сын Иван Сидорович, зять Кирил Иванович Ревтов и Иванов рабочий Евгений Иванович Кузьмин; познакомились. Слыхали от родителей про Фёдора Иванова, а ето их сын Сидор. Он спросил, хто мы, мы рассказали. Он:

— О, старыя приятели, с вашей мамой мы вместе росли, и с тятяй знакомы. Ну как хорошо, что Бог привёл стретиться с детками.

Он мне очень понравился: мягкий, вежливый, ласковый, худого слова не услышишь. Оне привезли своёго топографа-бразильянина и попросили нас, чтобы мы помогли топографу пробить границу ихней земли. И мы вчетверым: мы с братом, Евгений Иванович Кузьмин и топограф — за месяц пробили просеку пограничну. Когда пробили просеку, Панфил собчил Ивану Сидоровичу, он приезжает за рабочими, приглашает нас на рыбалку,  лучить на лодке с рефлектором ночью. Ой, заманчива рыбалка! Приезжаем на реку, вечером на берегу поужинали, по несколькя рюмок кашасы [74] выпили и отправились лучить острогами.

С Евгением Ивановичем за месяц сдружились, и он знал мою историю семейну и видел, что я всегда угрюм. Тайно попросил у Ивана Сидоровича бутылку кашасы, сяли на лодку, меня посадили за руль и дали мне рефлектор. Впереде Иван Сидорович с Панфилом, позади брат Григорий, возле меня Евгений Иванович. Рыбу лучили на мелким месте на песках, её ятно [75] видно, выбирай, каку надо и какой сорт хошь. Правды, шибко крупных не было, но до пяти килограмм попадались. Незаметно часы шли, все в удовольствии, а Евгений незаметно налиёт кашасы да угошает меня. Я, бывало, возразишь, а он пальцем знак: молчи. Сам себе поменьше, а мне побольше. Ето всё шло хорошо, но меня стало одолевать, и я стал ошибаться: где недосветишь, где пересветишь; впереде стали кричать. Евгений взял у меня рефлектор и стал светить. Потом я стал ошибаться и за рулём: мне скажут вправо — я влево, а скажут влево — я вправо.

— Что такоя, что с тобой?

Когда разобрались — я пьяным-пьянёхонькяй, на меня брат налетел драться, Панфил разматерился, Евгений говорит:

— Ей, друзья, он не виноват, виноват я, я его напоил, я вижу его проблемы, и мне его жалко.

Иван Сидорович узнал и расхохотался:

— Ну, ребята, что вы, судьбы всякия бывают, и надо к ним применяться.

Доехали до табора, меня увели в машину, и я больше ничего не помню. Утром все смеются, Иван Сидорович:

— Что, Данила, налить кашасы?

И все га-га-га, а тут даже духу не надо.

На второй день мы их проводили. Евгений — ето сын того солдата, который служил у японсов в тиокай и ходил с бородой. А Евгения Ивановича прозвище было Дед Мороз, потому что у него борода густа, руса, пошти бела; прозвали его харбинсы.

Остались мы одне с братом продолжать пилить лес. Вскоре приехал хозяин Анисим Кузьмин. Мы уже прожили четыре месяца, за ето время всё передумал и решил забирать семью и уезжать из Уругвая. А Марфа не поедет, то пусть даёт разводну и детей; второму дитю должно быть три месяца.

 

 

sub 18 /sub

 

Григорий уехал в Аргентину, я вернулся домой. Марфа встретила со слезами. У нас родился сын 20 июля 1981 года, назвали его Ильёй, ему был уже три месяца. Узнали о моём приезде тесть с тёщай, тесть надулся, а тёща забесилась и давай Марфе внушать, чтобы Марфа выгнала меня, что таскун, бродяга, и т. д. и т. д. Марфа не слушала, я Марфе заявил:

— Ежлив жить вместе, то со дня [76] надо уезжать отсуда, потому что тёща не даст нам жить спокойно.

Марфа колебалась, но я был твёрд, помянул всю нашу жизнь, наше обещание и сказал:

— Никакого послабления не будет. Ежлив жить вместе, то собирайся, будем всё продавать и уезжать в Бразилию, а нет — давай разводну и детей. Но знай, что останешься — сладко тебе не будет, тёща и до тебя доберётся.

Она плакала, боялась меня потерять и боялась мать, тогда я решил собрать собор. На соборе вся братия заступились за нас: оне всё видели, как мы жили. Я возмутился и всё тёще высказал, и тестю досталось:

— Как так, ты родитель и всё помалкиваешь, как будто тебе не нужно! Твоя жена везде лезет, всё ей нужно, тебя запрягла-обуздала и едет, как на ишаке, а ты везёшь. Или у вас всё заодно?

Тесть на все упрёки отвечал:

— Я ничего не знал, почему мне не сообчил?

Но тут братия вмешалась:

— Как так? Вся деревня знала, а ты не знал? Ето лукавство.

