Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

• Название: Мелодия Секизяба (сборник)
• Автор: Назар Гельдыев
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Книга «Мелодия Секизяба» — об одном из древних народов Востока — туркменах, которые ткут самые прочные и красивые ковры, выращивают самых лучших скакунов — ахалтекинских коней, бесценный золотистый каракуль, известный всеми миру.

Н. Гельдыев пишет о красивых, сильных людях, которые строят самый большой по протяжённости Каракумский канал, о людях, которые превращают пустыню в цветущий оазис. И вместе с тем, эта книга — о детстве, юности. Роман написан своеобразным, мастерским, умелым пером.

---

— На месте не сидит, словно шило у него внутри.

— Ни о чём другом и говорить не хочет, — хором говорили родители.

— Послушай, доченька, — снова начал отец. — Ну, зачем он тебе сдался, этот бездельник Ашир. Посмотри на себя — ты точно оправдываешь своё имя — вся, словно из серебра. Столько парней вокруг тебя, один, лучше другого. Ну, зачем тебе Ашир — нет в нём абсолютно ничего. К тому же ещё врунишка — говорит тебе одно, а за спиной делает другое. И труслив: был бы храбрецом, в глаза бы признался, что разлюбил, а то прячется за моей спиной. Найди себе подходящего парня и выходи за него замуж — срезу позабудешь этого обманщика, нашего сына. И тебе будет хорошо, и ему. И нам, конечно, тоже, — простодушно заключил отец.

— Ну, что ж… — начала Кумыш. Но не закончила, потому что в игру вмешался я. Подойдя к прихожей, я громко зашаркал ногами, покашлял, прочистил горло, как полагается перед выходом на сцену, и вошёл в комнату.

— Что случилось? — спросил я с изумлением. — Кумыш, здравствуй. С кем плохо?

— Ни с кем, — раздражённо ответил отец. Он всё ещё сидел в постели с чалмой из полотенца на Голове и в нижней рубахе.

— Папа, что с тобой? Тебе плохо?

— Ничего мне не плохо. Мне очень даже хорошо.

— Что с отцом, Кумыш? Это не серьёзно? Ведь ещё днём он был совершенно здоров.

— Вот, вызвали «неотложку». Жаловался на живот.

— Неужели аппендицит? Ты увезёшь его на операцию?

При слове «операция» отец подскочил на кровати.

— Прекрати болтовню, — крикнул он мне. А я продолжал свою роль.

— Ну а что скажет Кумыш?

— С животом всё в порядке. Но твой отец слегка простыл.

— Надо ему немедленно помочь. Укол сделала?

Уколов отец боялся больше, чем ядовитых змей.

Он изменился в лице и закричал:

— Не вмешивайся в чужие дела, Ашир. Никаких уколов. Я совершенно здоров.

Я подмигнул Кумыш. Она подумала немного.

— Да, — поддержала она. — Укол не повредит.

— Ради, аллаха, дочка, никаких уколов. Я умру на месте.

— Может поставить ему горчичники? — предложил я.

— Да, — закричал отец, которому никогда в жизни не ставили горчичники. — Никаких уколов. Только горчичники. И всё.

— Доставай горчичники, Кумыш, — приказал я. — Да не жалей. Если отец говорит, что его болезнь не внутри, а снаружи, то от горчичников живот пройдёт.

И мы с Кумыш в мгновение ока обложили отца горчичниками.

— Надо укрыться теплее и терпеть, — сказала Кумыш.

— Да, — согласился отец. — Это верно, дочка. Заболел, — терпи.

Несколько минут он лежал спокойно.

— Хорошо — сказал он через несколько минут. — Словно родная мать обнимает. Тепло, не больно, совсем не похоже на укол.

Однако через несколько минут он забеспокоился.

— Что-то уж слишком тепло. Я чувствую себя лучше, много лучше. Давай, дочка, снимем эти горчичники, ты мне дашь какой-нибудь порошок и я усну.

— Надо потерпеть, отец, — сказал я, а Кумыш подтвердила.

Отец попытался подняться, но я уложил его обратно.

— Нельзя, отец, — сказал я. — Теперь всё тело согрелось, если простудить, будет плохо. Ещё немного согреешься, а потом горчичники начнут работать на полную силу.

— Отпусти меня! — крикнул отец. — Что ты мелешь! На полную силу! Я уже давно словно в адском огне. Отпусти меня и сними эти чёртовы горчичники. Я совершенно здоров. Вах, я охвачен пламенем. Пусти, тебе сказано!

— Но ты же вызвал «неотложку». Если она тебе не поможет, Кумыш могут отдать под суд. Уважаемому человеку плохо, её долг — поставить тебя на ноги.

— Отпусти меня, и я встану на ноги сам. — С этими словами отец вырвался из моих рук, одёрнул рубашку и стал срывать с себя горчичники, ругая всё и всех так, словно с него живьём снимали кожу. — Делайте что-нибудь, несчастные. Машите на меня, дайте мне воды. Аллах, я весь сгорел, изнутри и снаружи. Что за чёртово снадобье ты мне подсунула, дочка, это же прямая дорога на тот свет.

— Горчичники ставят даже детям, — пояснила Кумыш.

