Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2012)

• Название: Новый Мир ( № 6 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

— Вам было страшно?

— По складу характера я скорее трусливый человек. Жизнь прожита, теперь не стыдно в этом сознаться. Но, если позволите, я расскажу вам про человека, которого считаю настоящим героем. Этого старенького человека в черной рясе, страшно худого, кашляющего, я встретил в опустевшем Чернобыле в начале 87-го. Я не поверил своим глазам, когда увидел, что дверь закрытой после аварии церкви приотворена и в окне промелькнул какой-то отсвет. Подойдя поближе, я услышал, как он в полном одиночестве служит у аналоя и поет слабым дребезжащим голосом. Решил не смущать его и ушел, а позже навел справки на раздаче в столовой. Как выяснилось, девушки его знали, но откуда пришел этот батюшка, никому было неведомо. Неизвестно также, кто открыл ему храм. Я удивился: где же он живет, что ест? Талонов в столовую ему никто бы не выдал, а другой еды в зоне не было. Оказалось, в столовой его подкармливали, но это было трудновато, потому что для нас обед готовили с мясом, а он скоромного не ел. Через пару месяцев, по весне, я снова заглянул в церковь: батюшка служил в полном одиночестве. Летом увидел, как несколько неизвестно откуда взявшихся женщин подпевают ему. После я его уже не встречал. Думаю, он вскоре умер. До сих пор жалею, что так и не поговорил с этим человеком, постеснялся, не узнал его имени. Когда обстановка в Чернобыле более или менее нормализовалась, в соборе наездами по праздникам стал служить службу толстый и веселый батюшка. Но того неизвестного человека я считаю истинным героем. Нам, профессионалам, в Чернобыле платили немалую зарплату — я, к примеру, получал в дни, когда работал на блоке, в 7 раз больше, чем в Москве. Нам обеспечивали все условия. А он жил в чужом доме из милости, так и питался. Чтобы молиться за людей, не верящих в Бога».

 

Наталья Бельченко. Боковое зренье. Стихи — «Октябрь», 2012, № 3 <http://magazines.russ.ru/оctober>.

 

Как бы так уложить боковое

Зренье, чтобы окольной тропой

Не водило тебя под конвоем,

А придумало способ другой.

Потому что ведь не насмотреться, —

Даже если ты сам нелюбим, —

Оставаясь беспомощней детства

И сильнее всего, что за ним.

 

Вениамин Блаженный. Письма. Комментарий и публикация Дмитрия Тонконогова. — «Арион», 2012, № 1 <http://www. arion.ru>.

Весьма ценная (свидетельская) публикация. Смутило только, что цитируются и такие письма В. Б., в которых он, мягко говоря, довольно жестко аттестует личности и творчество некоторых современных литераторов, кои вполне себе живы и здоровы и, вероятно, время от времени читают «Арион». Вероятно, такие штуки могут нанести душевные травмы. Может, стоило бы обозначить эти имена какими-то литерами (это я, разумеется, не в поучение и не в осуждение уважаемому мною публикатору говорю, а — так, из некоторого опыта).

 

Сергей Гандлевский. Бездумное былое. — «Знамя», 2012, № 4 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

С. Г. оговаривается, что «эти автобиографические заметки написаны по любезному предложению писательницы Линор Горалик для ее книги „Частные лица”, М.: Новое издательство, 2012».

Я выбрал фрагмент о человеке и поэте — Аркадии Пахомове, который, увы, почти никому неизвестен.

«Он умер прошлым маем неполных 67 лет в беспросветном бытовом запустении, никого своей горькой долей не донимая. Я любил и ценил его. Мы тесно дружили десять лет, пока невозможность совмещать слишком лихую дружбу с бытом семьянина не понудила меня в явочном порядке свести ее на нет. Удивительно не мое поведение — оно как раз элементарно: инстинкт самосохранения не нуждается в объяснениях; удивительны Аркашины великодушие и гордое достоинство, с которыми он, видимо, раз за разом уходил с пути своих более приспособленных к выживанию товарищей, избрав одинокую участь, сродни многолетнему свободному падению.

