Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

• Название: Мелодия Секизяба (сборник)
• Автор: Назар Гельдыев
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Книга «Мелодия Секизяба» — об одном из древних народов Востока — туркменах, которые ткут самые прочные и красивые ковры, выращивают самых лучших скакунов — ахалтекинских коней, бесценный золотистый каракуль, известный всеми миру.

Н. Гельдыев пишет о красивых, сильных людях, которые строят самый большой по протяжённости Каракумский канал, о людях, которые превращают пустыню в цветущий оазис. И вместе с тем, эта книга — о детстве, юности. Роман написан своеобразным, мастерским, умелым пером.

---

— Прежде всего внеси в этот список учителя Сары. Да, его самого первого. Это мой враг, не успокоюсь, пока не увяжу его мёртвым. Безродный сирота, это он всему виной, разве нет? Когда был секретарём комсомольской ячейки разве не он создал дружину, доставил им оружие, обучал их? — Кертык снял свой тельпек, достал скомканный и влажный от пота платок, вытер обильный пот. — И разве не он руководил разделом скота, земли и зерна. Ты согласен?

— Ты прав, Кертык. Учителя надо убрать первым. Боюсь, он и до меня доберётся скоро. Уже несколько раз приставал при всех, как с ножом к горлу: «Где бараны? Где зерно?» Я ему отвечаю — что есть, то не прячу. Что найдёшь — твоё. И всё-таки не могу избавиться от мысли — а ну пронюхает что-нибудь.

— А ведь хотел я я прикончить этого сукиного сына ещё тогда, когда мы собрались в Иран. Если бы не отец, был бы уже на том свете. Но отец торопился вывезти всё накопленное. «Не до него, — говорит. Пока надо ноги уносить, а его очередь ещё придёт». Ну вот, кажется, и пришла его очередь. Что они сделали с нашим поместьем, Махтум? Заняли его под коммуну со своими голодранцами. А в нашем доме устроили школу, а? Ну и подлец.

— Это верно, Кертык. Дай им волю, они и не такого ещё наделают.

— Вот поэтому, Махтум, ты должен мне помочь. Я не успокоюсь, пока не прикончу его собственными руками.

Надо ли говорить, что почувствовала маленькая Кумыш, когда она услышала это? У неё от ужаса едва не остановилось сердце. Если бы не страх перед тяжёлой отцовской рукой, она крикнула бы во всё горло: «Нет правда. Мой учитель Сары — самый добрый, самый хороший человек на свете. Не трогайте его». Но она только вжалась в стенку, боясь даже пошевелиться. Ведь недаром у Махтума в ауле, как впрочем и у любого другого жителя, было своё прозвище. Так вот его называли так «Махтум-злюка». Особенно это чувствовали на себе домашние: рассердившись, Махтум не только мог ударить чем угодно детей, но люблю из двух его жён. Похоже было, что он не знал, что такое жалость.

Но что такое осторожность — он знал. Поэтому он ответил Кертыку не сразу.

— Ты прав, Кертык, но подумай, могу ли я тебе помочь? Тебе проще, ведь все знают, что ты давно перебрался в Иран. Тебя здесь нет — и всё. Приходи к нему домой и сверши, что задумал.

Кертык тронул пышные усы.

— Дело не стоило бы разговора, Махтум-ага, если бы этот проклятый дармоед ночевал дома. Я узнавал, дома он бывает совсем редко, а когда бывает, спит не с женой, а с винтовкой. Я не могу рисковать, так можно и в ловушку попасть. А вот тут мне и нужна твоя помощь, ага.

— Говори, Кертык, что придумал.

— Ты должен выманить его куда-нибудь из аула.

— Но как? Этот шакал не труслив, ко осторожен.

— А алы откроем перемычку у воды. Ты побежишь и скажешь, что вода уходит, он помчится к большому арыку, а там я уж с ним расправлюсь.

— Я же сказал, Кертык, — он теперь стал осторожен. Один он не пойдёт, там где может быть опасно, они ходят все вместе.

— Тогда посоветуй что-нибудь, Махтум.

Махтум задумался.

— Вот что я вспомнил, Кертык. Учителя-то сейчас вообще нет в ауле, он в Ашхабаде. Совещание там какое-то.

— Это точно, Махтум?

— Со вчерашнего дня Кумыш, моя старшая, не ходит в школу. Вроде бы я слышал, что их распустили до завтра.

— Так…

Услышав, что её любимого учителя нет в ауле, Кумыш перевела дух. Какое счастье, что ему теперь ничто не угрожает. Но то, что она услышала вслед, заставило её снова затрепетать.

— Он приедет поездом, который приходит на станцию в полдень, — сказал Махтум. — Обычно он сходит на разъезде, наискосок от аула. Потом идёт сюда вдоль Ханского кяриза. Днём он менее осторожен, не ждёт беды. Вот тут ты его и можешь подстеречь.

Кертык поднялся во весь свой огромный рост. Он был очень доволен. Он уже видел мысленно, как страх искажает черты самого ненавистного ему лица. Он будет валяться у его, Кертыка, ног и молить о пощаде, но её он не дождётся. Нет, не дождётся.

— Ну, Махтум-ага, — считай, что все мы уже избавились от этого выродка.

