Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2012)

• Название: Новый Мир ( № 8 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Показательно не только то, какие направления фэнтези у нас присутствуют, но и то, каких именно направлений нет. Так, украинскому фэнтези совершенно не присущ чистый эскапизм — иными словами, то, в чем нередко упрекают жанр как таковой [38] . Почти не пишут и совершенно не издают книги о магических мирах, нет эпического фэнтези а-ля Джордж Мартин или хотя бы Толкиен — уж его-то знают и любят! — однако же подражаний не пишут. Зато многообразие исторического и этномифологического фэнтези далеко не исчерпывается приведенными примерами.

В колонке о детской литературе [39] мы писали о цикле Владимира Руткивского «Джуры-характерники» — с тех пор он успел стать лауреатом государственной Шевченковской премии. Примечательное совпадение вкусов массового читателя и экспертного сообщества: вот такую литературу и хотят видеть в Украине.

Кстати, нет у нас и ретроутопий (в отличие от России, где славянское фэнтези нередко выстраивает идеальный образ утраченной гармонии). Сколько бы мифов ни строилось вокруг Киевской Руси, Запорожской Сечи или Гетманщины, важно, — повторим это еще раз, — что они не мыслятся сгинувшим Золотым веком, только его возможностью, к которой не раз подходили вплотную — но так и не достигли [40] . Исключения есть, но вполне пародийные — например, альтернативно-исторические фантазии Владимира Кожелянко: от «Дефилады в Москве» (анекдотически могучая Украина под крылом Третьего рейха) до «Эфиопской Сечи» (это, в отличие от «Дефилады», не бурлеск, но иронический посыл вполне внятен: в Эфиопии больше шансов построить «козацкую державу», чем у нас).

Становится понятным и отсутствие в украинской литературе утопий в традиционном смысле слова: какой проект будущего можно строить, если мы не разобрались со своим прошлым, не говоря уж о настоящем? Впрочем, здесь мы уже заходим на территорию научной фантастики…

…которая в Украине шансов не имеет. До сих пор мы говорили по преимуществу о различных модификациях фэнтези, потому что именно в этой области происходит все самое интересное. Но все-таки — что же с НФ?

Научная фантастика, конечно, порождение позитивистского мышления второй половины XIX века; она принципиально обращена в будущее. Поэтому настойчивые призывы в российском фэндоме «возрождать НФ» не приводят к сколь-нибудь убедительным художественным результатам: за ними стоит не устремленность в будущее, но попытка вернуть замечательные времена СССР. Произошла подмена причины и следствия: у нас была великая страна и мы летали в космос; значит, если мы снова будем летать в космос… хорошо, если мы будем писать книжки о том, как летают в космос, у нас снова будет великая страна! Война за будущее — по сути, за образ будущего — в восьмидесятые годы была проиграна Советским Союзом, и теперь мы наблюдаем реваншистский невроз под лозунгом «Космос будет нашим!». Очередная попытка ухватить Великую Мечту «и набить из нее чучело» (братья Стругацкие). Украинец же — видимо, по своему неизбывному хуторянству — полагает более важным держать в порядке собственное подворье и околицу. Да и в СССР украинец отнюдь не склонен усматривать канувший Золотой век, разве что кто-то из старшего поколения начнет ностальгировать. А фантастика все же дело молодых (украинский писатель в среднем — по крайней мере значимый для культурного поля — вообще моложе российского). Поэтому, к слову сказать, и «альтернативок» о правильно-благотворном пути развития уцелевшего Союза у нас нет.

Впрочем, космическая фантастика — значительная часть НФ, но не весь жанр. Проблема в том, что не развивается ни социальная, ни культурологическая, ни психологическая, ни темпоральная фантастика. И здесь причина очевидна: отсутствие традиции в национальной литературе. Классическую западную НФ — малый джентльменский набор советского интеллигента — у нас в семидесятые годы знали и любили, но литературных плодов эта любовь не принесла. Наверное, они не могли вырасти без почвы.

