Жан Фавье - Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

• Название: Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого
• Автор: Жан Фавье
• Издательство: Издательская группа «Евразия»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-8071-0127-8

В заглавии этой книги присутствуют два имени: Ангерран де Мариньи, скромный нормандский рыцарь, и Филипп Красивый, великий король Франции. Оба эти персонажа были неразрывно связаны друг с другом: Французское королевство вступило в XIV в. под властью этих людей, один из которых был могущественным монархом средневековой Европы, другой – его верным министром. Вместе они вершили судьбами тысяч людей: посылали войска во Фландрию, вели переговоры с папской курией, посылали на костер тамплиеров. Но расплату за это понес лишь один Ангерран де Мариньи. Как случилось, что простой рыцарь из свиты французской королевы в одночасье снискал милость короля и вознесся на вершину власти, а затем также быстро попал в темницу, а оттуда отправился на виселицу в Монфоконе? Кем именно был Ангерран де Мариньи для короля Филиппа – преданным помощником, ревностно претворяющим в жизнь негласные приказы своего господина, или злым гением, околдовавшим короля и толкавшим его на неправедные дела, под суровой дланью которого страдало все королевство? На эти и другие вопросы отвечает известный французский историк Жан Фавье. На страницах своей книги автор до мельчайших деталей воссоздает повседневную жизнь королевского двора, механизм королевской власти, соперничество придворных групп, на фоне которых Ангерран де Мариньи совершал свое восхождение к власти.

---

Ему чуть было не представилась возможность вмешаться в дела Неаполя. Примерно в начале 1310 г. Роберт Анжуйский попросил Филиппа Красивого приехать на встречу в Труа или в Лион и предложил своему кузену, в том случае, если тот не мог приехать, прислать Карла Валуа, Людовика д'Эвре, Гоше де Шатильона и Ангеррана де Мариньи.[1065] Первого февраля король ответил,[1066] что не смог сделать ни того, ни другого, поскольку на 1 апреля было назначено собрание ассамблеи баронов, которое должно было продлиться до начала Святой недели, то есть более пятнадцати дней. Таким образом, Мариньи вновь пришлось столкнуться с делами Неаполя лишь на церковном соборе в Вьенне.

Единственным делом, в обсуждении которого он принимал участие вместе с представителями империи, был знаменитый договор 1310–1312 гг. К тому же именно Ангеррану можно поставить в заслугу то, что его. ратификация все же состоялась. Он не ставил перед собой цели добиться ее любой ценой, а пытался как можно тщательней, не забывая при этом о своей задаче, следовать интересам короля Франции. Двадцать третьего июня 1310 г. Филипп Красивый передал Людовику де Клермону и Пьеру де Латильи доверенность[1067] на проведение переговоров с теми, кого 26 апреля назначил для этой цели Генрих VII: с Жаном Намюрским и Симоном де Марвилем.[1068] Переговоры прошли очень быстро, и 26 июня был заключен договор о мире и согласии,[1069] статья 7-я которого, в частности, гласила, что Филипп, сын Филиппа Красивого, может принести оммаж римскому королю за графство Бургундское: тем самым признавалась уступка графа Оттона. Оставалось лишь ратифицировать это согласие для того, чтобы оно стало настоящим договором. Этим занялся Мариньи, который до этого момента оставался в стороне от происходившего.

Это дело действительно относилось к его компетенции, поскольку касалось также и папства. Основное противодействие ратификации договора оказывал Генрих VII, видя, что в Италии против него восстают сторонники партии гвельфов, поддерживаемые анжуйцами, а тем временем папа, по наущению Филиппа Красивого, все так же противился его императорской коронации. Генрих VII прежде всего хотел получить императорский венец. Филипп же Красивый считал, что все вопросы можно будет гораздо быстрее уладить с римским королем, нежели с императором. Поэтому местом переговоров, которые закончились ратификацией договора, стал, само собой, Авиньон.

Именно в этом городе примерно в начале декабря 1310 г. аббат Сен-Медарда в Суассоне объяснил папе,[1070] от своего имени и от имени Ангеррана де Мариньи, что, на их взгляд, целесообразней было бы отложить императорскую коронацию до Троицына дня 1311 г., чтобы ускорить ратификацию договора.[1071] Подобное мнение, будь оно изложено в письме от короля, могло бы оказать пагубное влияние на франко-немецкие отношения. Мнение же двух советников, устно переданное одним из них, было менее опасно и однозначно давало понять папе позицию короля. В данном случае мы впервые видим, что Мариньи, официально или нет, стал выразителем воли короля.

Итак, речь теперь шла о ратификации договора. Четырнадцатого февраля 1311 г. Филипп Красивый выдал доверенности на проведение переговоров по этому вопросу:[1072] имя Мариньи значилось первым среди мирян. Король облек своих доверенных лиц полномочиями вести обсуждения, делать выводы и давать клятвы от его имени.[1073] В действительности обсуждение этого вопроса с римским королем, который в то время находился в Ломбардии, не получилось. Но 28 февраля Климент V начал собственные переговоры с Генрихом VII[1074] по поводу договора, заключенного 26 июня 1310 г., и с этой целью послал к нему своих капелланов, Роберта Салернского и Гуго-Жеро, архидиакона Ожа. Поскольку путь от Парижа до Авиньона занимал примерно восемь дней,[1075] мы считаем позволительным утверждать, что между выдачей доверенностей Филиппом Красивым и установлением контакта Климента V с Генрихом VII существовала связь, тем более что Мариньи, без всяких сомнений, находился в Авиньоне в марте 1311 г.