И снова сжалось у Кумыш сердце от страха за учителя Сары. Она уже давно лежала под толстым одеялом, почти без воздуха, в неудобной позе. Она вся взмокла, она задыхалась. Но она терпела — ведь сна узнала так много и теперь ей надо было только дождаться, пока она сможет вернуться в свою постель. Когда же уйдёт этот страшный человек? Отец пойдёт его провожать, и тогда…

Но Кертык, похоже, на этот раз не слишком торопился. Он налил себе ещё пиалу чая, взял кусочек сахара и стал с шумом прихлёбывать, Махтум его не торопил. Пытаясь осторожно вытянуть ноги, она неосторожно задела отца.

От неожиданности Махтум чуть не лишился рассудка. Одним прыжком вскочил с постели, и, схватив за край одеяло, отбросил его, и перед ним возникла его дочь — крошечный комочек, задрожавший от страха при виде налившихся кровью отцовских глаз. Медленно приблизившись к дочери, Махтум схватил её за шею одной рукой и выволок на середину комнаты.

— Что ты тут делала, проклятая богом? — заорал он так, что в соседнем дворе залаяла собака. — Ну, говори.

Кумыш открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, но не могла произнести ни звука. Размахнувшись, Махтум влепил ей такую пощёчину, что девочка замертво упала в противоположном конце комнаты. Махтум, наливаясь злобой, снова шагнул к ней. Девочка в ужасе закричала. Махтум схватил её и поднял в воздух, словно собираясь размозжить ей голову.

— Замолчи! Ещё пикнешь — задушу…

Но было уже поздно. Дверь в соседней комнате растворилась и повскакавшие со своих постелей дети, один другого меньше, словно живые горошины, посыпались в комнату. Самые маленькие стояли в дверях и плакали; другие от страха за Кумыш громко кричали. Младшая жена Махтума, Сельби, не надев даже соскочивший во время сна борык, бросилась к Махтуму и схватила его за руку. Она вырвала онемевшую от ужаса Кумыш и прижала её к своей груди.

Кертык без всякого интереса наблюдал за этой сценой, шумно прихлёбывая чай. Только когда в комнату ворвалась Сельби во всей красоте своих двадцати пяти лет, глаза его сверкнули. В это время Махтум, как взбесившийся кабан, бросился на жену. Дети облепили его, как пчёлы, он отпихивал их и рвался к Сельби, которая не выпускала Кумыш из рук. Опасаясь очевидно, что шум может привлечь внимание соседей, Кертык решил положить всему конец. Он вклинился между рассвирепевшим мужем и женой, оттеснив Махтума плечом, и ногой опрокинув лампу, воспользовался наступившей темнотой, чтобы прижать к себе молодую женщину. Едва его огромные ладони коснулись её трепещущего тела, как им овладело неукротимое желание, и, не выпуская онемевшую от неожиданности Сельби, он до боли сжал её груди.

Сельби вскрикнула так, словно её ударили ножом. Она пыталась вырваться из позорящих её объятий Кертыка, осыпая его градом ругательств; высвободив одну руку, она изо всех сил ударила его по лицу, но Кертык вынес бы и не такое; он только выругался про себя и ещё крепче стиснул молодое тело женщины.

Махтум ничего не мог понять. Он метался в темноте, пытаясь найти свою жену и не понимая, что происходит между ней и Кертыком. Наконец, он дотянулся до её одежды и начал бить её в темноте наугад. Кертык выпустил свою добычу и, потирая щеку, сказал:

— Махтум-ага, прекратите. Нам ещё нужно договорить, — и с этими словами он заслонил собою Сельби так, что Махтум не мог до неё дотянуться. Молодая женщина предпочла бы быть такой избитой собственным мужем, чем ещё раз ощутить на своём теле руки непрошенного защитника. Она вырвалась из них и бросилась на свою постель, тяжело дыша от унижения и стыда. Если Махтум увидел бы её в объятиях Кертыка, ей не миновать бы смерти. Но разве она виновата? Понимая всю беспомощность своего положения, Сельби рыдала в подушку, ставшую мокрой от слёз.

В это время Махтум нашёл, наконец, и зажёг лампу. Железной рукой снова схватил Кумыш, он крикнул остальным детям: «Вон отсюда», — а когда они, с тем же громким плачем убежали, захлопнул ногой дверь и снова взялся за дочь.

— Признавайся, негодная, кто научил тебя подслушать наш разговор, или, клянусь аллахом, наступила последняя минута твоей жизни.

— Никто, — сказала Кумыш, и это была правда. — Никто. Мне стало вдруг страшно и я прибежала к тебе, а тебя нет.

— Почему же ты сразу не подала голос?

— Я не знала, что ты придёшь не один и испугалась ещё больше, что ты будешь меня бить.

Махтум вглядывался в лицо Кумыш, которая, казалось, действительно обезумела от страха. И всё-таки подозрение ещё тлело в нём.

— О чём мы здесь говорили, ты слышала?

— Я ничего не слышала. Под одеялом было совсем ничего не слышно.

Махтум немного успокоился.

— Слышала или не слышала, сейчас слушай. Если кому-нибудь станет известно то, о чём мы тут говорили, всем будет очень плохо; ты поняла. Но хуже всех будет тебе, потому что я собственной рукой тогда вырву тебе язык. Ты поняла меня?