Роман Днепровский - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Роман Днепровский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

 - У нас  Париж живёт согласно требованию моды. Эту могилу замученного на войне солдата тоже сделали модой - это уже безобразие. Когда мы на Эйфелевой башне поднимем красный флаг, мы неизвестного солдата зачислим в Красную армию. Ведь он на 90% или рабочий, или крестьянин. Тогда к его могиле будут ездить только те, кто искренне захочет почтить память. А теперь, когда мои пассажиры, проезжая мимо могилы солдата, говорят: "Как красиво" и, смотря на пламя, горящее над могилой, спрашивают меня: "Это будет вечно гореть?" - мне хочется всегда дать им такой ответ: "Пока на этом пламени не сгорите вы, превращающие и Париж, и весь мир в дорогу от ресторана в публичный дом и обратно". Одна только радость - ждать осталось недолго. Буржуазия сама расчищает нам путь. Ещё на этой машине, а она, как видите, служит уже не первый год, я доеду до новой великой французской революции.

 Передайте друзьям в СССР, что парижские предместья в большинстве в наших руках, а от предместий до центра - езды на такси 20 минут.

 А. Брагин

  *   *   *   *   *

 ...Когда я закончил чтение этого шедевра, Зинаида Павловна тут же перехватила инициативу, сообщив, что да, мол, в 1928 году ситуация в мiре была другая, и все ждали мiровую революцию, и трудящиеся готовы были уже сбросить со своей шеи угнетателей-капиталистов, но помешала сущая ерунда и безделица - началась Вторая Мiровая война... Короче, не заладилось...

 Ну, а меня после этой импровизированной "политинформации" на уроке литературы даже направили принимать участие в какой-то - не то районной, не то городской - олимпиаде по "краеведению". Ну, словом, как того солдата-эстонца из довлатовской "Зоны", который "ухаживал за могилой павшего героя" - кто читал, тот оценит юмор...

 Что можно ещё здесь сказать? Думаю, нет нужды уточнять, что и мои симпатии - де не только мои, но и того же Бегемота, и ещё многих - были далеко не на стороне французского таксиста-коммуниста: уже тогда, в 1984 году мы были пусть стихийными, но "белогвардейцами" - нам гораздо больше нравились эстетичные  "господа-офицеры", которых показывали в агитационных совецких фильмах про гражданскую войну, чем какие-нибудь чумазые "красные дьяволята". Это-то, как раз, в пояснениях не нуждается. А я - о другом.

 Я нисколько не сомневаюсь даже, что автор этого замечательного пассажа почти ничего не выдумал: скорее всего, был у него и разговор с таксистом-белогвардейцем (интересно, кстати, выяснить, кто же это был - ведь в тексте дано очень конкретное указание на личность водителя. Ау, господа историки!), и французский коммунист примерно что-то такое и должен был ему говорить. Всё, собственно, скорее всего, так и было. Только вот... вот ведь в чём заковыка-то: почему-то, я более, чем уверен, что судьбы героев статьи сложились, скорее всего, не совсем так, как казалось товарищу Брагину в 1928 году. Почему-то, я уверен, что вызвавший нашу горячую симпатию таксист "из бывших", если он только благополучно избежал выдачи в сысысысэр после 1945 года (помним подлый Ялтинский сговор!), то достойно дожил свои годы где-нибудь в Америке или Европе - в уютной квартире, вырастив детей и воспитав внуков. И кажется мне, что его внуки сегодня - вполне обеспеченные и преуспевающие граждане той страны, которая когда-то дала политическое убежище их деду.

 Что же до шофёра-коммуниста, то здесь тоже не так много вариантов: если только после 1940 года его не шлёпнули, как партизана-коммуниста - то на своём раздолбанном "Рено" он доехал не до новой "великой французской революции", а до вполне такого себе буржуазного быта: домик в деревне, сбережения на старость, опять же - дети-внуки... Нет, безусловно, он всю жизнь голосовал на выборах за социалистов - но ни за что не согласился бы променять свой уютный буржуазнейший мiрок на "героику будней социализма" в сысысэре.

 Гораздо более весёлой представляется мне судьба самого автора этого опуса - его и его потомков. Вот почему-то уверен я, на все сто уверен, что эту поездку в Париж в 1928 году ему припомнили через десять лет. Хорошо так припомнили: просто, шлёпнули в каком-нибудь расстрельном коридоре, как "французского шпиона" и "троцкиста" - а потом кровь с мозгами смыли с пола из пожарной кишки. Ну, а не шлёпнули - значит, послали лет на десяток на "стройки народного хозяйства" в особо-приключенческих условиях - куда-нибудь на Колыму или на Камчатку. Ну, или к нам, в ОзерЛАГ... И если после этого интереснейшего приключения он выполз на свободу, то его дети-внуки вряд ли когда-нибудь имели возможность слушать исповеди парижских таксистов. Московских-то - и то, в лучшем случае...

