Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2012)

• Название: Новый Мир ( № 10 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“Когда я читаю [в США] курс по русской философии, от Чаадаева до конца 20 века, то одно из последних понятий, которые я ввожу — именно „бедная религия” или „ minimal religion ” по-английски. И оказывается, что из всего курса это ближе всего умонастроениям студентов. Они это по-разному называют — „ spirituality ”, в отличие от „ religion ”, или просто „верой””.

“Есть люди, которые могут перемещаться из одной церкви в другую или находиться в средостении между разными церквями — как „бедные верующие”. Но бывают такие ситуации в человеческой жизни, которые напоминают пожар. Дом горит и, хотя в доме есть много дверей и окон, ты выбираешь ближайшую дверь, чтобы выбежать из горящего дома и спастись”.

 

“В потустороннем мире все по нотам разложено”. Беседовали: публицист Владимир Гуга, поэт Сергей Геворкян, философ, прозаик, поэт Юрий Мамлеев. — “Перемены”, 2012, 28 июня < http://www.peremeny.ru >.

Говорит Юрий Мамлеев: “Я думаю, Губанов — самый значительный русский поэт второй половины XX века. Он был — „номер один”. Честно говоря, историю русской поэзии надо переписывать, потому что осталось за бортом огромное количество мощных, но неизвестных поэтов…”

 

Гиперреализм вместо постмодернизма. Беседу вел Игорь Панин. — “Литературная газета”, 2012, № 31, 1 августа < http://www.lgz.ru >.

Говорит Дмитрий Данилов: “Да, я за построение русского национального демократического государства европейского типа, которое бы защищало интересы большинства (при полном равноправии всех населяющих Россию народов и защите прав меньшинств)”.

“Не верю, что автору может быть полезен негативный критический разбор. Писателю нужно показать не то, что в его текстах плохо, а что в них хорошо — потому что он этого часто сам не понимает”.

 

Федор Гиренок. О коммуникативном повороте гуманитарных наук. — “Литературная газета”, 2012, № 30, 25 июля.

“Быть на своем месте — значит обладать полнотой бытия. А полнота бытия ни в какой коммуникации не нуждается, ни в какой обмен смыслами не вступает. <...> Когда человек молчит, он дистанцируется по отношению к социуму, открывая в себе самого себя. Когда человек не на своем месте, когда он смещен в сторону от своего назначения, тогда он вступает в коммуникацию. Вступать в коммуникацию — значит сообщать о том, что ты не на своем месте, что ты частичное существо и поэтому посредством коммуникации пытаешься восполнить изъяны своей частичности”.

“Благодаря коммуникации язык встал на место сознания. Сознание нуждается в том, чтобы человек оставался наедине с самим собой. А коммуникация приставляет к нему Другого. Между тем мыслить — означает в центр ставить себя. Тогда как говорить — значит в центр ставить Другого. Нельзя одновременно мыслить и говорить. Следствием коммуникативного поворота является то, что сегодня почти невозможно говорить от своего имени. А это значит — невозможно говорить искренне, то есть думать вслух”.

 

Анна Голубкова. В своем углу: Апофеоз банального. — “Новая реальность”, 2012, № 39 < http://www.promegalit.ru >.

“В этой же статье Вадим Месяц подробно разбирает стихи Андрея Баумана, пытаясь доказать, что этот поэт вполне достоин полученной премии [“Дебют”]. <…> Однако аналитический разбор — это ж такая объективная штука, что заранее предсказать все его результаты практически невозможно. Вот и Вадим Месяц, перечисляя достоинства поэзии Андрея Баумана, доказывает только то, что стихи его являются самой обыкновенной компиляцией поэтических, философских и богословских тем и мотивов. <...> Но что делает стихами эту действительно выдающуюся по эрудиции компиляцию, Вадим Месяц в своей статье так и не объясняет. Где находится та точка, в которой разнородные культурные влияния и тенденции становятся единым целым? Да — и это уже мое личное мнение — нигде”.

Речь идет о статье Вадима Месяца “Цитадель Андрея Баумана и торт размером с город” (“Новый мир”, 2012, № 5).

 

“Граждане, смотрите на небо!”. Беседовала Елена Добрякова. — “Невское время”, Санкт-Петербург, 2012, на сайте газеты — 17 июля < http://nvspb.ru >.

