Антони Смит - Мату-Гросу

• Название: Мату-Гросу
• Автор: Антони Смит
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: 5-309-00047-Х

В «Мату-Гросу» Антони Смит рассказывает о работе научной экспедиции Королевского географического общества в малоизученном районе Центральной Бразилии, на территории «последней девственной земли нашей планеты».

---

Владельцем «Суя-Мису» был доктор Эрминио Ометто. Его семейству принадлежат тринадцать сахарных заводов, которые поставляют тридцать пять процентов сахара, потребляемого быстро растущим населением штата Сан-Паулу. Отец доктора Ометто, итальянский иммигрант, приехал в Бразилию ни с чем. Первое знакомство этого иммигранта с сахаром произошло тогда, когда он засеял сахарным тростником сорок гектаров, и с тех пор состояние семейства непрерывно возрастало. Часть его денег и энергии были обращены в 1962 году на Мату-Гросу, когда он купил участок земли в четырехстах километрах к северу от Шавантины и примерно в ста десяти километрах к юго-западу от Сан-Фелиса. Так случилось, что эта земля оказалась прямо у новой дороги, которая должна связать оба города. Площадь участка была 300 000 алкейре, по цене около 1,25 нового крузейро за алкейре.

Такие единицы измерения, как площади, так и денег, нуждаются в пояснении. Беда с алкейре как единицей измерения в том, что величина ее меняется от штата к штату. В Мату-Гросу ее часто принимают равной пяти гектарам. В Сан-Паулу и на фазенде доктора Ометто ее считают за 2,2 гектара. В экономике с бурно растущей инфляцией беда с деньгами заключается в том, что цены из года в год изменяются драматически. Крузейро был основной денежной единицей, но инфляция сильно уменьшила его стоимость. Положение его укрепилось в 1967 году, когда у него убрали три нуля, которыми его снабдила инфляция. (Бразилия проводила такой маневр не в первый раз.) За ночь тысяча старых крузейро стали официально одним новым крузейро (или конто), и эти обе разновидности до сих пор еще трудно разъединить, поскольку еще много находится в обращении старых банкнот или они имеют надпечатку. Гораздо труднее — учитывая переменную величину алкейре и неустойчивость денег — выяснить, сколько же было уплачено за гектар. Тем не менее, по большинству стандартов, покупная цена фазенды «Суя-Мису» крайне низка и составляет всего несколько пенсов за гектар. Платить такие деньги за пустыню, в которой установлено отсутствие каких-либо ископаемых, возможно, разумно. Заплатить же ее за землю, на которой уже мог расти тропический лес, весьма примечательно.

Работы на фазенде «Суя-Мису» (названной так в честь реки, протекающей западнее ее территории) начались в 1964 году. В этих местах жила кучка индейцев шаванте, которые и были переправлены с большой поспешностью по воздуху в миссию Сан-Маркос. Других индейцев в окрестности не было, и работы могли вестись без каких-либо помех. Самым удобным пунктом доступа в то время был Сан-Фелис (который недавно возник на западном берегу реки Арагуая), а заключительную часть пути проделывали пешком. Поскольку жителей в этой местности не было, всю рабочую силу пришлось привозить из других мест. Как и на фазенде доктора Паулу, расположенной южнее, а также на любом другом участке, первоочередная задача состояла в том, чтобы начать рубить лес.

Gerente (управляющий) считает, что одному человеку требуется сорок семь дней на то, чтобы вырубить одну алкейре. Следовательно, один топор в руках хорошего лесоруба, которому платят сдельно, может за этот срок вырубить около двух гектаров. В самые сухие месяцы, с апреля по август, на фазенду дополнительно нанимают двести пятьдесят рабочих, в основном для расчистки леса. Их совместные усилия на протяжении каждого зимнего сезона приводят к вырубке еще 1200–1600 гектаров, где потом будет яростно полыхать пожар. Вследствие того что на одних участках леса более редкие, чем на других, а часть земель фазенды представляли кампо или серрадос (для освоения которых требуется значительно меньше усилий), управляющий в конце первых пяти лет смог доложить о расчистке 12 000 гектаров. На первом этапе операций намеревались расчистить еще 200 000 гектаров, но даже и тогда в пределах только этой фазенды останется 340 000 гектаров леса. Даже для жителя Сан-Паулу необходимо время, чтобы реализовать свои капиталовложения в Мату-Гросу.

В конце пятого года большая часть расчищенной земли была засеяна травой, которая так хорошо растет на выжженной земле у корней сгоревших деревьев. Во всех уголках поместья можно встретить напоминания о том, что здесь раньше был лес в виде обнаженных стволов деревьев, все еще стоящих там, где они прежде пышно росли. Мрачно возвышались они над длинными пучками травы, которая не могла скрыть всех этих пней и обломков деревьев, не уничтоженных ежегодными пожарами. Конечно, посадочная площадка была расчищена полностью, как и жилая территория, коррали и дороги, но остальная земля, пригодная теперь для выпаса скота, сохраняла все признаки недавнего уничтожения леса.

