Михаил Рашевский - Ускоряющийся

• Название: Ускоряющийся
• Автор: Михаил Рашевский
• Жанр: Научная Фантастика

Жанр — городское фэнтези.

Краткий синопсис: после неудачной попытки суицида парень — рохля, неудачник по жизни и лентяй — приобретает способность менять внутренний ритм жизни относительно всего остального мира. Сумеет ли он воспользоваться данной ему суперспособностью ускоряться? Как он решит реализовать свой вдруг возникший потенциал? Какую стезю выберет? А если учесть, что он такой в мире не один?

---

Он минуты две стоял у запертой двери в подъезд, думая, нажать кнопки вызова или всё же не будить никого? Ничего не решив, набрал код на замке — и вошёл в такой тёплый, такой родной подъезд.

Вахтёр мирно дрых у себя в каморке, а Дима, постояв напротив лифта и услышав, что кто-то вызвал кабинку, решил не дожидаться её спуска. При всём потрясении, что испытал недавно, он понимал, какое из себя зрелище представляет. Свернул на лестницу, пошлёпал на свой этаж.

Каждый шаг отдавал болью. Каждая мышца тела кричала, каждая косточка казалась, по крайней мере, ушибленной. Дима даже и не знал, что у него вообще столько мышц и костей. «Надо, что ли, в анатомическом атласе посмотреть, со своими болячками сравнить. Раз, два, три», — считал Дима ступеньки. Было донельзя обидно. Очередная мечта рассыпалась в прах и чуть не привела его как минимум к увечью. Да и вообще день какой-то… богатый на все эти вещи. Хорошее, плохое, неимоверные открытия и жестокие разочарования сильно расшатали его привычный мирок. А сам большой мир вдруг показал, что у него есть к нему дело и подарил просто невозможную способность. Конечно, Дима слишком поторопился обуздать новинку и научиться ею пользоваться. Он был похож на тинейджера, которому подарили машину. Авто, о котором он давно мечтал. И вот тинейджер садится за руль, заводит, срывается в первую поездку и чуть в первой же поездке не разбивает подарок напрочь. О да, этот урок надолго остудит тинейджера, но что делать с выбитым лобовым стеклом и помятым бампером? Отец говорит, чтобы восстанавливал на свои, а где их взять? Вот это вдруг новое чувство: за всё нужно платить из собственного кармана — сильно бьёт по сложившемуся положению вещей. Эдак взрослит.

И вот сейчас Дима шёл, отчаянно оттягивая этот момент, чтобы положить ещё один камень на чашу собственного взросления: он шёл сдаваться. «Ну а как ему ещё проникнуть домой? Входная дверь закрыта, родители спят, а сестра неизвестно где. Можно, конечно, подождать Катюху и наплести ей что-то несуразное. Типа лунатизма. Мол, страдаю лунатизмом, помоги, сеструха, спаси. Проявилось после сотрясения головы. Не готов к этому и не знаю, что с этим делать… А что, вариант. Более того, эту штукенцию можно нагородить и родителям. Хорошо, что выветрился алкоголь, а то они подумали, что это пьяный бред. А так вынуждены будут признать мою правду. Мою неправду. Опять неправду. Да ну блин! А что тут скажешь? «Ой, мама, папа, представляете, я могу бегать в сто раз быстрее любого человека! А тут я подумал, что может быть могу летать — и выбросился из окна» Они посмотрят на меня по-разному: мама сочувствующе, а папа разочаровано. Отведут в спальню. Закроют окно. И мама останется на ночь на нижней кровати. А на следующую ночь — папа. И успокаивающее пропишут. И от работы оградят. И врача вызовут домашнего… Блин, бред какой. Не надо мне всё это».

Дима вдруг понял, что последние секунд десять стоит и никуда не идёт. Оглянулся. «Ах, да, это же мой этаж. Развязка близка».

Шаг, ещё шаг. Больно. Грязно. Холодно.

Ужасно всё. А сейчас ещё и врать придётся, в очередной раз!

Скрипнула дверь на лестничную площадку, Дима сделал первый шаг и остановился. На него с ужасом смотрели двое. Парень и девчонка. И если парня Дима не видел никогда в жизни, то девушку, наоборот, он знал всю жизнь. Это была его сестра.

Они увидели грязного, всклокоченного молодого человека в порванных штанах, в одном тапке. С царапинами по рукам, кровавыми ссадинами на подбородке и щеке. С уставшим, но безумным взглядом. Есть от чего испугаться.

А Дима не знал, что и делать: радоваться или огорчаться. С одной стороны, хорошо: родителей не разбудит, с другой стороны, левых людей к семейным разборкам подключать не нужно. Впрочем… то, в какой ситуации он застал эту парочку, делало его положение не столь безнадёжным: парочка обнялась, причём довольно откровенно. Руки парня лежала на попе сестры, она же обвила одной ногой его ногу. В общем, откровенность зашкаливает. Губы у обоих влажные, уши красные. Ясное дело: целовались. Можно, в общем, сыграть на уступках.

Неловкое молчание длилось несколько мгновений, потом руки парня метнулись от попы к поясу, да и вообще они тут же отстранились друг от друга, как ни в чём не бывало.