— Ни один человек на свете не выживет после таких мучений. Сона, ну чего ты стоишь, разинув рот. Бери вот это полотенце, — он сорвал со своей головы чалму, — маши, если не хочешь остаться вдовой.

Через некоторое время отец пришёл в себя.

— Всё, — решительно заявил он. — Всё прошло. Спасибо, дочка. Про тебя все говорят, что ты хороший врач, теперь и я буду говорить. Но если хочешь, чтобы я поправился до конца, сдержи своё слово и оставь Ашира в покое.

— Отец, — сказал я, — ведь я тебе уже говорил…

— Я с тобой поговорю позже. Ну, как, дочка, обещаешь?

Кумыш стала белой, как мел.

— Я не цепляюсь за вашего сына, Поллы-ага, — ответила она. — Можете оставить его себе и делать с ним всё, что хотите. — И она выбежала из комнаты.

— Молодец она, эта Кумыш, — заметил отец. — Гордая. Хорошая будет кому-нибудь невестка в доме, дай ей бог.

— Значит она понравилась тебе, отец?

— Кому такая не понравится. Хорошая девушка, — повторил он.

— Вот и я её полюбил. Или у тебя так — другим хороша, себе нет.

— Глупый ты ещё, сынок. Многое не понимаешь. Она хороша для города, а не для жизни в таком ауле, как наш. Разве будет она детей рожать, ковры ткать, сидеть над вышивкой? Да и другое: шесть лет она пробыла в городе, пока училась, одна, без старших. Знаешь, как там у них в городе: день не день, ночь не ночь. Как она там себя вела, с кем водилась, ты это знаешь? Нет. Известно ли тебе что-нибудь о ней? Тоже нет. Может, ей что ты, что другой — лишь бы мужчина был. То-то, сынок. Если бы не это, я бы сам тебе сказал — женись на Кумыш.

— А что ты мне скажешь сейчас?

— А сейчас я тебе скажу всё то же — откажись от неё. Как бы далеко человек не зашёл по неправильному пути, если вернётся обратно — всё равно хорошо. Поверь нам с мамой, сынок, мы тебе плохого не посоветуем.

— Знали бы вы, где хорошее, где плохое, не покупали бы мне жену, словно корову, — сказал я и махнул рукой. — Ладно, завтра на работу, пойду спать. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, отец. — И я поднялся, чтобы уйти. Но когда я был уже у двери, отец окликнул:

— Ашир!

Я обернулся.

— Да, отец.

— Останься, Ашир. Я хочу с тобой поговорить.

И я вернулся на место.

Я согласен жениться, отец!

Итак я вернулся и теперь сидел на стуле, на котором обычно сидела мама, когда шила на швейной машинке. Я сидел молча, ожидая, что скажет мне отец, который всё ещё обмахивал грудь и спину покрасневшие от горчичников. Я смотрел на его мозолистые руки и видел, что он не знает, как подойти к этому разговору, такому для него важному, я очень любил его и жалел, но сейчас речь должна была идти о нашем с Кумыш счастье, и я должен был подавить в себе жалость. Я должен был убедить отца, вернее, переубедить его, а тяжелее этого нет ничего. Я понимал, что и мама, и отец действительно хотят видеть меня счастливым, но счастье это они понимали на свой манер.

Разве они виноваты, что выросли в тяжёлые годы и кругозор их узок. Разве каждый из них задумался бы отдать для меня всё, что они имели. Так почему же мы разговариваем, словно на разных языках, и почему наши слова так ранят друг друга. А с другой стороны не мог же я предать Кумыш и самого себя только ради того, чтобы отец не обиделся.

И я решил сражаться до конца.

Мама убирала постель, разбросанную отцом. Но когда она наклонялась над ним, они, словно продолжая давний разговор, что-то говорили друг другу, и я, выйдя из забытья и своих дум, успел кое-что услышать.

— Ты помягче, помягче с ним, Поллы-джан, — просила мама, — ведь он любит тебя. Поговори с ним, узнай, чего он сам хочет.

Отец что-то тихо отвечал маме и фыркал. Наконец, он обратился ко мне.

— Ну, так что ты мне хочешь сказать, Ашир? Нам давно надо было с тобой поговорить откровенно, давай сделаем это сейчас, согласен?

— Боюсь, нам не понять друг друга, отец, — сказал я то, что и на самом деле думал. — Позволь мне просто идти своим путём.

— Извилистая дорога заведёт в болото, — ответил отец, любивший говорить иносказаниями.

— А я собираюсь идти прямым путём.

Мама, почувствовав, что мы можем поссориться ещё до начала рзговора, подошла к нам.

— Ашир, сынок, не спорь с отцом. Кто любит тебя больше, кто думает о твоём счастье, кто готов на всё, чтобы тебе же было лучше? Отец и я. Кто работает, не разгибаясь, чтобы скопить лишнюю копейку, чтобы жить не хуже других, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. А для чего всё это? Нам с отцом много ли надо? Значит, всё для тебя, для твоей будущей семьи. Разве мы хотим чего-то особенного? Нет. Хотим, чтобы ты женился, хотим нянчить внуков. Разве это грех? Сказать по правде, мы уже устали жить, как два барана, которые каждый раз упираются рогами друг в друга. Как говорит народ: «Одному в раю скучно».