Ведь именно Мариньи обсуждал это дело с папой. По всей видимости, Ногаре, который лишился всякого уважения в глазах папы и более не имел на него никакого влияния, был вынужден уйти в тень, как и Плезиан, тогда как отношения между королем и папой несколько разрядились.

В Курии Мариньи действовал в двух направлениях. Прежде всего он добивался фактической ратификации договора, то есть обмена грамотами с печатями. Затем он попытался напугать Генриха VII, устанавливая контакты с итальянскими гвельфами, оставаясь верным той политической линии, которую, по его настоянию, выразил аббат Сен-Медара: если бы коронацию отложили, Генрих VII стал бы с большим интересом рассматривать идею союза с французами, который мог благоприятно повлиять на его отношения с папством; римский король мог бы воспользоваться помощью своего французского союзника, в котором уже бы не нуждался, став императором. Генрих VII догадался об этой уловке, как только ему стало известно о визите французов в Авиньон, и ответом именно на его жалобу стало возмущенное письмо кардинала Бертрана де Борда, папского камерария: чистой ложью в письме посланникам понтифика, находившимся при дворе Генриха VII, назвал он высказывания о том, что аббат Сен-Медара и другие послы короля Франции присутствуют в Курии лишь для того, чтобы помешать реализации планов римского короля![1076]

Чтобы получить от Генриха VII должным образом оформленный текст соглашения со всеми необходимыми печатями, Климент V выслал ему, как и Филиппу Красивому, образец.[1077] Оставалось лишь убедить Генриха. В марте 1311 г. папские посланники получили от кардинала де Борда[1078] указание уверить римского короля в добром к нему расположении со стороны французских послов, находившихся в Авиньоне: Мариньи никогда не разговаривал с папой ни о чем, что могло бы повредить интересам вышеупомянутого короля, и не обсуждал с ним никаких подобных распоряжений;[1079] ранее уже было сказано, что аббат Сен-Медара и остальные находились при дворе понтифика не для того, чтобы помешать Генриху VII в его стремлениях, поскольку они никогда об этом не говорили; более того, Мариньи относится к королю как преданный друг и желает ему – верх лицемерия – быстрейшего восхождения к титулу императора;[1080] наконец, отдельные недоброжелатели уверяли, что король Франции или один из его приближенных сказал или написал что-то супротив Генриха VII – но это неправда: в таком случае французские кардиналы не поддерживали бы идею коронации.[1081] В заключение всего этого лживого политического хитросплетения, говорилось о том, что Генриху VII, как и Филиппу Красивому, следовало выслать к папе послов с ратификационными грамотами.

Ответ, впрочем, не был удовлетворительным. Заверений в преданной дружбе Мариньи, переданных папским камерарием, было не достаточно для того, чтобы римский король ратифицировал договор от июня 1310 г. На самом деле, Генрих VII, должно быть, прекрасно знал, как правильно воспринимать демарши Ангеррана в Авиньоне: составленное де Бордом по просьбе Ангеррана подобное послание как раз и доказывает то, что Генрих VII воспринимал камергера Филиппа Красивого как противника.

Тогда камергер применил другую тактику, и тон составляемых кардиналом Бертраном де Бордом предписаний изменился: камерарий, по наущению Мариньи; при каждом удобном случае сообщал папским посланникам при дворе Генриха VII о том, что если бы Филипп Красивый изъявил такое желание, Франция могла бы оказать помощь гвельфским городам! Представители итальянских городов, писал он, приехали в Париж, чтобы узнать, следует ли им оказывать сопротивление Генриху VII; они настаивали на встрече с королем или с Мариньи; многие из них с этой же целью находятся в Авиньоне и пытаются добиться аудиенции у Ангеррана де Мариньи. Но членам Курии было достоверно известно, что ни Мариньи, ни один из принцев и ни один из членов Совета короля Франции не захотел их принять и выслушать.[1082]

Эти высказывания имеют под собой реальную основу: 1 апреля 1311 г. представители Флоренции отправили своим агентам в Авиньоне письмо, в котором говорилось о необходимости действовать во Франции в интересах этого города, не забывая также о сотрудничестве с Луккой и Сиеной.[1083] Лизеран выдвинул достаточно правдоподобное, но бездоказательное предположение о том, что Мариньи и аббат Сен-Медара поддерживали отношения с агентами Лукки.[1084]

Таким образом, это послание уже не было ложью, как предыдущее, но тем не менее его составители хотели оказать давление на Генриха VII: он должен был понять, что французы могли без всякого труда доставить ему множество неприятностей и что в его интересах было как можно быстрее выслать требуемые документы. Кардинал-камерарий показал себя ловким политиком, а сноровка Мариньи просто беспримерна: начав переговоры с гвельфами, Мариньи вызвал бы недовольство римского короля и спровоцировал бы окончательный разрыв, что вынудило бы Францию, ради достижения политической выгоды, оказывать итальянским городам финансовую или военную помощь в весьма сомнительном предприятии; а поставив себя в положение снисходящего, он вынудил Генриха VII опасаться нависшей над ним нешуточной угрозы, причем не было никакой необходимости ни порывать с гвельфскими городами, ни прекращать переговоры с Генрихом. Кроме того, этот маневр никак не отразился на государственной казне… Уверения кардинала де Борда в том, что Мариньи не встречался с флорентийцами, вероятно, подобны прозвучавшим в марте заявлениям, но хлопоты представителей гвельфских городов, без всяких сомнений, не возымели никакого результата.