Мэри Рено - Тезей (другой вариант перевода)

• Название: Тезей (другой вариант перевода)
• Автор: Мэри Рено
• Жанр: История

---

Ту зиму мы прожили отменно: перед войной успели собрать свой урожай, а в войне захватили хлеб Паллантидов. Когда в Афинах начались праздники, элевсинцы приехали туда в гости - много приехало, - и много было заключено дружеских и брачных союзов... Я принес царству безопасность и богатство, потому в Элевсине считали, что Богиня благоволит ко мне; а с помощью отца я стал приводить в порядок внутренние дела. Иногда я, конечно, поступал по-своему, потому что лучше знал своих людей; но отцу об этом не говорил.

Я много времени проводил с ним в Афинах: слушал, как он ведет судебные дела. До того эти афиняне были склочны - я, право, переживал за него. Крепость держалась с незапамятных времен, но по равнине вокруг в прошлые годы прокатились волны разного народа; и береговые там были и эллины... Так что в Аттике было намешано не меньше, чем в Элевсине, но в Элевсине перемешалось, а там - нет. Повсюду были горстки людей со своими вождями, что вели себя как царьки; со своими не только обычаями, - это нормально, - но и со своими законами... Ближайшие соседи никогда не могли договориться, что справедливо а что нет... Сами понимаете, кровная месть там была не реже свадеб, и ни один пир не проходил без того, чтобы кого-нибудь не убили: ведь враги специально ждали случая друг друга подстеречь, а на праздниках люди себя показывают. Когда они доходили до грани межродовой войны - вот тогда только приходили они к отцу, чтобы он их рассудил, с историей двадцатилетних взаимных обид. Не мудрено, что лицо его было изрезано морщинами и руки тряслись.

Мне казалось, что он состарился до срока. И хоть он был мудрый человек и все эти годы удерживал свое царство без меня - теперь мне отовсюду чудилась опасность для него; я чувствовал, что если с ним что-нибудь случится - вина падет на меня: значит, я плохо его берег. Так я чувствовал, не знаю почему.

Однажды он вернулся из зала суда смертельно уставший, и я сказал ему:

- Отец, все эти люди пришли в страну по собственной воле, все они знают, что ты их Верховный Царь, - неужели они не могут понять, что они больше афиняне, чем флияне, там, ахарняне и так далее? Мне кажется, война была бы вдвое короче, если бы не их грызня.

- Но они любят свои обычаи, - сказал отец. - Если я отберу хоть один, они решат, что я подыгрываю их противникам, и станут помогать моим врагам. Аттика не Элевсин.

- Я знаю, государь. - Я задумался. Я тогда поднялся к нему выпить горячего вина у огня; белый пес толкал мне руку - он всегда выпрашивал полизать гущи... Потом говорю: - А ты никогда не думал, государь, собрать вместе всех людей благородной крови? Есть же у них общие интересы: удерживать свои владения, сохранять порядок, собирать свою десятину... В совете они могли бы договориться о нескольких законах для общего блага. Ремесленники тоже - им нужна честная плата за их труд, чтобы ее не сбивали настолько, что лишь под угрозой голодной смерти можно на нее согласиться... И крестьянам нужен какой-то закон о границах, о выпасах... об общем использовании горных пастбищ... Если эти три сословия договорятся о каких-то своих законах - это объединит их и вырвет из клановой общности. И тогда, если вождь поспорит с вождем или ремесленник с ремесленником, они придут в Афины. И со временем установится общий закон.

Он тяжко вздохнул и устало покачал головой:

- Нет-нет! Там, где раньше был один повод для ссоры, появятся два... Ты хорошо это придумал, сын мой, но это слишком против обычая.

- Хорошо, государь, это против обычая. Но вот сейчас, когда все взбудоражены новыми землями на юге, - сейчас они примут это легче, чем через десять лет. Летом будет праздник Богини - ее все чтут, хоть под разными именами, - мы можем устроить какие-нибудь игры в честь победы и превратить их в новую традицию, в новый обычай, и все будут собираться на них. Таким образом ты их подготовишь...

- Нет, - говорит. - Давай хоть раз насладимся миром, отдохнем от крови... - Голос его стал резче, и я пожалел, что беспокою его, когда он так устал. Но в голове у меня, как птица в клетке, билась мысль: мы транжирим счастливое время, упускаем великую возможность... Когда придет мой день, я буду расплачиваться за это.

Отцу я больше ничего не говорил - он был добр ко мне, и достойно наградил моих людей, и оказывал мне почести...