К тому времени, когда были расчищены первые 12 000 гектаров, на них паслись пятнадцать тысяч голов скота, воздавая должное как питательным свойствам посеянной травы, так и энергии, потребовавшейся на создание такого стада. Правда, часть животных паслась также на некоторых нетронутых участках серрадос. Животных на фазенду перегнали в основном с востока, но проводилась также экстенсивная программа их разведения, и менее многочисленные стада годовалого скота свидетельствовали о том, с какой скоростью она осуществляется. Перегонявшийся скот доходил в сухой сезон до реки Арагуая, где его ставили плотно на паром (исходя из того, что передвигающийся груз опасен, а если скот стоит достаточно тесно, то он двигаться не сможет) и выгружали в нескольких километрах южнее Сан-Фелиса. За время дождливых летних месяцев земля по обоим берегам Арагуаи затопляется на таком большом расстоянии, что подобная перевозка становится невозможной. Наиболее подходящее для этого время — середина зимы, и некоторые участники экспедиции наблюдали подготовку к принятию стада в четыре тысячи голов, что должно было увеличить поголовье с пятнадцати тысяч до еще более внушительной цифры девятнадцать тысяч.

Как только скот переправят через реку, вакейрос[9] фазенды «Суя-Мису» продолжают гнать стадо дальше. Прямого пути от реки к фазенде нет, и даже если бы он существовал или если бы скот погнали по дороге, идущей южнее Сан-Фелиса, перегон был бы затруднен из-за транспорта, едущего по ней. Вместо этого огромное стадо погнали по серрадос, и животные прокладывали себе путь среди ее разнообразной растительности и колючих пальм. Корова, забредшая в сторону дальше чем метров на сорок, может потеряться среди этой растительности, поэтому пастухам работы хватало вдоволь, но они справлялись с ней отлично. Они разъезжали или на маленьких лошадках, или на крупных мулах, причем последние, по-видимому, лучше выбирали для себя надежную дорогу среди растительности. Скот предпочитал оставаться в стаде без всяких усилий со стороны всадников на мулах. Следует сказать, что ни одно животное не было потеряно, а любое отбившееся пастухи быстро находили.

Все животные были с отвислыми ушами и толстыми складками кожи на шее и — по крайней мере, для европейского глаза — с менее привлекательной внешностью, чем европейские коровы. В основном это были зебу, которых местные жители относят к породе nellore, но первоначальная чистота породы, видимо, давно утеряна вследствие неразборчивого скрещивания. Тем не менее в результате получились выносливые животные, удивительно невосприимчивые к болезням. У животных часто можно заметить длинные шрамы или открытые раны, а иногда встречались животные и без уха, но все это представляло собой лишь характерные опасности существования в столь первобытных условиях. У управляющего был ветеринарный справочник, на страницах которого он усиленно старался найти carbunculo simpatico (нам потребовалось немало времени, чтобы понять, что он имел в виду сибирскую язву), однако в поместье не было ветеринара и даже не планировалось завести хотя бы одного. Подобная роскошь, или даже врач для рабочих, или многие другие блага цивилизованного общества встречают яростное сопротивление исходя из финансовых соображений.

О всех подобных вещах управляющий говорил следующее: «Коровам делали прививки, поскольку некоторая профилактика уже зарекомендовала себя как крайне необходимая, но серьезная вспышка какой-нибудь эпидемии рассматривалась как оправданный риск. Возможно, что ветеринар смог бы предотвратить такую эпидемию, но подобный специалист обойдется слишком дорого. Тяжелобольных людей можно было вывезти на самолете, а для лечения самых простых заболеваний имелась аптека. Возможно что ветеринар и врач окажутся необходимыми, но подобная ненужная роскошь может быть допущена только тогда, когда без нее невозможно будет обойтись. То же самое справедливо и в отношении удобрений. Возможно, они станут необходимыми лет через двадцать пять, когда почва сильно истощится, но мысль об использовании их в течение первых трудных и неблагодарных лет была совершенно неприемлемой. А пока ничего не надо».

Терраса, кустарники и стоянка джипа управляющего имели респектабельный налет старины. Собственный самолет фазенды стоял поодаль у шеста с ветровым конусом, который, как обычно в Центральной Бразилии, лишь изредка наполнялся ветром. Все окрестности — дома в поле зрения, лесопилка и бойня с постоянными черными стервятниками — также имели старинный вид. Тем не менее всего лишь пять лет назад повсюду были деревья, а теперь на месте термитов и клещей сверкает черепица террасы. На горизонте еще виднелся лес в виде тонкой полоски между небом и землей, а за этим рубежом сразу же начинался древний мир. Мы спросили, существует ли намерение сохранить здесь хоть какую-то часть лесов, или же топор будет врубаться все глубже и глубже. К удивлению, нам ответили, что неприкосновенными останутся тридцать процентов, или 120 000 гектаров леса. «Видите ли, это необходимо для флоры и фауны, для климата и более всего для нашей философии. Если окажется необходимым, то мы даже станем сажать деревья».