Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2012)

• Название: Новый Мир ( № 10 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Ужин, особенно для нас, еще толком своего быта не наладивших, был просто сказочным. И вино, и наливочки, и бесконечные закуски, и какой-то необыкновенный густой протертый суп, и чуть пождаренный бифштекс в три пальца толщиной, который просто таял во рту. За такой едой почти и не разговаривали.

Перед десертом было предложено передохнуть, и вот тут-то хозяева свое взяли. И хотя расспрашивал нас в основном Рождественский, но и Кэролайн было явно интересно. А знать они хотели все — и про наши семьи, и в какой квартире мы в Москве жили, и дают ли еще концерты в зале Благородного собрания, и что в Большом идет, и как Инниному отцу аденому простаты в Союзе лечат, и какие предметы в школе наш сын проходил, и правда ли, что у нас очереди машину купить, и в каких городах в Союзе наша родня живет, и какие газеты мы дома читали — да мало ли что еще могли спрашивать интересующиеся люди в доинтернетовскую эпоху!

И хотя хозяева были явно готовы расспрашивать и дальше, но Кэролайн нас пожалела и послала Олега Николаевича показать нам дом, пока она будет собирать стол к чаю. И это очаровательное “собирать стол к чаю”, произнесенное хотя и с явным американским акцентом, но с такой красивой несомненно дореволюционной русской интонацией, заставило меня почувствовать себя чуть ли не в атмосфере михалковской “Неоконченной пьесы...”.

Мы были уже так переполнены впечатлениями, ужином и разговорами, что на дом восторгов почти и не осталось, хотя тогда нам еще трудновато было представить, что такой огромный дом — это всего для них двоих! Оба их взрослых сына, как оказалось, жили с семьями в разных концах Америки — один в Нью-Йорке, а другой в Сан-Диего — и были вполне успешны, но к родителям выбирались, к сожалению, нечасто и русский язык сильно уже подзабыли, хотя вот когда изредка собирается вся семья, то два сына, две невестки и внуки общим число пять как раз дом и заполняют. Жаль только, что всего на несколько дней в году...

В своем кабинете Олег Николаевич показал нам прекрасную библиотеку на русском языке. И состояла она в основном из книг, опубликованных вне России, хотя и новые советские издания в немалом числе покупал он в магазине Камкина — весь московский дефицит стоял у него на полках. А вот зарубежных изданий я почти не знал и с зудом старого книжника тут же начал их листать, сожалея про себя, что времени на это сейчас почти нет.

— А вот это как раз адмирала Рождественского фотография. Парадная. Моему деду надписанная. Семейная, так сказать, реликвия, — сказал Олег Николаевич, подводя меня к висевшему на стене в углу, так, чтобы солнце не попадало, кабинетного размера снимку в причудливо резанной явно старинной рамке. — Да, всю жизнь России служил, и хорошо служил, а в благодарность... Да уж чего там...

Я внимательно поглядел на фото. Действительно — внушало. Настоящий адмирал. И форма красивая, и стоит гордо, и борода с усами прямо как у Николая II, и эполеты с хорошую кастрюлю размером, и орденов — от плеча и наискось до пояса. Я бы тоже такую карточку на виду держал. Что-то даже смутно знакомое почудилось мне в этой фотографии, но я решил про себя, что, наверное, в какой-то книжке или эта, или похожая фотография попадалась — человек все-таки известный — вот и запомнилась.

Потом попили чаю, сердечно распрощались с Кэролайн, и Рождественский повез нас, отяжелевших, домой.

А на следующее утро, когда я направлялся в ванную и протискивался в коридор мимо уже занесенного в комнату, но еще не приставленного к стене по месту книжного шкафа, вдруг какой-то странный всплеск памяти мгновенно отбросил меня на добрых двадцать лет, и я отчетливо увидел угол совсем другого, но тоже книжного, шкафа, мимо которого я вот так же протискивался и видел прислоненную к книгам за стеклом точно такую же фотографию, как я видел вчера у Олега Николаевича. Таких совпадений не бывает, но они есть! И вовсе не в книге я видел давешнюю фотографию! А в доме на Маросейке... И не такую аккуратную, в рамке, как у него, а подвыцветшую и поцарапанную и без рамки, просто прямоугольник старинного фотографического картона за стеклом книжной полки...