У него в доме появилась новая девушка - тоже из военной добычи, темноволосая, яркая, с огромными синими глазами. В крепости на Сунии она принадлежала одному из сыновей Палланта. Я приметил ее среди пленниц и собирался выбрать себе, когда начнут дележ добычи. Никак не думал, что отец станет выбирать себе женщину. Но он увидел ее и выбрал - прежде всего остального. Медеи больше не было, и возле него вообще не осталось женщины, достойной царского ложа, - но я, по молодости и недомыслию, был не только удивлен, а даже шокирован как-то, когда это случилось. Неужто он должен был выбрать себе лет под пятьдесят? Конечно же я скоро одумался. У меня была моя Истмийская девочка Филона - вполне хорошая девушка, - стоила десятка таких, как та... А та оказалась потаскушкой: вечно стреляла глазками по сторонам. Отцу я не стал говорить. Но однажды, помню, на террасе она выбежала из боковой двери и налетела на меня. Попросила у меня прощения - а сама так прижалась ко мне, что платье было уже лишним... Ее бесстыдство меня возмутило. Отшвырнул ее так - упала бы, если б не ударилась о стену. Потом подтащил ее к парапету и перегнул наружу, лицом вниз.

- Смотри, - говорю, - смотри, сука глазастая! Еще раз поймаю, что пытаешься обмануть отца или хоть как ему вредишь, - туда тебе лететь!

Она уползла, чуть живая от страха, и с тех пор вела себя скромней. Так что не стоило его этим расстраивать.

То в Афинах, то в Элевсине, то верхом по всей Аттике - повсюду пришлось наводить порядок после войны. Так прошла зима. С гор побежали ручьи, на мокрых берегах запахло фиалками... На зеленя повадились олени - я собрался на охоту. Отец очень мало двигался и почти не бывал на воздухе, потому я уговорил его поехать со мной. Мы были у подножия Ликабетта и ехали сквозь сосновый лес вверх по каменистому склону, когда его лошадь споткнулась и сбросила его на скалу. Какой-то олух-охотник поставил там сеть и бросил ее, а сам ушел. Теперь он поднимался к нам и извинялся - так, будто разбил кухонный горшок, а не едва не убил царя. Отец здорово ушибся, и я помогал ему, но ради этого наглеца поднялся на ноги - и вбил ему в глотку несколько зубов, чтоб лучше помнил. И сказал на прощание, что он дешево отделался.

Однажды отец говорит:

- Слушай, скоро корабли снова выйдут в море, и женщины смогут путешествовать. Что если я пошлю за твоей матерью? Она будет рада повидать тебя, а мне хотелось бы снова увидеть ее.

Я видел - он следит за моим лицом. И понял, что говорит он не всё что думает, - он был осторожный человек... Он хотел сделать ее царицей Афин, и ради меня тоже. Когда он ее видел, она была моложе, чем я теперь... "Когда он ее увидит, - думаю, - он наверняка снова захочет ее. Если только она не больна и не слишком устала - кожа у нее, как у девушки, и ни одного седого волоса..." А я так долго мечтал об этом - увидеть ее в почете в доме отца! Вспомнил, как я смотрел на нее совсем маленьким: как она купается или примеряет свои драгоценности - смотрел и думал, что только бог достоин ее обнять...

- Она не сможет поехать, - говорю. - Не сможет, пока Змей Рода не проснется в новой коже, пока она не принесла весенней жертвы и не приняла приношений. У нее очень много дел весной, только после них она сможет приехать.

Так что отец не стал посылать: было слишком рано.

Помню, как он меня перепугал, примерно в те дни. Угол верхней террасы там прямо над отвесом скалы. Когда смотришь вниз - дома такие крошечные, будто ребятишки слепили их из глины, а собаки, что греются на крышах, не больше жуков. Половину страны видно оттуда, до самых гор. И вот однажды вижу - отец облокотился на парапет, а возле него в каменной кладке трещина. Я сперва дышать не мог. Потом бросился к нему, бегом, схватил, оттащил назад... Он не заметил, как я подскочил, изумился, в чем дело, мол? Я показал трещину. Он рассмеялся - говорит, она всегда там была... Но я все-таки послал каменщика починить то место. Сам послал на случай, если он забудет. Но и после, всё равно, как увижу что он там стоит - мне нехорошо делалось.

Отцу хотелось, чтобы я почаще бывал в Афинах: сидел бы с ним в Зале или ходил среди народа. Я ничего не имел против; разве что это уводило меня из Элевсина, где я мог действовать по своему усмотрению. В Афинах я приглядывался - и порой видел, что люди, в которых я сомневался, вознесены слишком высоко, а другие, более способные, поставлены ниже, чем надо бы... Порой какую-нибудь элементарную мелочь раздували в проблему... У отца было слишком много забот - не было возможности разобраться во всем, а теперь он уже привык к тому, что было. Когда я ему говорил что-нибудь, он улыбался и отвечал, что молодые всегда готовы построить Вавилонские стены за один день.