Борис Мансуров - Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

• Название: Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
• Автор: Борис Мансуров
• Издательство: Инфомедиа Паблишерз
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91057-013-3

В основу этой книги положены записи бесед автора с Ольгой Ивинской — последней любовью и музой Бориса Пастернака. Читателям, интересующимся творчеством великого русского поэта, будет интересно узнать, как рождались блистательные стихи из романа «Доктор Живаго» (прототипом главной героини которого стала Ивинская), как создавался стихотворный цикл «Когда разгуляется», как шла работа над гениальным переводом «Фауста» Гете.

В воспоминаниях Б. Мансурова содержатся поистине сенсационные сведения о судьбе уникального архива Ивинской, завещании Пастернака и сбывшихся пророчествах поэта.

Для самого широкого круга любителей русской литературы.

---

Белль планировал приехать в СССР в 1976-м, но в апреле, незадолго до его приезда, «неизвестные лица» ударили Костю железной трубой по голове в подъезде его дома. Соня Богатырева рассказала мне, что буквально за полчаса до этой трагедии Костя звонил ей на работу.

В 1976 году Соня с Костей были уже в разводе, но он постоянно звонил ей, волнуясь за будущее их сына. Летом 2003 года Соня рассказала мне: «В тот день по телефону Костя сказал, что спешит за покупками, так как к нему должны прийти гости[415]. Он обещал перезвонить мне сразу, как только вернется из магазина. Но звонка не последовало, а окровавленного Костю с разбитой головой нашли у лифта соседи и отправили без сознания на „скорой помощи“ в больницу. Через несколько месяцев, не приходя в сознание, Костя умер».

После этого подлого убийства Белль отказался приехать в СССР, потребовав от советских властей найти и покарать убийц Богатырева. Конечно «неизвестных профессиональных убийц» органы не нашли. Книги Белля больше в СССР не публиковались. Ольга Ивинская говорила, что после смерти Бориса Леонидовича убийство Кости стало для нее самым большим потрясением. «Его верность, энергия и порядочность были беспримерны. Бесстрашие и честь были сутью Кости», — сказала Ольга Всеволодовна.

Еще несколько слов о Константине Богатыреве, о том, какую память он оставил у людей, случайно встречавшихся с ним.

В 2004 году, участвуя в спектакле театра «Эльфовы огни», посвященном Рильке, Цветаевой и Пастернаку, где я читал за Рильке, я познакомился с Владимиром Летучим, известным переводчиком поэзии и прозы с немецкого. Летучий перевел стихотворения Рильке для этой пьесы и приходил на репетиции. Однажды в разговоре о немецкой поэзии я спросил Летучего, знал ли он переводчика с немецкого Константина Богатырева. Мой собеседник очень оживился:

— Конечно знал, это был удивительный человек! Я его встретил, когда был еще студентом, в 1974 году в издательстве «Иностранная литература». Тогда готовился сборник переводов стихотворений Рильке к столетию со дня его рождения. Рильке ведь был кумиром таких больших поэтов, как Пастернак и Цветаева. Я приехал, чтобы предложить несколько своих переводов. Редактор взяла их и обратилась к человеку, сидевшему в кабинете с какой-то версткой, попросив посмотреть их. Этот человек стал внимательно читать мои листки, затем улыбнулся и говорит редактору: «Вот эти два стихотворения товарищ перевел лучше меня. Поместите их в сборник вместо моих переводов, хорошо?» Я чуть не рухнул на пол от изумления. Редактор занервничала и говорит: «Но Константин Петрович, ведь у нас уже верстка!» — «И мы должны повысить ее качество», — отвечает Богатырев. Никогда более за 30 лет моей переводческой работы я такого беспристрастия и благородства не встречал.

Важные, на мой взгляд, слова сказала мне в долгой беседе Соня Богатырева:

— Костя понимал бессердечие и жестокость советской системы, но, будучи фронтовиком, не боялся встреч и угроз со стороны органов, так как презирал их и был наделен абсолютным бесстрашием. Его мечтой было увезти сына из СССР, чтобы тот не стал бесхребетным, воспитываясь в этой бесчеловечной системе. Костя взял с меня клятву, что я уеду с нашим сыном из страны. Когда Костю убили, я исполнила его завет: мы уехали из СССР в Америку, где сын женился и живет, как свободный человек[416].

Также, как и Костю, «неустановленные лица» убили в 1979 году замечательного писателя Юрия Домбровского, отсидевшего 17 лет в лагерях. По той же схеме Юрий Осипович получал анонимные звонки с угрозами за антисталинские публикации, дважды его избивали «не установленные» советской милицией лица. В 1979 году, после выхода его романа «Факультет ненужных вещей», он был жестоко избит группой молодчиков и скончался «от повреждения внутренних органов, возникших в результате побоев».

Незадолго до кончины Дмитрия Виноградова в 2004 году я навещал Митю в госпитале, где у нас зашел разговор об очередной клевете и «разоблачении пагубной роли Ивинской в жизни Пастернака» в очередной публикации Евгения Борисовича и Елены Владимировны Пастернак о «папочке».