Эпитет „гордое” привел мне на ум сам Аркадий. Трижды или четырежды, показывая мне фотографию четверых смогистов в молодости, он неизменно добавлял, что за миг до съемки смахнул с плеча дружески-покровительственную руку то ли Алейникова, то ли Губанова. Думаю, что именно гордыня предопределила его трагическую судьбу.  В отроческом максимализме, вероятно, имелось в виду, что Его Жизнь будет прожита на „десятку” по пятибалльной системе, в худшем случае, на „семерку”. А когда оказалось, что не задается, гордость в обличье русской забубенности велела вообще уйти в минус, лишь бы остаться самым-самым. Вместе с тем он был талантлив, весел, зверски обаятелен, здраво-умен, верен в дружбе, пренебрежителен к собственному успеху/неуспеху, насмешлив к чужому. Смолоду он чуть-чуть посидел в Бутырках за маленькую пугачевщину: прошел по улице Горького от Красной площади до Пушкинской, круша витрины справа по ходу. Чуть-чуть, потому что отец-телевизионщик подключил свои связи.

Его стихи сильней всего действовали в его же исполнении и через стол, уставленный бормотухой: в них много таланта — и мало расчета. С присущим ему размахом он делился друзьями, хотя здесь осмотрительная ревность не менее распространена, чем слепая ревность любви. Он сдружил меня с поэтом и химиком Владимиром Сергиенко — и через тридцать пять лет мы с ним бок о бок шли за Аркашиным гробом. Познакомил с Леонидом Губановым. Знакомство продлилось считаные часы, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы заночевать в милиции. Он свел с Александром Величанским, одним из самых страстных и самоотверженных авторов русской поэзии конца ХХ столетия. Сблизил с Юрием Кублановским. Это знакомство оказалось продолжительней и содержательней, чем с его коллегой по СМОГу — Губановым».

   

Вероника Зусева. Андрей Родионов: contra et pro. — «Арион», 2012, № 1.

Родионову тут здорово достается (в типологической связке с Игорем Северянином).

«Единственное, чем спасается это (ранее цитировались фрагменты баллады о Лягушачьем Царе. — П. К. ) и некоторые другие родионовские стихотворения, — интонация с разнообразием ее оттенков , порой трудно определимых и еще более трудно формулируемых. Сострадание и страдание, самоирония и ирония, направленная вокруг себя, приятие мира и фиксирование его страшных сторон, попытки безжалостной отвлеченности и открытие в себе сердечной раны — все эти трудно сочетающиеся одно с другим оттенки чувств (и многие другие) наполняют наиболее удачные стихи Родионова, превращая их в поэзию».

 

Владимир Козлов. Реабилитация подлогом. — «Вопросы истории», 2012, № 4.

О трехтомном т. н. «Личном дневнике» Лаврентия Берии (издано в 2011 г.).

«Таким образом, очевидно, что одним из источников компиляции „Дневника” стали Журналы (кремлевских посещений. — П. К. ) Сталина, причем фальсификатор не только не смог скрыть их использование, но и невольно выдал свою зависимость от них».

 

Леонид Костюков. Стихи и поэзия. — «Арион», 2012, № 1.

«Если здесь уместна метафора, то, наверное, поэзия относится к стихам примерно как душа — к телу. Это хорошо действует в рамках одного стихотворения; так, кстати, отличаются живые стихи от мертвых — возможно, и красивых. В целом, если не бояться пафоса, это, вероятно, Бог и церковь. Под церковью здесь можно увидеть весь материальный комплекс, связанный с поэзией: стихи, авторы, книги, журналы, фестивали и т. п.

Конечно, вспоминается определение Василия Андреевича Жуковского: поэзия есть Бог в святых мечтах земли . Изо всех известных мне определений, пожалуй, самое непопулярное: какое-то приторное и неконструктивное. Но в нем косвенно утверждается нечто очень важное: поэзия — предмет веры; для кого-то она может и не существовать».

Метафоры и впрямь радикальны. А исследование в целом долгожданное. Любопытно, в частности, и о критиках поэзии.

 

Дмитрий Кузнецов. Потребительская культура в последней трети XX века: проблема потребительского смысла жизни. — «Вестник аналитики» (Институт стратегических оценок и анализа / Бюро социально-экономической информации), 2012, № 1 (47) <http://www.isoa.ru> .

«Потребительский стиль жизни, возведенный в принцип, оказывает негативное воздействие на непотребительские сферы. Многие общественные сферы испытывают давление потребительской культуры, которая входит в противоречие с устройством таких коллективных структур, как политика, образование, культурное наследие, семья. Проблема потребительской культуры здесь является частью общей проблемы абсолютизации принципов капитализма. Насколько всеобщим и полным может быть принятие капиталистического способа производства? Часть теоретиков считает, что кризисное состояние многих сфер просто нуждается в дальнейшем развитии. Другая часть теоретиков не видит по ту сторону капитализма какой-то приемлемой формы материальной жизни, а видит только новые формы неравенства и отчуждения.