Дима, не говоря ни слова, пошёл в предбанник к родной двери, но пришлый парень-то его не знал! Он не знал, кто это вдруг появился на лестничной площадке, такой страшный. Решил, наверное, что бомж какой-то. И при первых шагах Димы, надо отдать ему должное, попытался отодвинуть за себя его сестру, загородить и защитить. Но та сама выдвинулась вперёд:

— Димка, что, совсем крыша поехала? Что ты с собой сделал?

Тот остановился от сестры в шаге, дыхнул на неё и молча пошёл дальше, поманив за собой.

Прошагал в предбанник, остановился. На площадке меж тем послышался разговор:

— Э! Стой! Ты куда? Ты его знаешь?

— Конечно знаю, Гош, это мой брат!

— Странный он какой-то… Эээ… Приятно познакомиться! — крикнул он в предбанник. Дима ему не ответил. Ждал сестру, а когда она появилась, молча указал на дверь, развёл руками, мол, открой, а то я не могу.

— Что случилось? То, что от тебя не несёт водярой, не значит, что ты не колешься или там синьку пьёшь!

Дима наклонился к её уху:

— Лунатизм.

— Что? — Конечно, не поверила она.

Дима только развёл руками, мол, не хочешь — не верь, но вот так оно и есть. В его глазах Катя не прочла ни насмешки, ни злости какой-то. Только усталость, и вот это её испугало больше того, что он поведал. Она почему-то поверила ему как-то сразу, и ей стало страшно. Что такое «лунатизм» и к чему он приводит она, правда, не знала, но что-то явно страшное. Сделала круглые глаза, закрыла рот рукой.

— И что теперь делать?

Дима закатил глаза, развёл руками, мол, и сам не знаю или вообще «а ничего не поделаешь» и вновь указал на дверь. Катя как-то суетливо отперла дверь и пропустила вперёд Диму, как-то странно повёв плечом, словно хотела им защитить шею. Дима сначала не придал этому значение, а потом до него дошло, что «лунатизм» сестра связала с её любимыми фильмами про вампиров. Решила, наверное, что Дима в вампира превратился, дурочка. Надо будет объяснить разницу, но это потом, а сейчас — раздеться, одежду в грязное, сам — в душ. Вода ранила, словно лилась не по коже, а по обнажённому мясу. Дима долго стоял под горячими струями, потом прошёл в свою комнату, закрыл окно, едва добрёл до кровати, свалился на неё — и моментально заснул.

* * *

Утро было просто ужасным. Хорошо, он успел запихнуть в рот половину подушки перед тем, как заорать от боли. А ведь спросонья всего лишь потянулся! Всего лишь начал просыпаться! Эдак выпростал руки из-под заботливо (наверное, сестра постаралась) наброшенного на него пледа и только было думал хорошенько, с кряками и подвываниями потянуться, как скрутило Руки, ноги, спина, шея — всё враз, везде судороги, все синяки ожили, шишки проснулись вместе с ним, а ссадины запекли за всю ночь враз. О, что это была за боль! Его словно запихнули в стиральную машинку, забыли добавить воды, зато включили на максимум. Так его везде раздолбало.

Лишь минут через пять основные болячки утихомирились, а может это сам Дима привык к боли, повысив болевой порог. А может и то, и другое. Но главное, что он смог потихоньку-полегоньку встать с кровати и, хромая на обе ноги, скособочено доковылять до шкафа. Открыл дверцу, взглянул в отражение… Ндаааа. Всклокоченные волосы, круги под глазами. Хорошо, не синяки. А вот на подбородке, кажись, таки синяк. И ссадина на щеке. Руки там-сям испятнали синие пятна и царапины. Дима, охая задрал майку, чуть не упал: аж ноги подкосились. Бок, которым он долбанулся о поребрик клумбы, отливал даже не синим, а лиловым. Дима осторожно притронулся, зашипел от боли. Потом, зарычав, облапил там всего везде. Прощупал рёбра. Больно, да, но не запредельно. Кажись, целы. И то хлеб.

«Па-па-па!!! Па-па-па!!!» — Дима чуть не подпрыгнул от неожиданности. Сработал будильник! Он что, встал раньше положенного??? Ничего себе! Такое с ним раньше если и бывало, то лет пять-семь назад. Ну, конечно, если ложиться обычно спать часа в два ночи, а вставать в семь — кто же выспится? Вчера он лёг часа на полтора раньше, и организм непонятным образом решил, что пора вставать. И он ведь встал! Да ещё и раньше положенного! Да ещё и имеет в себе силы ходить, наклоняться, двигать руками и ногами. Даже несмотря на гигантскую потерю энергии и вообще небывалую работу тела вчера. Он стал выносливей? Похоже на то.

В комнату застучали: мама пришла будить.

— Я уже встал! — проорал он в ответ, чем, конечно, немало удивил родных. Обычно он кричал: «Ещё пять минут!» или «Отстаньте от меня, не хочу вставать!», или «дайте мне умереть!», или «Мнымнямномну!», то есть непереводимый и непроизносимый бред. Но «Я уже встал»? Видать, это какая-то уловка. Так и решила мама, ибо в дверь снова затарабанили. И, наверное, ногами.