Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2012)

• Название: Новый Мир ( № 12 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Чтение простое и в то же время непривычное — как будто из городского сумасшедшего ритма попадаешь в благодатную замедленность отпуска.

Никакого минимализма, торопливости, никаких поэтических спецэффектов — здесь повествование может себе позволить роскошь быть долгим и счастливым, каким бывает лето только в детстве.

Как ни удивительно, по своей лирической интонации эти стихи скорее близки не к авангарду, а к поэтам-традиционалистам — например, Льву Квитко, Владимиру Лившицу, может быть — к Багрицкому. Обэриут и абсурдист во взрослых стихах, Введенский редко впускает в свои детские стихи абсурд, оставляя эту прерогативу своим поэтическим собратьям. Но не надо думать, будто его стихи были отделены от их поисков и находок непроходимой поэтической пропастью.

Строжайше воспрещается

По улице проход:

На днях предполагается

Чинить водопровод.

Кто это написал — Введенский или Маршак?

А вот это:

Грозен, важен и надут

Возвышается верблюд, —

разве не напоминает пародийно-иронические строки Олейникова:

Весел, ласков и красив,

Зайчик шел в кооператив?

А четверостишие:

Этой зимою

Я был в квартире

В доме под номером

Тридцать четыре —

как будто отсылает к хармсовско-маршаковским «Веселым чижам». Помните:

Жили в квартире

Сорок четыре…

А вот еще, смотрите:

Тяжела, сыта, здорова,

Спит Корова на лугу.

..........................

Спит Корова, Муха спит,

Над землей луна висит.

Первые строчки — из стихотворения Введенского «Сны» — даже слишком легко монтируются с другими, из стихотворения Заболоцкого «Меркнут знаки зодиака».

И таких перекличек в книге много.

Но самый большой праздник ждет маленького читателя в конце — это, конечно, стихотворение «Кто?». Напомним отзыв о нем Лидии Чуковской из книги «В лаборатории редактора»: «Автор играет вопросами, играет ответами, играет то длинной, то короткой строкой, играет вещами и рифмами. <…>

Дядя Боря говорит:

— Чьи же это вещи? —

Тетя Варя говорит:

— Чьи же это клещи? —

Дядя Боря говорит:

— Чья же это дудочка? —

Тетя Варя говорит:

— Чья же это удочка?

Поиграв вещами и рифмами, Введенский кончает стихотворение веселой укоризной:

Только Петя Бородин

Виноват во всем один.

И об этом самом Пете

Мы расскажем всем на свете».

Кстати, не этот ли «пятилетний гражданин мальчик Петя Бородин» вспомнился Сергею Михалкову, когда тот писал своего «Дядю Степу» — помните, как там: «Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин»?

Есть в нынешнем сборнике стихотворение «Егор». Оно повествует о том, как жил да был на свете пионер по имени Егор и был этот Егор не простым пионером, а кем-то вроде сказочного персонажа или былинного богатыря:

Под высокой елкой

Как-то повстречал

Он большого волка.

Серый волк рычал.

 

Он увидел волка,

Взял его за хвост,

Перекинул волка

В речку через мост.

Однако перекидыванием волка в речку через мост дело не ограничивается, и дальше нашему пионеру предстоит еще одно сказочное испытание:

…А в кустах разбойник

Достает ружье,

Думает: спокойно

Застрелю его.

 

Но Егор от пули

Прочь не убежал,

Подскочил — и пулю

В кулаке зажал.

Но тут неуловимого Егора, которого пуля боится и волк не берет, ждет, как и случается в сказках, испытание третье, заключительное. На исходе ночи, уставший, он подходит к дому и видит, что в дом войти нельзя — оттуда дым валит столбом, и дом пылает.

Он увидел пламя,

Глубоко вздохнул,

Дунул он на пламя

И пожар задул.

Троекратная, как в сказке, и, как в сказке, волшебная победа над враждебными, злыми силами: огнем, пулей, злым разбойником-волком.

Если вспомнить дальнейший жизненный путь Александра Введенского — а маленькому читателю ведь когда-нибудь предстоит о нем узнать, — это стихотворение читается совсем иначе: как заговаривание судьбы, как заклинание.

