Эрих Ремарк - Возвращение

• Название: Возвращение
• Автор: Эрих Ремарк
• Жанр: Проза

---

Ремарк Эрих Мария Возвращение

Эрих Мария Ремарк

Возвращение

Солдаты, возвращенные отчизне,

Хотят найти дорогу к новой жизни

ВСТУПЛЕНИЕ

Остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе за линией огня и не то спят, не то бодрствуют.

- Вот так чудные снаряды! - говорит Юпп.

- А что такое? - спрашивает Фердинанд Козоле, приподнимаясь.

- Да ты послушай, - откликается Юпп.

Козоле прикладывает ладонь к уху. И все мы вслушиваемся в ночь. Но ничего, кроме глухого гула артиллерийского огня и тонкого посвиста снарядов, не слышно. Только справа доносится трескотня пулеметов да время от времени - одиночный крик. Но нам все это давным-давно знакомо, и не из-за чего тут рот разевать.

Козоле скептически смотрит на Юппа.

- Сейчас-то вот не слышно, - смущенно оправдывается тот.

Козоле снова критически оглядывает его, но так как на Юппа это не действует, он отворачивается и брюзжит:

- В брюхе у тебя урчит от голода - вот твои снаряды. Всхрапнул бы, больше б толку было.

Он сбивает себе из земли нечто вроде изголовья и осторожно укладывается так, чтобы ноги не соскользнули в воду.

- Эх, черт, а дома-то жена и двуспальная кровать, - бормочет он уже сквозь сон.

- Кто-нибудь, верно, лежит там рядышком, - изрекает Юпп из своего угла.

Козоле открывает один глаз и бросает на Юппа пронзительный взгляд. Похоже, что он собирается встать. Но он только рычит:

- Не посоветовал бы я ей, сыч ты рейнский!

И тотчас же раздается его храп.

Юпп знаком подзывает меня к себе. Я перелезаю через сапог Адольфа Бетке и подсаживаюсь к Юппу.

Опасливо взглянув на храпящего, он говорит с ехидством:

- У таких, как он, ни малейшего представления об образованности, уверяю тебя.

До войны Юпп служил в Кельне письмоводителем у какого-то адвоката. И хоть он уже три года солдат, но все еще сохраняет тонкость чувств и почему-то стремится прослыть здесь, на фронте, образованным человеком. Что в сущности это значит, он, конечно, и сам не знает, но из всего слышанного им раньше у него крепко засело в голове слово "образованность", и он цепляется за него как утопающий за соломинку. Впрочем, здесь у каждого есть что-нибудь в этом роде: у одного - жена, у другого - торговлишка, у третьего - сапоги, у Валентина Лагера - водка, а у Тьядена - желание еще хоть раз в жизни наесться бобов с салом.

Козоле же при слове "образованность" сразу выходит из себя. Оно каким-то образом ассоциируется у него с крахмальным воротничком, а этого уже достаточно. Даже теперь оно оказывает свое действие. Не прерывая храпа, он немногословно высказывается:

- Козел вонючий, чернильная душа!

Юпп философски, с сознанием собственного достоинства, покачивает головой. Некоторое время мы сидим молча, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Ночь сырая и холодная, несутся тучи, и порой начинает накрапывать. Тогда мы вытаскиваем из-под себя плащ-палатки, которые служат нам обычно подстилкой, и укрываемся ими с головой.

Горизонт светлеет от вспышек артиллерийского огня. Свет радует глаз, и кажется, там не так холодно, как здесь. Над орудийными зарницами взвиваются ракеты, рассыпаясь пестрыми и серебряными цветами. Огромная красная луна плывет в тумане над развалинами фермы.

- Это правда, что нас отпустят по домам? - шепчет Юпп. - Как ты думаешь?

Я пожимаю плечами:

- Не знаю. Говорят...

Юпп громко вздыхает:

- Теплая комната, диван, а вечерком выходишь погулять... Просто и не верится, что такое бывает. Верно, а?

- Когда я в последний раз был в отпуске, я примерял свой штатский костюм, - задумчиво говорю я. - Я из него здорово вырос. Придется все шить заново.

Как чудно звучат здесь слова: штатский костюм, диван, вечер... Странные мысли приходят в голову... Точно черный кофе, который подчас слишком уж сильно отдает жестью и ржавчиной; ты пьешь его, и давишься, и тебя тут же рвет горячим.

Юпп мечтательно ковыряет в носу:

- Нет, ты подумай только: витрины... кафе... женщины...

- Эх, парень, выберись сначала из этого дерьма, и то хорошо будет, говорю я и дышу на озябшие руки.

- Твоя правда.

Юпп натягивает плащ-палатку на худые искривленные плечи:

- Ты что собираешься делать, когда вернешься?

Я смеюсь:

- Я-то? Придется, пожалуй, снова поступить в школу. И мне, и Вилли, и Альберту, и даже вон тому, Людвигу.

И я показываю головой назад, где перед разбитым блиндажом лежит под двумя шинелями темная фигура.

