карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

• Название: медведица,или легенда о Черном Янгаре
• Автор: карина
• Жанр: Фэнтези

---

   - Смотри, змееныш, - велели ему и жесткая рука легла на голову, повернув в сторону дома. - Вот, что бывает с теми, кто не послушен воле кёнига.

   Память, ударив, отползла.

   И Янгар провел языком по сухим губам. Вновь плескалась, готовая раскрыться чернотой, бездна. И лишь ледяная ладонь, лежащая на плече, удерживала от безумия.

   Тонкая ниточка.

   И оборвать ее легко.

   - Мой род был богат... в зале пол устилала не солома, и не циновки из камыша, а настоящие ковры. А на стенах висели гобелены. Я помню некоторые...

   ...и бронзовое великолепие светильников. Удивительной красоты каминные решетки - во всем доме не найдется двух одинаковых. Массивные сундуки, что выстроились вдоль стен, сохраняя хозяйский скарб.

   Были в них и ткани, из которых матушка шила наряды себе, отцу и Янгару.

   Меха...

   ...кружево тончайшей работы, легкое, словно иней.

   ...ленты и пуговицы, что из стекла, что из камня.

   Была в сундуках серебряная утварь, клейменная знаком дома, и редкой красоты чеканные блюда, которых на всем Севере лишь три...

   ...и все три отныне у Вилхо.

   Янгхаар сам видел, как подают на них кёнигу севрюгу.

   - Тебе не надоело? - он все же коснулся медвежьей шкуры, и жена отпрянула. - Не бойся, я помню свое слово. У моей матушки имелось пять бронзовых зеркал, три серебряных и одно - стеклянное, которое она любила больше других. Я помню, как она сидела, любуясь собой... или наоборот, выискивая на лице морщины. Отец уверял, что будет любить ее всякой, но она не верила. И однажды проплакала целый час... седой волос нашла. Я утешал. Говорил, что она навсегда молодой останется.

   Так и вышло.

   - Отец тогда подарил ей ожерелье из топазов...

   ...матушка спрятала его в особой тайной комнате, дверь которой запиралась на огромный ключ. Его матушка носила на поясе и ключнице, женщине старой, сгорбленной, помнящей отца еще ребенком, не доверяла.

   В комнате на полках стояли шкатулки - деревянные и каменные, наполненные доверху что золотым песком, монетами, которые Янгар любил перебирать - их было множество всяких, в том числе и шестиугольные дирхемы, показавшиеся ему смешными. Матушка же, открыв очередную шкатулку, приговаривала:

   - Все это будет твоим, Янгири... посмотри, мне идет?

   Она надевала или венец, украшенный солнечным камнем особого темного оттенка, который бывает у гречишного меда. И в прикосновении ее рук камень наполнялся светом.

   Матушка доставала серьги, тяжелые, длинные, касающиеся расшитого жемчугом воротника.

   Она всегда одевалась так, будто бы гостей встречала.

   - Мужчина должен быть сильным, - приговаривала матушка, усаживаясь перед зеркалом, - а женщина - красивой.

   На пальцах ее хватало места многим перстням, а запястья скрывались под кольцами браслетов. Обвивали шею змеи ожерелий, одно другого роскошней.

   - Твой отец к ней слишком добр, - ворчала ключница, сплевывая желтую от табака слюну. Она курила трубку, пусть бы матушка и пеняла ее, что, дескать, от трубки ее дымно и воняет. - Балует, балует... все-то дозволяет.

   Ключница развязывала кисет, подцепляла кривыми желтоватыми ногтями табак и набивала им трубку, притаптывая мизинцем. Лишенный верхней фаланги, он был уродлив, но по словам ключницы, удобен. И вздыхая, она добавляла:

   - Кровь полоза, мальчик мой... что уж тут...

   ...не осталось крови.

   И камня.

   И кто надел матушкины украшения? Ведь забрали же... их и золото, и сундуки выволокли, заполнив подводы доверху. Не побрезговали бочонками с солью, которыми полны были амбары... все вычистили.

   - Ты знаешь, кем я был, - Янгхаар прижался к узкой ладони губами. - И видишь, чего меня лишили. Теперь ты понимаешь, маленькая медведица, почему я должен вернуться?

   Она кивнула и, повернувшись к Янгару, сама потянулась за поцелуем. Ее губы были холодны, но этот холод отступил. И сердце забилось быстрее.

   Под медвежьей шкурой хватило места для двоих.

   - Пойдем со мной, пожалуйста...

   - Нет.

   - Почему?

   Молчание. И тень все еще скрывает ее лицо.

   - Зима началась. Ты замерзнешь.

   Смеется и качает головой.