 

III

 

Сейчас уже не вспомнить, в каком именно году это было. Студентом я тогда уже точно был, и скорее всего старшекурсником. А вот женат еще не был — помню, что возвращался я с Маросейки в родительский дом, а не в ту квартиру, что мы с женой снимали в первые годы семейной жизни. Значит, получается, что знакомство мое с Елизаветой Аркадьевной началось где-то в конце 60-х. Да, все дело в том, что студентом я, конечно, был, и совсем неплохим, но на тот момент — да что я вру про тот момент, что с тех пор изменилось-то? — главную страсть моей жизни составляли книги. Откуда только взялось! Конечно, в семье книги любили, библиотека была вполне хорошая и не для декорации, и мама всегда то советовала, что из классики почитать еще не читанного, то какой-нибудь журнал с очередной громкой новинкой подсовывала. В общем, как и положено в нормальной грамотной семье. Так что откуда пришло это дрожание рук и сердца при виде старых изданий, литографированных иллюстраций или малых тиражей, обозначенных в выходных данных, — понятия не имею. Род недуга... И всерьез поразил этот недуг меня, как сейчас помню, в девятом классе, когда я ненароком задержался у витрины букинистического отдела магазина “Академкнига”, что был на Горького почти напротив Моссовета.

По книжным магазинам я тогда уже ходил регулярно, но малые свои карманные деньги тратил на самые обычные новые книжки и в букинистику даже не совался. А тут — как рок навел. И заметил я в этой самой букинистической витрине два небольших пухленьких тома в желтоватых суперобложках. Сначала просто томики мне симпатичными показались. Потом разглядел, что это “Дон Кихот”. Оказалось кстати, поскольку именно его я наметил к прочтению в ближайшее время, а в родительской библиотеке имелось только какое-то роскошное иллюстрированное издание гигантского формата, которое и в руках-то удержать было непонятно как. Попросил посмотреть. Увидел, что изданы эти отличной сохранности томики еще до войны издательством “Academia”, а когда отвернул супер уютно улегшейся в руку первой книжки и увидел темно-зеленую в точечку обложку, то погиб — бывает же любовь с первого взгляда! Стоили книжки несколько дороже, чем я мог себе позволить, но вместе с деньгами, выданными мамой на какие-то домашние покупки, хватало. Вот с этих томиков серьезный недуг и начался. Вон они — и сейчас на полке стоят, перевез потом из Москвы. Так что к тому моменту, который я вспомнил, я уже был серьезным собирателем. И “Academia” у меня прилично подобрана была, и иллюстрированные книги кое-какие, и Серебряный век неплохо представлен, и футуристы, и сабашниковские издания — чего только не было. И хоть до настоящих раритетов или, там, пушкинских первоизданий я так и не поднялся, но среди московских собирателей был не самым последним. И даже товароведы лучших магазинов — “Букиниста” на Арбате, “Пушкинской лавки” в проезде МХАТа, “Лавки писателей” на Кузнецком, да и других тоже — меня уже узнавали и порой придерживали кое-что для меня интересное. Это уже был некий уровень. И проводил я почти все свои вечера и выходные дни среди таких же недужных, как сам, — на знаменитых московских книжных толкучках, где тогда уже знал всех и каждого, и своих московских, и иногородних, приезжавших в столицу сбывать свои провинциальные находки.

За многие годы толкучки эти мигрировали по московскому центру: то у памятника первопечатнику, то в проезде Художественного театра — теперь он вроде бы, как в старину, Камергерским называется, но это уже без меня опять переименовали — для меня как был проездом Художественного, так и остался, то на Кузнецком чуть наискосок от магазина подписных изданий, а потом вообще то в Сокольники, то в Измайлово перебирались. И вот ведь интересно — толкучки помню, знакомцы книжные стоят перед глазами, как живые, но вот точно сказать, где сначала толклись, а где потом — от первопечатника на Кузнецкий перетекли или наоборот — уже не могу. Не помню. Да и не в этом дело. А в том, что лучшие книжные университеты себе и представить трудно. Конечно, в первую очередь там торговали новым книжным дефицитом. Интересно, что неплохие антикварные книжки в букинистических магазинах еще можно было отыскать, особенно если заводились знакомства среди продавцов или, еще лучше, товароведов, а вот, скажем, томик Ремарка или какой-нибудь интересный литературный памятник в магазине было не укупить, так что книжный рынок выручал. Впрочем, покупать было не обязательно, можно было и выменять — рынок он и есть рынок, гибкость ему положена. Так что только продавали в основном несколько профессионалов-торговцев со связями в типографиях или на складах — этим, как правило, именно деньги были нужны, а остальные если и продавали, то чтобы сразу купить то, чего не хватало, и к обмену всегда были готовы. Многие даже носили с собой длиннющие списки книг для обмена, надеясь к тому же, что если вдруг задержит милиция во время очередного разгона — а они часто случались по постоянной нелюбви милиции и городских властей ко всяким несанкционированным толкучкам и стихийным рынкам, — то с помощью такого списка можно будет попытаться убедить представителей законопорядка, что ты к спекуляции никакого отношения не имеешь, а всего лишь меняешься, ну точь-в-точь как вполне разрешенные филателисты и нумизматы. Хотя у тех тоже своих сложностей хватало.