- Вот черт! Но вы, конечно, плюнете на это дело? - говорит Юпп.

- Почем я знаю? Может, и нельзя будет плюнуть, - отвечаю я и, сам не понимаю отчего, начинаю злиться.

Человек под шинелями шевелится. Показывается бледное худое лицо; больной тихо стонет. Это мой школьный товарищ, лейтенант Людвиг Брайер, командир нашего взвода. Вот уж несколько недель, как он страдает кровавым поносом. У него безусловно дизентерия, но в лазарет Людвиг ни за что не хочет. Он предпочитает оставаться с нами, так как мы с минуты на минуту ждем заключения мира, и тогда мы без всякой канители возьмем Людвига с собой. Лазареты переполнены, на больных никто по-настоящему не обращает внимания, и попасть на такую койку - значит, сразу же оказаться одной ногой в могиле. Когда кругом тебя подыхают люди и ты среди них один - это заражает: не успеешь оглянуться, как уж и тебя прихватило. Макс Вайль, наш санитар, достал Брайеру нечто вроде жидкого гипса: Брайер лопает гипс, чтобы процементировать кишки и укрепить желудок. И все-таки ему приходится раз двадцать-тридцать на день спускать штаны.

Вот и теперь ему приспичило. Я помогаю ему пройти за угол, и он опускается на корточки.

Юпп машет мне рукой:

- Слышишь? Вот опять...

- Что?

- Да те самые снаряды...

Козоле шевелится и зевает. Затем встает, многозначительно поглядывает на свой тяжелый кулак, косится на Юппа и заявляет:

- Слушай, если ты нас опять разыгрываешь, то приготовь на всякий случай мешок из-под картошки: как бы тебе не пришлось отправлять домой посылочку из собственных костей.

Мы прислушиваемся. Шипение и свист снарядов, описывающих невидимые круги, прерывается каким-то странным звуком, хриплым, протяжным и таким непривычным, таким новым, что меня мороз по коже продирает.

- Газовые бомбы! - кричит Вилли Хомайер и вскакивает.

У нас мигом исчезает сонливость, мы напряженно вслушиваемся.

Веслинг показывает на небо:

- Вот что это! Дикие гуси!

На фоне унылых серых облаков вырисовывается темная черта, клин. Вершина его приближается к луне, перерезает красный диск, - ясно видны черные тени, угол, образуемый множеством крыльев, целый караван, летящий с диким гортанным призывным клекотом, мало-помалу теряющимся вдали.

- Улетают... - ворчит Вилли. - Эх, черт! Вот если бы нам так можно было: два крыла, и - фьють!

Генрих Веслинг следит за полетом гусей.

- Значит, зима скоро, - медленно говорит он. Веслинг - крестьянин, он знает всякие такие вещи.

Людвиг Брайер, ослабевший и грустный, прислонился к насыпи и чуть слышно бормочет:

- В первый раз вижу...

Но больше всех вдруг оживляется Козоле. Он просит Веслинга в двух словах сообщить ему все, что тому известно о диких гусях, и главным образом интересуется их размером: такие ли они крупные, как откормленные домашние гуси.

- Примерно, - отвечает Веслинг.

- Ах ты черт! - у Козоле от возбуждения трясутся челюсти. - Значит, сейчас по воздуху летят пятнадцать - двадцать великолепных жарких!

Снова низко над нашими головами хлопают крылья, снова хриплый гортанный клекот, точно ястреб ударяет нас в самое темя, - и вот уж всплески крыльев сливаются с протяжным криком птиц и порывами крепчающего ветра, рождая одну неотступную мысль - о воле, о жизни.

Щелкает затвор. Козоле опускает винтовку и напряженно всматривается в небо. Он целился в самую середину летящего клина. Рядом с Козоле стоит Тьяден, готовый, как гончая, сорваться с места, если упадет гусь. Но стая не разомкнувшись летит дальше.

- Жаль, - говорит Адольф Бетке. - Это был бы первый путный выстрел за всю эту вшивую войну.

Козоле с досадой швыряет винтовку:

- Эх, иметь бы хоть немного дроби!

Он погружается в меланхолические мечты о том, что было бы тогда, и машинально жует.

- Да, да, - говорит Юпп, глядя на него, - с яблочным муссом и жареной картошечкой... Неплохо, а?

Козоле смотрит на него с ненавистью:

- Заткнись ты, чернильная душа!

- А зря ты в летчики не пошел, Козоле. Ты бы их теперь сеткой половил, - зубоскалит Юпп.

- Идиот! - обрывает его Козоле и бросается наземь, опять собираясь соснуть.

Это и вправду самое лучшее. Дождь усиливается. Мы садимся спиной к спине и покрываемся плащ-палатками. Точно темные кучи земли, торчим мы в нашем окопе. Земля, шинель, и под ней - тлеющий огонек жизни.

Резкий шепот будит меня:

- Живей, живей!..

- Что случилось? - спрашиваю я спросонок.