Есть и еще одна причина, уже чисто литературного характера. Российская НФ ХХ века — и в эстетическом, и отчасти в идейном плане — выросла из авангарда, что и позволило ей пережить господство «фантастики ближнего прицела», единственно разрешенной в 1930 — 1950-е. У нас же авангард был успешно сведен на нет, так что и памяти не осталось. Украинская НФ двадцатых годов — в основном сознательный трэш в форме утопий («Солнечная машина» В. Винниченко, 1928) или модификация приключенческого романа под сильнейшим влиянием кинематографа («Владения доктора Гальванеску» Ю. Смолича, 1929). Затем — цепочка еще более вторичных авторов (самый заметный из них — Владимир Владко), писатели шестидесятых, с уклоном в сторону фэнтези и мистики в духе мадам Блаватской (Олесь Бердник)… Самый заметный из послевоенных авторов, Владимир Савченко, был, во-первых, двуязычным и, во-вторых, существовал не в украинском, но в общесоветском контексте (единственный наш фантаст, представленный отдельным томом в знаменитой «Библиотеке современной фантастики»).

Смыслообразующим для советской фантастики 1960 — 1980-х годов (а после «раздела наследства» — для русской НФ) стал Мир Полудня братьев Стругацких, живая утопия шестидесятничества. В Украине же НФ находилась в таком жалком состоянии, что даже эпигонствовать Стругацким оказалась не в силах. Вот и еще одна причина отсутствия в нашей фантастике глобальных проектов и торжества мощи человеческого разума: да, конечно, все то же хуторянство — но еще и отсутствие эстетически привлекательного образа будущего. В нашей литературе были иные тексты-миры, совершенно иного свойства: это карпатская мифология Коцюбинского и Леси Украинки, преображенная Параджановым и питающая фэнтези, а не НФ.

В итоге, когда в девяностые годы исчезли идеологические барьеры, в русскоязычной фантастике произошел мощный всплеск, а в украинской — ничуть. Фэнтези в конце концов появилось, а НФ — нет: для читателей и — в не меньшей мере — для писателей единственно известная традиция национальной НФ представлялась (и справедливо!) унылой и бесперспективной [41] . Добавим к этому общее падение престижа науки во всем мире, характерное для последних десятилетий: в массовом сознании она мыслится уже не как источник неисчислимых чудес (вдумайтесь в абсурдность штампа «чудеса науки»!), но как ящик Пандоры. Разумеется, фобии и ритуалы, наподобие пресловутой «веры в науку», ничего общего не имеют с рациональным мышлением, но массовое сознание во все времена мифологично.

В Украине к этому прибавилось и отсутствие научно-популярной литературы, даже детской. И прогностическая функция фантастики, и философия науки, и, в конце концов, открытия физики-химии-астрономии-биологии остаются вне зоны внимания писателей. Не читателей! Парадокс в том, что нишевый спрос на «настоящую» (совсем не обязательно космическую) НФ есть — однако же, как и десятилетия назад, он скудно, но удовлетворяется русскими переводами англо-американских авторов. (Мощная пост-лемовская школа польской НФ у нас почти неизвестна, хотя, казалось бы!..)

А украинские писатели кормят своих не слишком многочисленных читателей столь же вторичным продуктом, как и в позднесоветские времена [42] . Хотя буквально в последний год авторы украинского мейнстрима — очевидно, читатели традиционной НФ — попытались представить на рынок образцы Настоящей Национальной Научной Фантастики (НННФ). Конечно, это оказались антиутопии: ведь НФ должна говорить о будущем, а, с другой стороны, любая антиутопия — это доведение до предела негативных тенденций настоящего, и уж украинское «сегодня» предоставляет богатейший материал. Что получилось? У кого как. Роман Юрия Щербака «Время смертохристов» [43] механистически сконструирован из всех мыслимых штампов жанра; кроме того, уж не знаем, кто внушил нашим писателям идею, что язык НФ должен быть серо-суконным, но этому принципу ревностно следуют. Более удачным, но страдающим теми же родовыми травмами оказался «Хронос» Тараса Антиповича [44] . Писатель благоразумно воспользовался единственным фантастическим допущением (фантастическое изобретение) и занялся социальным моделированием (глобальные последствия открытия). Показательно, что оба романа существуют в теоретическом вакууме: культуролог Вадим Скуративский объявил «Время смертохристов» фэнтези без пояснения причин. Попытки фантаста и журналиста Яны Дубинянской прояснить ситуацию [45] были совершенно не восприняты целевой аудиторией этих текстов: лишнее подтверждение того, что литературному явлению не так-то просто возникнуть абсолютно без почвы и контекста. Отсутствие теоретической базы, в конечном счете, пагубно для самих писателей.