   - Мне больше не страшен холод. И с голоду я не умру. И... - она упирается лбом в его плечо, говорит еле слышно. - Здесь мой дом.

   - Здесь был дом.

   - И есть.

   Она упряма, его маленькая медведица. И Янгар с трудом сдерживает желание увезти ее силой.

   - Башня непригодна для жилья.

   - Только если ты - человек, - возражает она и, раскрыв ладонь Янгара, прижимает к груди. - Слышишь?

   Ее сердце бьется так медленно.

   Горько.

   И снежная горечь тает на губах.

   - Позволь мне остаться. Пожалуйста.

   Сила все испортит.

   И маленькая медведица прячется под его рукой, а на рассвете, желтом, как стекло потерянного витража, она просит:

   - Возвращайся.

   - Обязательно, - Янгару хочется коснуться лица или хотя бы взглянуть на него, но он держит слово. - Я вернусь. И тебя верну.

   Поверила?

   Вряд ли.

   Но когда Янгар уходил, в окне Белой башни горел огонек...

Глава 27. Враги и союзники

   Вилхо дремал, положив голову на колени жены. И сквозь дрему слышал нежный ее голос. Пела Пиркко песню о любви и предательстве, перебирала редкие волосы кёнига, гребнем выглаживала, вытирала пот с белого его лба.

   И когда приоткрывал Вилхо глаза, взмахивал рукой, подносила ему чашу с вином.

   Сама же вкладывала в вялые губы куски жирной гусиной печени, до которой кёниг большим охотником был. И по взмаху руки Пиркко спешили слуги накрыть стол.

   Разлеплял кёниг ресницы, зевал, протягивал вялые руки, позволяя поднять себя.

   И Пиркко укладывала подушки под локти, приговаривая:

   - Так тебе будет удобней.

   Она была мила и заботлива, маленькая его жена.

   И Вилхо с умилением смотрел на нее.

   Радовалось сердце. Вздрагивало. Правда, порой болезненно перекатывалось в груди. И тогда думал Вилхо, что следовало бы кликнуть лекаря, а лучше двух. Но ловил в глазах жены беспокойство и отгонял недобрые мысли.

   Он ведь не стар еще...

   ...отец его тоже здоровьем не мог похвастать, но до шестого десятка дожил. А Вилхо только-только четвертый пошел.

   - Попробуй, - Пиркко поднесла серебряную ложечку к губам мужа. - Паштет из четырех видов печени, сдобренный черносливом и булгарским орехом.

   Жирный. Сладковатый.

   И тает на языке.

   - А это утиные язычки, в клюквенном соусе... и пироги с начинкой из певчих птиц... морские моллюски...

   Моллюски Вилхо не нравились, но от них, говорили, прибавляется мужской силы. И Вилхо, стыдясь этого своего желания, заставлял себя съедать по дюжине улиток ежедневно.

   Хороша была Пиркко.

   Только ночи с нею обессиливали. И сны после виделись мутные, тяжелые.

   - Говорят, - сама она ела мало, твердила, что женщине и не надо больше. И вина лишь пригубила, отставила чашу да мизинцем капельку красную с губы стерла. - Янгхаар вернулся в Олений город.

   Потянувшись, подняла кейне серебряный кубок, украшенный крупными опалами. Он был слишком велик для нежных рук ее. И Вилхо поспешил избавить ее от ноши.

   Вино имело странный вкус, знакомый смутно...

   - Говорят, что уже семь дней, как вернулся, - добавила она задумчиво.

   Семь дней?

   - Но если так, то разве не должен был он первым делом поклониться тебе, мой муж? - обида звучала в нежном голосе Пиркко. И глаза ее потемнели от печали. - Поздравить... и объяснить, где же пропадал? Отчего не явился на нашу свадьбу?

   - Должен.

   Вилхо не желал думать о Янгаре.

   И вообще думать.

   Он хотел и дальше наслаждаться покоем. И упал бы на подушки, забывшись нервным сном, когда б не тяжесть чаши в руках, и гнев, что вяло вспыхнул от слов его.

   - Значит... - Пиркко на мгновенье прикусила губу. И брови ее сошлись над переносицей. - Значит, верно говорят, что Янгхаар проявил неуважение к тебе?

   Она укоризненно покачала головой. И зазвенели золотые цепочки, скреплявшие темные волосы Пиркко. Гневно сверкнули алмазы ее ожерелья.

   Вилхо вздохнул и чашу сунул в руки раба.

   - Я сам позволил ему уйти, - сказал кёниг, приподнимаясь на локте. Собственное тело за прошедшие дни отяжелело. Ноги стали опухать, и кровяные жилы выползли под самую кожу. Они сделались темны, и даже ежедневные кровопускания, от которых оставались длинные саднящие раны, не помогали.