Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2012)

• Название: Новый Мир ( № 1 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

клинопись на крыльях махаона,

иероглиф “ци” на рукаве.

Волны, камни в разноцветном гроте,

облачные горы вдалеке,

рыбы в море, ласточки в полёте

говорят на странном языке.

Помнишь, мы читали Гумилёва,

умирали от сердечных ран,

но не знали, что такое Слово,

о котором пишет Иоанн.

И когда в июле сквозь окошко

в дом рвалась июльская гроза,

и когда египетская кошка

щурила китайские глаза,

мы не знали, что созвездий пятна

нам твердят, что смертен человек,

но непоправимо, невозвратно

мы с тобою связаны навек.

Как нам научиться ладить с горем,

делать буcы из застывших слёз,

нам — поэтам, странникам, изгоям,

грустным повелителям стрекоз?

*     *

 *

Нам шьёт зима одежды брачные,

сквозные, белые, непрочные...

Снег завалил дома невзрачные —

кирпичные и крупноблочные.

А улицы гремят трамваями,

гудят машинами заморскими,

и голуби гуляют стаями

с замашками консерваторскими.

Пространство сыто снежным творогом,

а время — сахарною пудрою.

Но чёрный ворон смотрит ворогом,

ища себе подругу мудрую.

Он ей сошьёт фату из инея,

из снега — платье подвенечное

и улетит с ней в небо синее,

в пространство канет бесконечное!

 

Памяти Анатолия Соколова

Смотри, как улетают птицы...

                            А. Соколов

1

Две птицы — Блаженство и Ужас —

летят, опереньем горя.

Купаются голуби в лужах

в последние дни октября.

В печальные дни листопада

душе утешения нет,

но грешникам, жаждущим ада,

дарован особенный свет:

он страждущим листьям осенним

несёт долгожданную весть

о том, что чревата спасеньем

тоска, пережитая здесь,

что станут иконою Спаса

осенней листвы вороха,

что тайною смертного часа

очищена бездна греха.

 

2

Ты плачешь слезами сухими,

с собой расстаёшься навек,

когда превращается в имя

знакомый тебе человек.

Шепчу, содрогаясь от боли:

Вальхалла, Аид и Шеол...

Куда же ты спрятался, Толя?

Куда и зачем ты ушёл?

Звездою серебряно-плоской

украшен под вечер погост,

и плачет в одежде сиротской

по Толе Спартаковский мост.

А он в неземной атмосфере

с нездешнею скрипкой в руках,

как Моцарт, простивший Сальери,

в блаженных плывёт облаках.

 

3

Когда нам сказали: пространство открыто,

мы двинулись молча сквозь лес алфавита,

сквозь дебри согласных — шипящих, сонорных,

сквозь заросли знаков — то белых, то чёрных.

Мы двинулись молча сквозь облако гласных,

парящих над миром в одеждах атласных.

Сквозь все языки, диалекты, наречья

прошла говорящая плоть человечья.

Зачем? Чтоб изведать молчанья законы.

Зачем? Чтоб увидеть слова, как иконы,

чтоб вещи увидеть знакомые — им бы

пришлись по душе их словесные нимбы,

увидеть, как голуби на колокольнях

клюют наше прошлое в рифмах глагольных,

увидеть страданье как зону сиянья,

а смерть — как загадочный знак препинанья.

 

*     *

 *

Не знаю я, какими сводками

уже заполнено пространство…

Сквозит нездешний свет над сопками,

смиряя ветра вольтерьянство.

И вдохновению грошовому

я путь открою без утайки —

к хребту отправлюсь Камышовому

на крыльях ошалевшей чайки.

Войдя во время, Богом данное,

я каждой клеткой тела вспомню

простую церковь деревянную,

тюрьму, кирпичную часовню,

“Маяк” и улицу Советскую,

послевоенный запах водки.

И всю мою блаженно-детскую

жизнь в Александровской Слободке.

Сейчас сосна стоит апостолом

напротив городского сквера,

клубятся облака над островом,

летят над бухтой Жонкиера.

Но мне спросить о детстве некого,

и я без боли и без страха

иду туда, где помнят Чехова

Три кровных Брата, три монаха…

 

Насекомые призрачных мест

1

Племя слов меня больше не радует.

Племя рыб исчезает во мгле.

Мотыльки то взлетают, то падают.

Скарабеи ползут по земле.

Но когда богомолы бесстыжие

вновь ведут меж собою бои,

и когда насекомые рыжие

покидают казармы свои,

и когда исполняют кузнечики

погребальные гимны для ос

и снуют водомерки-разведчики, —

у меня возникает вопрос:

как они появились и выросли

и на прошлом поставили крест —

эти грёзы, фантазии, вымыслы,

насекомые призрачных мест?

Как они мою муку бесплотную

превратили в горячую кровь

и убили твою мимолётную,

как крыло махаона, любовь?

 

2

Вспомни осени платье сиротское,

дальних сопок предзимний наряд

и ревущее море Охотское —

страшный сон нереид и наяд.

Вспомни детские наши скитания,

дай ответ потрясённой душе,

посвяти ей роман воспитания

в духе Гофмана и Бомарше.

Видишь — вновь муравьиною ротою

в словаре маршируют слова,

поживиться ночною охотою

хочет птица Афины — сова.

Только спряталась жалкая литера —

буква тайная тайных имён,

жалят грешников пчёлы Юпитера

и преследует их Махаон.

Сколько тайны любви ни разгадывай,

не уйдёшь от страданий и слёз...

И поэтому спи, не разглядывай

крылья бабочек, птиц и стрекоз.

Не забудь

Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Лауреат многих литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Волгограде.

 

 

БОРИС ЕКИМОВ

*

 

НЕ ЗАБУДЬ

Житейские истории

 

ДО САМОГО СНЕГА

Поздней осенью, в конце ноября, довелось мне пасти скотину. Приехал, как обычно, на хутор к приятелю половить рыбу, побродить по округе, развеяться.

Дон, просторное лесистое займище, озера его, протоки, холмистая степь, обезлюдевший хутор — чего еще надо.

У хозяина моего объявилась какая-то забота, и он попросил: “Постереги до обеда скотину. Наша очередь”.

Скотины на хуторе осталось как и людей — на пальцах перечесть. Стерегут ее в очередь. Особых трудностей нет: выгнал на гору и поглядывай, в свою пору заверни, чтобы не убрели. Труды невеликие, особенно по осени, когда потравы бояться не надо: хлеба и бахчи убраны, нечего оберегать; ни мошки нет, ни овода, от которых скотина бесится. Но все равно день-деньской словно на привязи, не отлучись. Без догляда скотина может убрести незнамо куда, потом будешь искать ее по буеракам да балкам, ноги бить. А то и вовсе угонят. Нынче это дело обычное. Теперь вокруг не хутора, но аулы: чеченские, даргинские и другие.

С самого утра было пасмурно, накрапывал дождь. Наверху, на холмах, тянуло предзимней стылостью. Казалось, вот-вот зашуршит по брезенту башлыка и плаща ледяная крупка ли, снег. Оно и пора. На кустах и деревьях листья давно облетели, почернела трава, побитая осенними утренниками, речная вода стылая, даже на погляд. Поздняя зябкая осень — вот она.