Всеволод Ревич - Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)

• Название: Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)
• Автор: Всеволод Ревич
• Жанр: Научная Фантастика

---

Ну, вот, наконец, мы подошли к произведению, после публикации которого Стругацкие окончательно впали в немилость и уже не выпадали из нее до самой перестройки. О бюрократизме и прежде говорили много, пресса добиралась, казалось бы, до самых его печенок, что, правда, выжить ему не помешало. Однако трудно все же вспомнить произведение, в котором это социальное зло бичевалось бы с такой хлесткостью, как в "Сказке о Тройке". От нее можно перекинуть мост разве что к "Бане" Маяковского с ее незабвенным главначпупсом Победоносиковым. Владимира Владимировича сейчас не принято жаловать. Но это не значит, что все написанное Владимиром Маяковским надо выбросить в корзину. Он чувствовал, что страну тянут не туда, куда он хотел бы шагать в строю с рабочими Кузнецкстроя. И неслучайно сатирические образы в "Бане" получились гораздо убедительнее невыразительных комсомолят, а тем более Феерической женщины из будущего, так что сравнение Стругацких с Маяковским не должно их обижать. В том же ряду вспоминается еще и "Теркин на том свете" Твардовского. Кстати, "Сказка о Тройке" такое же "продолжение" "Понедельника...", как и "Теркин на том свете" - "большого" "Василия Теркина". Лавр Федотович Вунюков, председатель заглавной Тройки у Стругацких, из той же зоологической разновидности, что и главначпупс, но это деятель брежневской, новейшей формации. Он фундаментальнее Победоносикова, он умеет произносить умные, точнее, заумные, речи, и, пожалуй, он еще непробиваемее. /Впрочем, Стругацкие протягивают более многозначительную связь: Лавр Федотович курит папиросы "Герцеговина Флор", как известно, любимые папиросы Сталина/. Перекликаются с Маяковским и забавные сокращения бюрократических динозавров. Так, Тройка по распределению и учету необъяснимых явлений /естественно, в составе четырех человек/ носит название ТПРУНЯ. Сказка именно об этой Тройке. Когда мы начинаем знакомиться с методами обращения упомянутого трибунала с "представителями", которые имели несчастье попасть в сферу его влияния, то в первый момент возникает ощущение легкого жжения: надо-де знать меру даже в сатире. А на следующих страницах вдруг понимаешь, что ты и сам испытываешь подобные чувства гнева, растерянности и бессилия, когда читаешь иные газетные корреспонденции, а уж тем более, когда сталкиваешься с хамством и крючкотворством лицом к лицу. Что ж, мы не знаем множества примеров, когда на годы, на десятилетия задерживались, тормозились, ложились под сукно предложения, реформы, открытия, которые с очевидностью сулили всем нам, стране большие, иногда огромные выгоды? И только тем, что их судьбу кто-то доверил решать тупоумным и своекорыстным вунюковым, можно объяснить нескончаемую волокиту. Вунюковы, хлебовводовы, фарфуркисы и им подобные говорят исключительно от имени народа /и, может быть, даже убеждены, что так оно и есть/. В жизни ТПРУНЯ может притворяться комиссией, комитетом, подкомитетом, бюро, думой - это несущественно. Право же, хочется воскликнуть вслед за Гоголем, хотя классик имел в виду несколько другую конструкцию: "Эх, тройка, тройка, и кто тебя выдумал!" Этот эпиграф к повести появился лишь в последних изданиях, но я знаю, что придуман он был изначально. Словом, "Сказка о Тройке" - произведение злободневное и настолько откровенное, что, кажется, она написана недавно. А между тем, она была написана в 1968 году и тогда же опубликована. В новейшее время возникли еще два варианта "Тройки". Лично мне больше всего нравится тот, который был