Говорит вдова Дмитрия Пригова — Надежда Георгиевна Пригова: “Это было в Москве, перед встречей Нового, 1967 года. Я была в компании у друзей. Вышла на балкон — смотрю, снежинки пушистые летят. И дымок от сигареты — поворачиваю голову — в углу балкона стоит высокий, странный такой человек, я его не заметила. И прочитал мне стихи, которые заканчивались так: „...Зима слетает на ладонь”. И спросил: „Ты стихи любишь?” Я ему: „Это кто-то из акмеистов?” — „Нет, это я”. Мы начали встречаться”.

“Если бы не его физический недостаток — у него одна нога суше другой после полиомиелита, перенесенного в детстве, — он вполне мог быть прекрасным танцовщиком”.

“Да, яйцо и глаз [на рисунках Пригова] символизируют нравственные принципы, или третий глаз как присутствие нечто большего в нашей жизни”.

 

Борис Гройс. “Искусство готово к концу света каждую секунду”. Лекция Бориса Гройса в рамках дискуссионной платформы “Искусство после конца света”, проводимой как теоретическая программа при первой киевской биеннале современного искусства “Арсенале”, записана и расшифрована Дмитрием Десятериком. — “Частный корреспондент”, 2012, 3 июля < http://www.chaskor.ru >.

“Вот теперь от капитализма я перехожу к концу света. Конец близок, надо спешить, времени осталось немного — собственно говоря, тема европейской философии культуры. Равно нарастает и общее ощущение нетерпения. В Нью-Йорке я часто вижу рекламу: рассказывают о каком-то средстве для мытья полов спокойным голосом. А потом голос вдруг меняется, и диктор говорит: „ Call now. Don`t wait” . Вот это „звоните сейчас”, эта интонация распространилась на многие другие вещи. Динозавры вымерли, теперь мы вымираем. Call now. Don`t wait . Времени нет, время исчезло, его ни у кого нет, нужно действовать сейчас”.

 

Олег Ермаков. Диоген ищет женщину. 200 лет со дня рождения Ивана Гончарова. — “Урал”, Екатеринбург, 2012, № 6 < http://magazines.russ.ru/ural >.

“Несовершенство своих композиций признавал и сам Гончаров. В письме к Льву Толстому он советовал пропустить первую часть романа [„Обломов”]. Не был он доволен и первой частью „Обрыва”. Но, возможно, как раз то, что добрую сотню страниц, даже больше, полтораста страниц, короче, всю первую часть романа Обломов возлежит на диване, особенно и восхищало поздних его почитателей, таких, как Беккет, например. Благодаря такому грандиозному зачину и все дальнейшие события воспринимаются уже как бы с дивана, словно сон”.

“Однажды Райский заметил, что у бабушки архаическое представление о судьбе, как у древнего грека: „как о личности какой-нибудь, как будто воплощенная судьба тут стоит и слушает…” На что бабушка охотно согласилась и даже стала озираться. Ей не хватило магических сил, чтобы увидеть поблизости фигуру самого сочинителя. Мы-то в более выгодных условиях и — видим”.

 

Инакомыслие как факт. О том, как именно обретение другого происходило в мысли Александра Солженицына, об эмпатии в негодующей солженицынской публицистике мы побеседовали с ведущим исследователем творчества писателя, профессором Женевского университета Жоржем Нива. Беседовали Ирина Чечель и Александр Марков. — “Гефтер”, 2012, 2 июля < http://gefter.ru >.

Говорит Жорж Нива: “<...> вообще у Солженицына есть волюнтаристский взгляд на историю. Вся его историческая эпопея „Красное колесо” написана против толстовского взгляда. Не провидение, не народ, не какие-нибудь глобальные силы ведут историю, а индивид”.

“Мемуары Солженицына — это, может быть, самое лучшее, что он написал, самое волнующее, самое трепетное. Я особенно люблю совершенно герценовские полемические мемуары Солженицына — „Бодался теленок с дубом” и „Угодило зернышко промеж двух жерновов”. Это тексты, которые останутся классическими для истории весьма взвихренного времени освобождения от советского ига. В них видно именно такое единоборство — день за днем, иногда час за часом”.

“Что касается последних сочинений [Солженицына], мне хочется напомнить вам, что можно смотреть на великого Малевича, а потом на портреты, которые Малевич пишет в 30-е годы, и сказать: Малевич уже не тот. Можно смотреть на Кирико, который был великим сюрреалистом, и смотреть на Кирико — муссолиниевского реалиста, и не узнавать его. Часто бывает, что великие писатели и художники эволюционируют в сторону: от бунтарства к некой стабильности”.