Алексей Иванов - Аллергия на «Магические Грибы»

• Название: Аллергия на «Магические Грибы»
• Автор: Алексей Иванов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор русскоязычной ирландской "Нашей газеты" Алексей Иванов написал книгу об эмигранте из России, который приехал в Ирландию работать на грибной ферме.

"Аллергия на магические грибы" рассказывает историю образованного россиянина, который вынужден бросить свою профессию юриста и уехать на заработки в Ирландию, чтобы прокормить семью. В итоге герой произведения оказывается в "глубокой ирландской дыре", на грибной ферме, хозяин которой эксплуатирует и всячески унижает его и его коллег-иммигрантов из России, Латвии, и Литвы.

Работники фермы вынуждены трудиться без выходных за 2 евро в день, а в ответ на любую жалобу хозяин фермы, ирландец по имени Падди, грозит "отвезти их в Белфаст и сдать полиции", которая их сразу депортирует.

Автор книги Алексей Иванов-Царёвококшайский (псевдоним автора "Нашей газеты" Алексея Иванова) сам провел несколько лет на грибной ферме в графстве Каван, и произведение во многом отражает его личный опыт, отмечает портал Russian Ireland.

---

Ирландия, как огромная медуза на 99,99% состоит из воды. Если зелёный цвет ирландского флага означает вечнозелёную траву острова, то, я уверен, на флаге не хватает ещё голубого, который должен олицетворять вездесущую воду.

Человек человеку волк, так сказал древнеримский писатель Плавт за два века до рождества Христова.

Человек человеку добродетель. Возможно ли это?

Возможно, но маленькими порциями. У меня в вагончике сломался холодильник. Я попросил Падди купить новый. Он купил. Себе купил, а мне привёз старый. Склизкий, вонючий. Дверь слетает с петли. Из‑под днища течёт скверно пахнущая жидкость. Знакомый мне конденсат. Зато работает!

Человек человеку добродетель, но не стоит рассчитывать на многое. Человек человеку добродетель, но, не согласно силе взаимопонимания и любви, а, увы, в виде исключения.

Пришло письмо от мамы.

«Саша, сынок, если ты приедешь ещё раз, привези вот такие же сумки, какую ты мне подарил. Три сумки, а если сможешь четыре. Подарю всем своим сёстрам. Такие хорошие сумки! Все завидуют», — пишет мне она.

«Конечно, привезу, мамочка», — мысленно отвечаю я, а у самого сжимается сердце от тоски. Сумка ценой в один евро…

В супермаркете, где я купил ту сумочку, ни них никто не обращает внимания, это просто для удобства: купил продукты и положил в недорогую сумку — она всегда под рукой, у кассы. Никто, никогда не подумает о том, что эта простенькая сумочка может сделать несколько человек счастливыми. Владельцы этой сумочки станут не просто счастливыми, они будут ощущать невидимую связь между ними и притягательным заграничным миром, где вот с такой вот невероятной сумочкой, ходит в магазин, может быть, сама Виктория Бэкхэм[16].

На ферме заболели все. Это, наверное, вирус. Подлый грипп, наверное, английский или, скажем, уэльский. А от кого ещё ждать вирусной атакующей провокации, как не от соседа?

Шинейд чихает и жалуется на всё подряд:

— О, Александр, представляешь, вчера была у врача. А там, сидит женщина, я знаю, что она безработная. Ух, как я их ненавижу! — Воскликнула Шинейд тряхнув головой и прикрыв веки, как будто стараясь вытрясти из головы это воспоминание, но сохранить при этом свои глаза в целости. — И у этой женщины акриловые ногти! Представляешь, у всех этих безработных есть медицинская карточка, а это означает бесплатное медицинское обслуживание. То есть, на акриловые деньги у неё деньги есть, а на врача нет! Ты знаешь, Александр, сколько такие ногти стоят?

— Не представляю даже, — с недоумением отвечаю я.

— Пятьдесят евро! И приехала она на «БМВ»! А мы, трудяги, ездим на пятнадцатилетием «Ниссане Микра» и платим за всё подряд, и за приём врача и за лекарства.