— Мама часто говорила, что ей так не хватает яркого и бесстрашного Кости Богатырева, — сказал тогда Митя. — Он смог бы дать должный отпор всем эти подлым наветам. Костя часто называл хулителей Пастернака и Ольги Ивинской одним словом — дикари. Быть может, и Бродский слышал это слово от Кости, так как они встречались в Москве.

Работая над книгой, я вновь внимательно прочел текст выступления Бродского в 1992 году на конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Марины Цветаевой и проходившей в Амхерсте, США[417]. О комментарии Евгения Борисовича и Елены Владимировны к стихотворению Пастернака «Магдалина» Бродский говорит: «Комментарий представляет собою замечательный пример нравственной и метафизической дезинформации. <…> Говоря жестче, авторы комментария попросту дикари.

Единственное, что их спасает — это то, что утверждение их ложно». Я обратил внимание: непримиримый к фальши и саркастичный Бродский говорит «спасает», а не «извиняет», и это подчеркивает его мысль о том, что даже ложь не может скрыть дикость.

* * * * *

• Соня Богатырева в Москве летом 2003 г. Фотография Б. Мансурова.

• Б. Мансуров ведет запись беседы с Соней Богатыревой.

Серджо Д’Анджело

Преданность и помощь Серджо помогли нам с Борисом Леонидовичем справиться с множеством проблем в трудное время борьбы за издание романа.

Ольга Ивинская

В автобиографической справке к своей книге Д’Анджело пишет, что он родился 30 октября 1922 года в Риме в семье государственного служащего и учительницы. За два дня до его рождения, 28 октября, происходил так называемый «марш на Рим», приведший к власти фашистов. Улицы города были заполнены вооруженными людьми и перегорожены колючей проволокой, поэтому акушер, который должен был помочь Д’Анджело родиться дома (это было тогда в порядке вещей), не смог приехать вовремя. По рассказу мамы Серджо, роды прошли успешно, однако, быть может, эти обстоятельства, как отмечал Д’Анджело, дополнительно повлияли на его антифашистский настрой — им прониклись в те дни его родители и близкие родственники.

Серджо окончил Римский университет с дипломом специалиста по классической литературе, а в 1943 году был призван на военную службу в пехоту. Полк, в который попал Д’Анджело, находился на юге Италии, и, когда 8 сентября 1944-го там высадились войска антигитлеровской коалиции, многие, с кем ему довелось служить в одной части, влились туда добровольцами для борьбы с фашистами. Серджо вступил в Итальянский освободительный корпус.

После войны Д’Анджело стал работать редактором в издательстве, организованном Итальянской коммунистической партией, членом которой стал еще в 1944-м. Он также много писал как внештатный журналист для различных итальянских газет и журналов. В 1953-м Серджо назначили директором Центрального книжного магазина ИКП в Риме, где он проработал три года. «Мне неоднократно предлагали работу партийного функционера в ИКП, но я чувствовал, что это мне совсем не по душе, и решил заниматься научной и аналитической работой для партии», — вспоминал Д’Анджело.

Руководство ИКП предложило Серджо поехать в СССР — вести на московском радио передачи, транслирующиеся на Италию: в Москве желали видеть проверенных, испытанных жизнью итальянских журналистов. Серджо, прошедшему войну, в это время было 33 года, и такая работа сулила много новых интересных встреч.

Д’Анджело оказался в Москве в разгар хрущевской оттепели — вскоре после «секретного доклада Хрущева» о преступлениях Сталина. Услышав в 1956 году по советскому радио о романе Пастернака, журналист решил поехать к поэту в Переделкино для знакомства. Об этой встрече и перипетиях борьбы за издание романа он впоследствии подробно рассказал в своей книге «Дело Пастернака. Воспоминания очевидца». На презентации книги Серджо говорил: «С помощью Ольги Ивинской, проявлявшей ум, бесстрашие и находчивость, нам удалось отвести смертельные угрозы от Пастернака, сохранить рукопись романа у Фельтринелли и позволить ему издать „Доктора Живаго“ в Италии в ноябре 1957 года».

За заслуги в издании антисоветского романа Д’Анджело поспешно удалили из СССР уже в декабре 1957 года. В книге о Пастернаке он описал множество любопытных и юмористичных эпизодов из своей жизни в нашей стране. После России Серджо работал в издательстве Фельтринелли, но ушел оттуда в сентябре 1960-го, узнав, что Фельтринелли скрыл от него арест Ольги Ивинской. С конца 1960-го Д’Анджело работал в издательстве Автомобильного клуба Италии, сотрудничал в экономическом обозрении «Эль Фиори» и популярном римском еженедельнике «Вита». В этом еженедельнике впервые были опубликованы выступления Серджо в защиту Ольги Ивинской и Ирины, когда их осудили на закрытом суде без вызова свидетелей. Эти выступления Серджо в 1961 году напечатала английская газета «Дейли телеграф». В 1971-м журнал «Вита» направил его для работы собственным корреспондентом в Нью-Йорке. С 1974 по 1979 год Д’Анджело работал официальным пресс-атташе и консультантом при Министерстве экономического планирования Италии, а затем корреспондентом «Юманите» в Нью-Йорке. Эта газета была очень популярна среди читателей во Франции и Италии.