опубликован в журнале "Смена". В нем повесть стала композиционно проще, она приблизилась к знаменитым трем единствам - действие по большей части происходит в одной заседательской комнате. Отпало затянутое и не имеющее отношения к главному стержню начало. В его сюжетных и территориальных нагромождениях было немало веселых находок, но они отвлекали от тесного контакта с ТПРУНЯ. Новым стал и финал. В старом тексте расправа с крючкотворами производилась буквально с помощью deus ex machina; появлялись нежданно-негаданно всемогущие маги-руководители и пинками вышвыривали тпруневскую компанию. Возможно, в те годы авторы полагали, что с вунюковыми и выбегаллами можно покончить только тем же административно-командным способом. Впадаешь, правда, в известную задумчивость: почему бы сию плодотворную акцию не произвести немного ранее или вообще не допускать Лавра Федотовича до руководящих постов? Финал повести в "Смене" мне представляется более убедительным и более современным. Молодые ребята ни на кого не полагаются в борьбе с бюрократической тлей. Они придумывают остроумный ход, основанный на тонком знании бюрократической психологии и взрывающий тройку изнутри. Однако воля авторов - закон: в собрании сочинений они восстановили, восполнив сокращения, старый текст. Со "Сказкой о Тройке" случилось редкостное даже по тем временам событие: из-за ее публикации в 1968 году был закрыт альманах "Ангара", а его руководители были изгнаны с волчьими билетами, настолько было разгневано тогдашнее начальство, чьи действия, конечно, напоминали поступки персидского царя, который приказал высечь плетями море. Сейчас-то хорошо иронизировать, а тогда входили в силу тяжелые для нашей общественной жизни годы, которые впоследствии назовут периодом застоя. Административное рвение простиралось так далеко, что иногда даже невозможно понять, что, собственно, вызывало неудовольствие, из-за чего, например, несколько лет не выходил в прокат "Андрей Рублев" А.Тарковского. Но в отношении "Сказки о Тройке" недоумений, пожалуй, возникнуть не могло. Она била не в бровь, а в глаз, и единственное, чему следует удивляться, так это тому, что нашлись отважные люди, которые осмелились ее напечатать. Теперь мы понимаем, что в "Сказке..." Стругацкие нанесли удар по самой системе. Но в те годы, боюсь, даже авторам представлялось, что они сражаются только с ее извращениями. Они /и мы/ еще не знали, что система называется административно-командной, что ее необходимо разрушить до основания, дабы в нашей стране могло начаться какое-нибудь "затем", что "мероприятие" это окажется невероятно трудным и что при жизни, по крайней мере, одного из авторов оно не завершится. Что ж до реакции партийных органов на публикацию "Сказки...", то она представляется мне, если можно так выразиться, адекватной. Товарищи из иркутского обкома без труда распознали в кривых зеркалах собственные отражения и всполошились. Думаю, редакторы "Ангары" понимали, какие оргвыводы будут сделаны в "инстанциях". И остается только отдать должное их мужеству. Я уже говорил, что "Сказка о Тройке" не прошла для авторов даром. На долгие годы за Стругацкими закрепилась репутация неблагонадежных. Предвзятое мнение всячески раздувалось и поддерживалось, и его не могли поколебать даже международные успехи Стругацких. За рубежом в них, кстати, видели прежде всего советских авторов. Искусствоведы в штатском не стеснялись в выражениях. "Две фантастические повести "настрогали" и братья Борис и Аркадий Стругацкие... Если в первой части повести братья Стругацкие "строгали" еще рубанком, то во второй, поплевав на ладони, стали тесать еще зазубренным топором" /И.Краснобрыжий, неизвестно кто, 1969 г./.

