Жан Фавье - Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

• Название: Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого
• Автор: Жан Фавье
• Издательство: Издательская группа «Евразия»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-8071-0127-8

В заглавии этой книги присутствуют два имени: Ангерран де Мариньи, скромный нормандский рыцарь, и Филипп Красивый, великий король Франции. Оба эти персонажа были неразрывно связаны друг с другом: Французское королевство вступило в XIV в. под властью этих людей, один из которых был могущественным монархом средневековой Европы, другой – его верным министром. Вместе они вершили судьбами тысяч людей: посылали войска во Фландрию, вели переговоры с папской курией, посылали на костер тамплиеров. Но расплату за это понес лишь один Ангерран де Мариньи. Как случилось, что простой рыцарь из свиты французской королевы в одночасье снискал милость короля и вознесся на вершину власти, а затем также быстро попал в темницу, а оттуда отправился на виселицу в Монфоконе? Кем именно был Ангерран де Мариньи для короля Филиппа – преданным помощником, ревностно претворяющим в жизнь негласные приказы своего господина, или злым гением, околдовавшим короля и толкавшим его на неправедные дела, под суровой дланью которого страдало все королевство? На эти и другие вопросы отвечает известный французский историк Жан Фавье. На страницах своей книги автор до мельчайших деталей воссоздает повседневную жизнь королевского двора, механизм королевской власти, соперничество придворных групп, на фоне которых Ангерран де Мариньи совершал свое восхождение к власти.

---

Впрочем, примерно в это время имя Ангеррана стало все чаше появляться в связи с фламандскими вопросами: в январе 1308 г. Вильгельм I, граф Голландии и Эно, передал ему 300 ливров ренты с земли; Ангерран принес оммаж за ренту, которая считалась фьефом.[1163] Мы не сомневаемся в том, что это последнее условие было полностью в духе эпохи, но тем не менее полученный Мариньи дар однозначно свидетельствует о том, что он уже оказал графу достаточно услуг, чтобы показаться ему достойным внимания. Как и в случае с религиозными делами, мы можем обнаружить факт благосклонности к Мариньи, который не подтверждает ни один из сохранившихся за этот период документов.

Вторая – известная – миссия Мариньи во Фландрии относится к 23 февраля 1309 г., когда он вместе с Людовиком д'Эвре должен был поддержать в Турне лже-сеньора Мортаня, Жана де Вьерзона,[1164] которого в действительности звали Жак де Гистель.[1165] По мнению Жиля Ле Мюизи, эту уловку придумал Ангерран, чтобы в дальнейшем король смог без всякого труда получить шателенство Жортань.[1166] Но Р. Фотье показал, основываясь на мнении арагонского посланника, которое тот высказал 10 мая 1309 г., что король и его Совет, вероятно, сами были обмануты.[1167] Как бы то ни было, участие Мариньи в миссии во Фландрии впервые имело столь большое значение. При выполнении большинства поручений королевского камергера рядом с ним в качестве коллеги находился Людовик д'Эвре, с момента коронации Эдуарда II в феврале 1308 г. вплоть до совещания в Маркетте в сентябре 1314 г.

После авантюры с Мортанем Мариньи мог по праву считаться одним из королевских советников, сведущих в фламандских вопросах. По прошествии небольшого периода времени он превратился в настоящего министра по делам Севера, и в сферу его деятельности можно было включить равным образом Фландрию, Артуа или Англию. Мы уже упоминали о том, как в декабре 1308 г. он поддержал предложение короля, его братьев и графа де Сен-Поля отлучить от церкви фламандцев, выступивших против Атиского договора; присутствие рядом с вышеперечисленными именами также и имени Мариньи можно объяснить только тем, что именно ему принадлежала инициатива этого демарша. Можно задаться вопросом, почему в создавшихся условиях король послал к папскому двору Плезиана, тогда как в январе 1309 г. понтифик оспорил верительные грамоты Латильи.[1168] Мы считаем, что причину этого поступка нужно искать именно во Фландрии: присутствие людей короля и, как думал Мариньи, его собственное было необходимо для уверенности в том, что «восстановление сира де Мортаня» состоится. От короля зависело, войдет ли он в Турне, и ситуация требовала быстрых действий: в случае провала Жаку де Гистелю оставалось только бежать. Папа, напротив, вполне мог еще подождать, и переговоры были отложены.

В действительности в августе 1310 г. Мариньи уже был в Грозо, подле Климента V: необходимо было немедленно отреагировать, как мы уже показали в предыдущей главе, не столько на протест Даниеля де Тилта, объявленный от имени графа Фландрии, а на неизвестное нам событие, из-за которого папа примерно в июне или июле 1310 г. внезапно изменил свое мнение. Миссия Мариньи, провалилась: король потерял возможность продолжать отлучать фламандцев от церкви на свое усмотрение, поскольку Климент V посчитал подобную привилегию бесчеловечной.[1169] И вновь фламандская политика повлекла за собой визит к папе и переговоры Климента V с Мариньи. Для Ангеррана дела Фландрии были гораздо важнее всех остальных, можно даже сказать, что дипломатическая деятельность Мариньи вплоть до 1311 г. и даже в 1314 г. была по большей части, насколько мы можем судить, обусловлена его фламандской политикой.