 И ещё, почему-то, представляется мне, что дети-внуки товарища Брагина точно так же, как я, как миллионы под-совецких школьников, жрали ту самую идеологическую баланду, которую готовил для них советский миннаробраз и агитпроп - и тихо плевались. И таскали в школу связки макулатуры, в которые были упакованы мечты о мiровой революции и красных флагах над Эйфелевой башней. Впрочем, мечтам этим в макулатуре - самое место.

 Одним словом, мой вам совет: обучайте вашего сына иностранному языку. Кто знает, может быть, ему удастся эмигрировать из пост-совецкого Мордора, стать где-нибудь во Франции хотя бы мелким буржуа, и когда-нибудь выхлопотать разрешение воссоединиться со стариками-родителями, просящим милостыню на российских рынках и толкучках. Шутка.

 *   *   *   *   *

       Текст товарища Брагина я оставил без изменений. И даже вот это: "...Мы летели вдоль дворцов и ярко освещённых ресторанов, мимо звонкой толпы кричащей о дешёвых распродажах женщин, реклам."

Железный Конёк-Горбунок памяти двухколёсного друга

До августа 2009 года он жил на даче, на чердаке - в моей бывшей фотолаборатории. Потом, когда на месте дачного дома осталась лишь горка обугленых обломков, его покорёженую огнём раму, вместе с остальными следами пожарища, шустрые таджики, которых мы с сестрой наняли, чтобы убрать завал, закинули в кузов грузовика - и его бренные железные останки уехали на ближайшую свалку. С тех пор я остался "безлошадным"...

 Почему я вдруг вспомнил про свой велик? Понятия не имею. В годы школьного детства велосипед был не просто средством передвижения, и даже не просто статусной вещью - Другом. Боевым конём - не то Россинантом, не то - Коньком-Горбунком. Неизменным спутником во всех путешествиях по городу и за городом, непременным участником многочисленных мальчишеских приключений - далеко не всегда безобидных, кстати. Предметом зависти тех лохов, которым родители так и не купили велик. "Да-ай прокатиться! Ну да-ай прокатиться!..." - канючили они; "Попа не годится!" - презрительно ронял я, нажимая на педали и с места набирая скорость: "А ты уже Испытал Неизведанное вместе с велосипедом марки "Салют""? То-то же! У меня был именно "Салют".

 Глядя на современных тинейджеров, никак не могу понять: зачем они так низко опускают сидения на своих великах, и едут, буквально, стоя ногами на педалях? Неудобно же! То ли дело - в наше-то время!... Руль-"чаечка", седло - на максимум, и вперёд! Вперёд, на малой скорости, компанией человек в шесть-семь-восемь-девять-десять. И у каждого велик - не велик, а произведение искусства! У каждого - свои прибамбасы, свои неповторимые девайсы...

 Велики в конце семидесятых - первой половине восьмидесятых украшали примерно так же, как современные дембеля украшают свою дембельскую форму: стандартный набор "аптечка-звонок-катофоты", которые прилагались к велосипеду при покупке, считались чем-то, что само собой разумеется - а дальше уже начиналось "народное творчество.

 Во-первых, ездить с заводским рулём в некоторых кругах считалось "западло"; на помощь приходили многочисленные мастерские домоуправлений и ЖЭКов, в каждом из которых имелась слесарка, а в слесарке - стол с трубогибом. Трубогиб - это такое простейшее приспособление, состоящее из статичного ролика и вращающегося вокруг него рычага со специальной проушиной. В эту проушину заводился обрезок водопроводний трубы, конец которой боком упирался в статичный же болт или ещё какую-нибудь хреновину, привареную тут же. Затем с помощью ненормативной лексики и рычага трубу выгибали вокруг ролика - и труба принимала любую форму, которую желал иметь заказчик. Наши вело-пижоны желали иметь рули к велосипедам высотою сантиметров тридцать, а то и все сорок - чтобы при езде не сгибаться над рулём, а ехать, сидя в седле прямо, или даже чуть откинувшись назад. Эти рули носили нежное название "чаечка" - наверное, потому, что напоминали силуэт летящей птицы.

 Когда руль был выгнут, начинался его "моддинг": руль по всей его длине обматывали изоляционной лентой (чёрной - "класс!", синей - "стрём!", красной - "где надыбал красную?!!", а то и двумя-тремя - так, чтобы руль получался полосатым). Далее на концы выгнутого из трубы руля натягивались колпачки, за которые, собственно, велосипедист держится руками. Колпачки эти снимались с "родных" фабричных рулей - причём, самыми лучшими считались резиновые, от детского велосипеда "Школьник" - пластиковые, от "Уральца", "Урала" и "Камы" считались неудобными: на пластике скользили руки.