Однажды, уже в 60-е годы, Самуил Маршак написал Корнею Чуковскому: «Могли погибнуть ты и я, / Но, к счастью, есть на свете / У нас могучие друзья, / Которым имя — дети». Самуил Яковлевич хорошо знал, о чем говорил, — и он, и его адресат не раз могли погибнуть «в водовороте кровавых столетий», но, к счастью, не погибли.

А вот Александр Введенский разделил печальную судьбу многих других создателей «Чижа» и «Ежа». Как коротко сказано в нынешнем издании, «незаконно репрессирован и погиб». Можно немного развернуть: Введенский был арестован вместе с другими обэриутами в 1931 году (на него якобы поступил донос о том, что он произнес тост в память Николая II), выслан в Курск (жил там некоторое время вместе с Хармсом), с 1936 года переехал из Ленинграда, куда ему дозволено было вернуться, в Харьков.

В 1941 году, в июне, когда началась война, Введенский был вновь арестован и препровожден в специальный состав для эвакуации вглубь России. Во время эвакуации он погиб — как теперь стало известно, скончался от болезни. Один из биографических источников приводит подробности: «Его тело было выброшено из поезда, затем доставлено в морг Казанской психиатрической больницы и похоронено. Место захоронения неизвестно».

К сожалению, «могучие друзья» тут оказались бессильны — пионер Егор смог победить большого волка, перехватил коварную пулю и погасил ужасный пожар только в стихотворении. Вся честная богатырская компания, увы, не смогла помочь — и даже ее вожак отважный Ваня Васильчиков, победитель крокодилов. Будете рассказывать детям о Введенском и его друзьях — не забудьте упомянуть о «Черных страницах „Ежа”» (из детгизовской книги «Умная Маша»). Пусть они знают, что кроме ежей и чижей действовали в нашей недавней истории еще и разбойники, волки и крокодилы.

 

Сказка по требованию

 

Это еще одна находка и еще один детгизовский подарок — сказка Корнея Чуковского «Царь Пузан». Краткая справка: впервые издана в 1917-м, следующее издание — в 2001-м, в новом собрании сочинений. То есть нынешнее издание — всего лишь третье по счету (а отдельной книгой — вообще впервые). Всего лишь за почти 100 лет. То есть перед нами, можно сказать, новая сказка Чуковского, к тому же не в стихах, а в прозе. Есть чему и удивиться и порадоваться, правда?

Из аннотации можно узнать, что «Царь Пузан» был написан, по словам Чуковского, «по требованию собственных детей» летом 1917 года. В дневнике он отозвался о сказке — точнее, о пьесе, из нее переделанной — как-то наспех, мимолетно-уничижительно — в том году его помыслы занимало другое. Было чем озаботиться литератору и главе большого семейства летом 1917-го.

«Я сочинил пьеску для детей. Вернее, первый акт. Лида сказала мне: „Папа, у тебя бывает бесписное время (когда не пишется); пиши для детей”» [3] (дневник, 19 июня 1917 года). И на следующий день: «Пишу пьесу про царя Пузана. Дети заставили. Им была нужна какая-нб. пьеска, чтобы разыграть, вот я в два дня и катаю. Пишу с азартом, а что выйдет… Черт его знает. Потуги на остроумие. Места, не смешные для взрослых, смешат детей до слез». Еще через несколько дней: «Делаем детский спектакль… О, с каким пылом я писал эту пьесенку.  И какая вышла дрянь» (запись в дневнике от 24 июня 1917 года).

Ну насчет последнего — это он погорячился (с ним такое бывало). Про пьесу еще известно, что там был такой персонаж — Хранительница Королевской Зубочистки, ее играла Лида Чуковская (в сказке о Хранительнице Зубочистки — ни слова).

Много позже Чуковский писал в автобиографической повести «Гимназия» (впоследствии переделанной в «Серебряный герб»): «Путешествовать — значило для меня мчаться по прериям, умирать от желтой лихорадки, выкапывать древние клады, спасать прекрасных индианок от кровожадных акул, убивать бумерангами людоедов… » (курсив мой. — О. К. ).