Были попытки обнаружить связь между преобладающими интересами Мариньи и женитьбой сына Ангеррана, Луи де Мариньи, на Роберте де Бомец. Нам представляется, что подобное предположение можно считать не лишенным смысла, если иметь в виду, что наследство Роберты – Бапом – интересовало Ангеррана как база для налаживания экономических отношений между суконной промышленностью Фландрии и ярмарками в Верхней Нормандии. Роберта была кузиной, затрудняемся сказать, в какой степени. Людовика Неверского,[1170] и желание Ангеррана женить своего сына на кузине знатного феодала также могло стать причиной заключения этого брака. Но фламандская политика не имела к этой женитьбе никакого отношения. Маго, графиня д'Артуа, подруга и покровительница семейства Круазиль, к которому принадлежала мать Роберты, подписала брачный контракт, преподнесла венки и драгоценности в дар во время свадебной церемонии и после сделала еще один подарок новобрачным: это бракосочетание в какой-то степени было делом ее рук.

Людовик Неверский преподнес свой первый и единственный подарок тем, на чьей свадьбе он не присутствовал, лишь 20 февраля 1311 г., то есть через тринадцать месяцев после бракосочетания. Он подарил им сеньорию Кудре в Неверие вместе с угодьями и правом судебной власти.[1171] Это был действительно прекрасный подарок, но лишь на этом основании нельзя утверждать, как это сделал без каких бы то ни было доказательств Фанк-Брентано, что «Людовик Неверский был особенно близок с сыном Ангеррана де Мариньи».[1172] Этот дар, возможно, предназначался для сына королевского камергера или для мужа кузины Людовика Неверского, а не для юнца, каким в то время был Луи де Мариньи.

В 1311 г. фламандская политика короля полностью находилась в руках Мариньи. Примерно за четыре года он приобрел то, что в дальнейшем позволило ему вести дела в этой сфере по-своему: опыт и связи. И тем, и другим он был обязан своей должности, поскольку в качестве камергера он постоянно оказывался на пути тех, кто приходил на встречу с королем, и имел возможность с близкого расстояния следить, хотя и оставаясь при этом в стороне, за событиями, переговорами, высказываниями опытных людей. Кроме того, у него сложились свои политические взгляды, которые он, как мы увидим, реализовывал с 1312 по 1314 г. в постановке проблем и деятельности в отношении папы или против фламандцев. Наконец, во время своего пребывания на службе у короля и в особенности в королевской Палате, он добился того, что его имя стало известно как лицам, получившим королевские верительные грамоты, или знатным людям, приносившим присягу, так и послам или гонцам, и даже, во время поездки в поддержку Гистеля, народу.

Именно на эти качества Филипп Красивый делал ставку, когда с 1311 г. начал давать Мариньи различные важные поручения, рискуя вызвать недовольство тех, кто считал себя более достойным, даже не будучи более способным, – то есть в первую очередь принцев королевской крови.

2. Конференции в Турне (1311 г.)

Когда летом 1311 г. возникла необходимость послать во Фландрию представителей короля для переговоров с Робертом Бетюнским и Людовиком Неверским, выбор в первую очередь пал на Ангеррана де Мариньи, и вместе с ним исполнять эту миссию отправились маршал Жан де Гре, Пьер де Галар, Арпен д'Аркери и Жерар де Куртон. Фанк-Брентано посчитал, что на этот выбор повлияли тесные отношения Людовика Неверского с Луи де Мариньи.[1173] Нельзя отрицать, что в неких обстоятельствах Луи мог бы повлиять на избрание своего отца, чему, впрочем, нет никаких доказательств. В любом случае, совершенно неправдоподобно звучит предположение о том, что ролью самого первого плана, которую Ангерран сыграл в 1311 г., он был обязан своему в то время шестнадцати– или восемнадцатилетнему сыну, чье имя никогда не появлялось ни в одном документе, относящемся к внешней или внутренней политике государства. Назначение Ангеррана объясняется, будучи единственно логичным, тем, что на протяжении трех лет он приобретал все больший и больший вес в отношениях с Фландрией или в политике Франции в фламандских вопросах, а также возраставшим благоволением к нему короля.

Представители французской стороны, проводившие переговоры, и в особенности Мариньи, были облечены широчайшими полномочиями, судя по протоколу встречи между Людовиком Неверским и Мариньи, составленному примерно в августе 1311 г.[1174] Королевский камергер предложил графу Неверскому несколько вариантов: уступить Фландрию королю в обмен на обширный пэрский фьеф в бальяжах Буржа и Санса, который примкнул бы, таким образом, к Неверской и Ретельской областям; назначить Фландрию в приданое своей дочери Жанне, которая вышла бы замуж за Филиппа д'Эвре; даровать графство своему сыну Людовику (Неверскому), который женился бы на сестре Филиппа. Все три предложения, третье из которых было гораздо менее дерзким, чем два предыдущие, были отклонены. Потерпев поражение, Мариньи отнюдь не отчаялся. Он возобновил переговоры в Турне и стал просить меньших уступок. Но эти попытки уже являются для нас свидетельством того, какую свободу действий король предоставлял своему советнику, который, помимо этого, обладал достаточными полномочиями для того, Чтобы произвести оценку и предложить Людовику Неверскому в качестве фьефа ренту с земли в 10000 ливров.[1175] Далее мы увидим, что у него также была возможность продлевать на свое усмотрение срок перемирия между Фландрией и Эно; кроме того, у него на руках находились "четыре акта, но он использовал из них лишь тот, который показался ему подходящим.[1176]