— Да вы просто не умеете жить, — вмешивается в наш разговор Падди, которому до всего есть дело, — Вот моя племянница, родила двоих детей, но не зарегистрировала отцов. Сами знаете зачем, она получает пособие, как мать–одиночка. Учитесь жить, ха–ха–ха, для таких как вы, нужно организовать специальные курсы «Выживание в цивилизованном обществе, не прикладывая усилий» ха–ха–ха!

28

Я валюсь с ног. Лихорадка. Отработал двенадцать часов. Всю работу выполнил. Температура 38.7 градусов. Просто умираю. Глаза закатываются от головной боли. В пять вечера, не видя дороги, ушел домой. Звонит Падди.

— Александр, ты почему не на работе? Давай возвращайся, помогай другим. Надо срочно убирать, надо немедленно поливать, чтобы к утру грибы выросли. Мне нужен вес к утру!

— Я не могу… Я не в состоянии… Я болен… Я никак не смогу прийти, пожалуйста…

— Нет, ты придешь! Ты работаешь на меня, и ты придёшь на работу. Я тут хозяин, и ты будешь выполнять мои требования. Работа должна быть сделана, и это не обсуждается! Иначе я вышвырну тебя из этой страны!

— Но, Падди…

— Ведь ты же хороший парень, ведь ты же придёшь?

Его последняя фраза была произнесена с такой деланной вежливостью, с такой показной вежливостью, что это само по себе было так оскорбительно. Падди проявляет свою вседозволенность, а страдает сердце моё. Моё многострадальное сердце.

Я молчу. Если я скажу ему что‑нибудь «умное», то этим я, только, проявлю свою глупость. Он только и ждет, чтобы я открыл свой рот, чтобы показать мне кто тут хозяин.

Я раб. Я иду. Кто меня защитит?

Сволочь!

Паскуда! Чтоб ты, жлоб, сдох!

Как было бы здорово, если бы об этом рабстве узнало бы общество. Но есть ли в этом смысл? Истории известны случаи, когда невиновный идёт на крест, и будет распят по велению толпы. А виноватого общественное мнение оправдывает. Готово ли общественное мнение к правде? Боюсь, что нет, потому что, эта правда, о самом обществе. Потому то оно и оправдывает виноватого!

Врач прописал мне сироп, таблетки и неделю покоя. Полежать дома, кашляя в полушку. Не разносить инфекцию по общественным местам. Просто поспать, как известно — сон — хорошее лекарство само по себе. Да и к тому же дома и стены лечат!

Падди плевал на то, что прописал мне доктор.

Он ворвался ко мне без стука, и с ходу начал диктовать в мои воспаленные уши правила ирландского национального отношения к болезни:

— Александр, брать бюллетень из‑за болезни, не хорошо. Это не патриотично! Ты представляешь, что тебе будут выплачивать деньги из бюджета страны! Это не заработанные тобой лично деньги! Это чужие деньги, Александр! Я завтра утром жду тебя на работе!

Ведь, наверное, существует трудовой кодекс. Существуют права рабочих. Ха–ха–ха, мне хочется получить права, как будто я смогу ими воспользоваться! Наивный! Как и положено рабу у меня есть свой угол и место работы. Я, всё равно, не смогу это место поменять на кресло ирландского адвоката. Зачем мне права?

— Александр, заработаешь пятьдесят тысяч, уедешь домой и ТАМ ты будешь богач! — Падди говорит таким тоном, как будто завидует мне, что КОГДА–НИБУДЬ я смогу накопить пятьдесят тысяч. Вот оно моё право — мечтать. У меня нет прав, но есть правда. Моя правда в том, что я не откладываю жизнь на потом, когда у меня будет пятьдесят тысяч. Моя правда в том, что я вычеркиваю себя из жизни.

Деньги не сделают меня счастливыми. Как поздно я понял своё заблуждение. Но пока я заблуждался — я был счастлив, теперь же, когда я осознал это, я стал превращаться в пессимиста.

Но я не пустое место! У меня есть идеал — счастье и благосостояние моей семьи. Значит, у меня есть путеводная звезда. Значит, у меня есть направление. Значит, я живу!

Между фермой и городом на дороге стоит заправка. Бензин и солярка. Кофе и легкие закуски. На крыше надпись «Proud to be Irish»[17]. Оригинальная надпись. Я интересуюсь у Падди:

— А кто эти «ирландцы»? Арабские шейхи или Русские олигархи?

— Что ты имеешь в виду? — нервно спрашивает Падди, чувствуя подвох.