Но все же времена уже были не булгаковские - замолчать Стругацких не удалось, подорвать читательскую любовь к ним тоже. В отличие от Булгакова авторам удалось дожить до того дня, когда гонимая некогда повесть была напечатана - в молодежном журнале "Смена" с полуторамиллионным тиражом. /Тираж "Ангары", между прочим, был всего 3000 экземпляров/. А вот дожить до выхода хотя бы первого тома собрания сочинений у себя на родине Аркадию Стругацкому не довелось. Конечно, умные люди сделали бы вид, что сказка написана вовсе не про них, и сперва бы заявили, что КПСС в целом и Иркутский обком в частности тоже против бюрократизма и именно партия возглавляет эту борьбу. /Могла ли тогда партия чего-либо не возглавлять?/ Но умные - когда они и попадались в идеологических отделах - тщательно это скрывали. Составители докладной не стали утруждать себя обходными маневрами. Нет, пару фраз в духе обязательной демагогии тех лет они все-таки написали /"записки" сейчас опубликованы/: "Авторы придали злу самодовлеющий характер, отделили недостатки от прогрессивных общественных сил, успешно /конечно же! - В.Р./ преодолевающих их. В результате частное и преходящее зло приобрело всеобщность, вечность, фатальную неизбежность. Повесть стала пасквилем". А дальше пошло без церемоний: "идейно ущербная", "антинародна и аполитична", "глумятся", "охаивание", "Прячась за складки пышной мантии фантастики, авторы представляют советский народ, утратившим коммунистические идеалы"... Если уж говорить серьезно, то самые резкие сатирические выпады в "Тройке..." рождены, разумеется, не шизофреническим стремлением "охаять" и "очернить", словечками-кастетами, смастеренными в тиши парткабинетов для борьбы нашей родной партии с нашей /и ее/ родной интеллигенцией, а самыми положительными намерениями, болью за родную страну. Я думаю, даже знаю, что иные из "докладных записок", к счастью, составлялись достаточно формально, как обязательный отклик на "сигналы" "писательской общественности", и благополучно укладывались под сукно. Но не меньше было и "указов прямого действия", за их появлением следовали выговоры, снятия и исключения... И те, и другие служили, с позволения сказать, правовой базой для идеологических экзекуций. Иногда - в непосредственной форме, например, путем снятия стружки с главных редакторов - грубой плотницкой операции, регулярно и публично проводившихся в кабинетах на Старой площади. Иногда - подспудно, ведь документы не обнародовались. И часто оставалось только гадать, почему книги вылетали из планов, почему запрещались и даже прерывались публикации в периодике, почему те или иные немилости обрушивались на головы авторов и издателей. Помню, Аркадий рассказывал мне, как, устав жить в обстановке открытого и скрытого недоброжелательства, он, может быть, с изрядной долей наивности, напросился на разговор к секретарю ЦК КПСС П.Н.Демичеву, был вежливо принят и внимательно выслушан. "Аркадий Натанович, - было сказано ему, - ищите врагов пониже, в Центральном Комитете их нет". Теперь, когда документы ЦК опубликованы, можно судить об искренности этих слов воочию. Да и тогда... Не помню уж точно, в каком году, где-то в 70-х, в Японии состоялся Всемирный конгресс фантастов, куда Стругацкие получили персональное приглашение. Не забудем, что Аркадий в совершенстве знал японский, он был офицером-переводчиком, участникам войны на Дальнем Востоке. Но поехал на конгресс "наш" человек, главный редактор популярно-технического журнала, не написавший в фантастике ни слова. Да, писателям, и редакторам, и даже иным работникам идеологических отделов приходилось быть осмотрительными, произносить ритуальные речи на партсобраниях, порою жертвовать второстепенным, чтобы сохранить главное очаги культуры, очаги разума, чтобы спасти людей от расправ. Если угодно, совсем, как посланники Земли на Арканаре. За эти компромиссы платили дорого, иногда жизнью. Тех же Стругацких настоятельно выставляли за бугор, многих их отъезд крайне устраивал. Я ничего не имею против уехавших, каждый волен жить там, где ему лучше. Пусть живут. Пусть приезжают в гости. Но я отрицаю их право учить нас, как надо жить. Напротив, я думая, что те, кто остался, как Стругацкие, как Юрий Трифонов, как Алесь Адамович, как Василь Быков, кто сохранил, несмотря на все чинимые препятствия, своих издателей, своих читателей, принес народу, стране гораздо больше пользы, больше способствовал разрушению той системы, под обломками которой мы задыхаемся и поныне.