Но тесть стоял на своём. Подошло к тому, что мы свободны, но за то, что я кушал с миром, заставили сходить на покаяние, а то принимать в братию не будут. Я без возражение согласился, а тесть сказал:

— Проститься мы простимся дома, ето дело семейно, приходите вечером, и там простимся.

Мы обрадовались: ну, слава Богу. Вечером приходим к ним, я почувствовал что-то не то. И как тёща взялась кричать, и тесть туда же:

— Как ты посмел при всех людей так обличать!

— Да уже было невозможно.

И тут тёща подлетает со скалкой и кричит:

— Я тебе чичас покажу мартюшевску породу!

Я напрягся и говорю:

— Ну, задень, и я покажу свою породу.

Чуть-чуть не схватились, тесть видит, что дело кончится собором, а ето для них невыгодно, крикнул на тёщу:

— Прекрати!

Всё, затихла. Ишо маленькя пошумели, но пошло ко смирению. Тесть с тёщай не пускали нас уезжать, но я стоял на своём:

— Об етим думать надо было раньше.

После того тестя не видел больше откровенным со мной.

У Марки Чупрова случается несчастья: жена Графира Филатовна при родах умирает. Стала рождать, позвали Марину Берестову, но она не шла, потому что Графиру отбил Марка у Фёдора Ивановича и оне за ето злились, поетому она не шла. Когда подошло сурьёзное время, она пришла, но уже было поздно. Ребёнок задохнулся и помер, а Графира Филатовна с крови сошла [77] и умерла. Ой как Марка слезами уливался! Было жалко.

А Марина Марке отомстила за всё. У них был сын Поликарп, было ему четырнадцать лет. По рассказам, очень хороший парень, деловой, оне его любили. Однажды друзья пошли на охоту, все подростки: Чупровы, Берестовы, Черемновы. Марка Иванович заряжал дробовик, и нечайно получился выстрел, попало Поликарпу прямо в живот. Он с крови сошёл и помер. В полиции всё обошлось хорошо, потому что нихто не заявлял, и старообрядцы славились порядошными людьми. Через некоторо время Марка взял у Берестовых дочь Вассу Ивановну.

Приезжает с Аляске тёща Зыкова Филата. Мы в ето время продавали землю и дом, знали, что землю окроме Зыковых нихто не купит. И вот приходют Анна с матерью покупать землю и дом, так как в деревне нихто не купют, окроме своих, да и не допустют не своих. Пришлось всё продавать за бесценок: мы просили за 37 гектар и дом 6000 долларов, но нам дали 4000, порядились — никакой добавки, пришлось отдать. Но странно, когда продавали дом и землю, Аннина мать спросила: «Дом продаёте  навсегда?» Я думаю: «Что же за вопрос, конечно навсегда!» Но вопрос поступил трижды, и трижды был ответ: навсегда. Что бы ето значило?

Мы продали всё и с 5000 долларами отправились в Бразилию.

 

 

sub 19 /sub

 

В Паране в деревне стретились с дядя Маркой Килиным, он приезжал на своёй машине грузовой четырёхтонке. Посовещались с ним, он нам посоветовал: «Здесь всё дешевле, и я еду простой [78] ». Мы взяли ледник [79] и разный мебель, загрузили на машину, а сами отправились на автобусе.

Приезжаем в Мато Гроссо, в деревню Масапе. Возле Николая Чупрова стоял моего друга Максима Поликарповича (он уехал в Боливию) дом пустой, заведовал ём дядя Василий Килин, мы его попросили пожить, он разрешил, и мы устроились в нём жить. Суседи нам стали справа Мурачев Селивёрст Степанович, слева — Николай Семёнович Чупров. Поискал и работу. Все хозяева договор делают с рабочими после урожаю.

Не пришлось рыться [80] , а устроились у Берестова Николая Даниловича, у него посеяно 300 гектар бобов, пять рабочих-бразильян, зарплата не очень — 25 000 крузейров, и инфляция. Нам тут пришлось трудно, с куска на кусок перебивались, но жили. Работа чижёла, денег никуда не хватат, но добры люди помогали: хто молочкя, хто зерна, хто мяса. Марфа давай корить, что уехали с Уругваю, я не слушал, старался работать, а в свободно время учился грамоте духовной. Старики мня поддорживали, за мало время научился читать паремии, Апостол, Евангелие, Поучение, екса-псалмы, Псалтырь, к пению тоже подтянулся, стал хорошо петь и читать. Дед Данила Берестов всегда разъяснял, как читать, кака прогласица, открытым ртом, громко, чтобы все слыхали, развязно по точкям и запятым — всегда следил и подсказывал.

В Масапе народ выпивал лишновато, особенно молодые мужики, как праздник — так пьяны. Я при гулянке всегда был весёлый и чудаком, за ето молодёжь мня уважали и всегда приезжали за мной и везли меня на веселье. Марфа злилась и не хотела ехать со мной, я на неё не обращал внимание и уезжал, но внутри мне было её жалко. Часто хворала, надсада донимала, ей было невесело, больницы недоступны, своими средствами как могли, так и обходились.