— Заправка продаёт нефтепродукты, не так ли?

— Так, — неуверенно соглашается Падди.

— Нефтепродукты либо из России, либо из Ближнего и Среднего Востока, вот я и спрашиваю, кто «ирландцы»?

— Дурак, ты Александр, хозяева «ирландцы», — с раздражением объясняет мне Падди.

— Ну а к чему такая надпись, что в этой очень–очень ирландской сельской местности, могут быть другие хозяева?

— Да, — выпалил Падди, — представь себе, к примеру, англичане!

— То есть, если бы это были англичане, то они бы такую надпись не писали, и у них никто бы не покупал бензин, так что ли?

— Именно! Знаешь, есть такой супермаркет, который тоже говорит покупателям: «Покупайте у нас, потому что мы — Ирландцы!» Это означает, что люди должны поддерживать местный бизнес, это патриотично!

— А тебе не кажется, что это хитрый рекламный ход? Половина продукции произведена в Китае, и деньги уходят туда. А хозяин, даже если он и ирландец, живёт в Испании, тратит свои миллионы в Монте–Карло, а мы тут хаваем наживку из лозунгов.

— Я не знаю, что за дерьмо ты несёшь, Александр. Но я патриот, и поступаю в интересах своего народа. Я даже не пью пиво «Гиннес».

— Теперь, ты меня запутал, Падди. Я так полагаю, что пить пиво Гиннес и есть настоящий патриотизм?

— А вот и нет, к сожалению, завод Гиннес принадлежит англичанам, вот поэтому то, я и не пью этого пива, — и в расстроенных чувствах Падди махнул рукой.

К чему этот спор? Зачем я дразню дракона? Затрагивать национальные вопросы, всё равно, что носить кипяток в кастрюле без ручек и без помощи полотенца. Легко обжечься. Впрочем, именно этому я и удивляюсь. Если бы такой лозунг прозвучал в Москве: «Покупайте у нас, потому что мы русские!» то авторов такого шедевра тут же обвинили бы в национализме, шовинизме и наслали бы на них Антимонопольный комитет с тем, чтобы прикрыть такую лавочку.

Привет драгоценный!
Чем тебя порадовать не знаю… Вчера было такое тоскливое настроение, уже надумала было плакать вечером, но потом посмотрела на Сашу и решила, что ей не нужно видеть моих слёз.
Хочу быть пофигисткой и смотреть на всё оптимистически, но когда некому высказаться, становится очень тяжело. У всех такие же трудности, и потому мне некому вылить свои проблемы. От такого настроения в душе всё закипает и собирается буря, которую я как могу, усмиряю в себе.
Саша совсем испортилась, не слушается меня совершенно. Вчера, собираясь в детский сад садик, она захотела чупсик. Я сдуру пообещала ей. Всё ведь сделаешь, чтобы ребёнок скорее собрался. Мы с ней выскочили на улицу, денег, как всегда нет, и я быстренько пробежали с ней мимо магазина, надеясь, что она забудет. Я такая наивная! Как пришли в группу Саша вцепилась в меня и стала вопить, что я ей не купила чупсик… Даже воспитательница не смогла её убедить оторваться от мамы… Чувствуя за собой вину, я же обещала, я поскакала к бабушке занять денег, потом за чупсом в магазин, оставив её смотреть в окошечко. Притащила ей его, только тогда она перестала вопить и пошла в группу.
Воспитательница посочувствовала мне, сказала, если Саша что‑то захочет, то не отстанет, пока этого у неё не будет. Я уже не знаю, как на это реагировать, радоваться, что она идёт к намеченной цели любыми путями или огорчаться из‑за её упрямства. С ужасом смотрю в будущее: то ли ещё будет. Я понимаю, что такое поведение, это результат отсутствия твоей отцовской любви, отцовского воспитания. Ей очень тебя не хватает!
Я люблю тебя, я часто думаю о тебе, когда я иду в ванную, то я вдыхаю аромат твоего лосьона после бритья. Чувствую тебя даже на расстоянии, знаю, что ты так же скучаешь по мне.
Люблю. Твоя жена.
P. S. Отправляю тебе мои фотографии и копии документов для получения Рабочего Разрешения для меня. Перспектива выглядит многообещающей, но на сердце такая странная тоска и ощущение тревоги.

29