Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы)

• Название: Великий и Ужасный (фантастические рассказы)
• Автор: Дмитрий Гаврилов
• Издательство: Социально-политическая мысль
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-902168-07-4

Дмитрий Гаврилов — участник московского Клуба любителей фантастики с момента его основания. В данном сборнике — «Великий и Ужасный» — представлены рассказы автора в жанрах научной фантастики, фэнтези и мистики, опубликованные с 1996 по 2002 годы в периодических изданиях. Ряд рассказов публикуется впервые.

Заседания Московского Клуба любителей фантастики (КЛФ) в Центральном доме литераторов проходят один раз в месяц, каждую третью субботу.

Сайт КЛФ: www.fantast.km.ru E-mail: [email protected]

Для широкого круга читателей.

---

— Вот они, зайчики, — молвил Киреич и смачно сплюнул под ноги. — Вешайтесь, духи!

— Солобоны! — вторил ему Абдурашид и добавил что-то по-таджикски.

Эта рота в учебке держалась особняком. Все, как один. Личный состав её считал дни, когда окончатся распроклятые сборы, и они уже сержантами вернутся в свои части. Здесь — сам Устав, там — свобода и вольготная жизнь черпаков. Вот и долгожданное время завтрака. Старший сержант Лопатин построил своих подопечных, и они двинулись к солдатской столовой. На этот раз обошлось без лишних разговоров, подгонять роту не приходилось. Первые шеренги взяли ускоренный темп. Лопатин давно понял, в чём дело, и зло отсчитывал: «Ряз… з! Ряз… з! Ряз… з, два, три…» Они поравнялись со зданием казармы какой-то учебной части. Тут шеи черпаков вытянулись, и головы, как по команде, повернулись туда, где неизвестный старлей дрессировал плотный строй очередного призыва.

— Вешайтесь, духи! Ждём к себе через пять месяцев!

— Они у нас другой курс пройдут[6]! — загоготали будущие сержанты.

Лопатин оборвал их: «Разговорчики! Третий взвод!»

— Гы!

— Рота! Стой! …Ну, сколько вам дать времени, чтобы насмотреться?

— У, чмошник[7]! — пробормотал Киреич.

Но, как ни странно, подействовало. Все притихли и до столовой не проронили ни звука. «Откуда такая ненависть? Почему такое презрение? — думал Лопатин, — Подумаешь, год отслужили!» Он, впрочем, тут же поймал себя на мысли, что сам свысока относится к подопечным. Была в сердце и досада, как Лопатин её ни прятал, старшего сержанта вот-вот должны были уволить. В Уфе его ждала девушка (если ждала), и он поспешил написать ей — после праздников будет уже дома. А сегодня — двадцатое мая. Навязались командированные на голову. «Обучишь — сразу дембель!» — в который раз пообещал комбат, а замполит потупил глаза, поскольку клялся и божился отпустить отличника боевой и пока ещё политической в неделю после мартовского приказа.

В столовой дружно стучали ложками и выискивали в бело-жёлтом жирном вареве куски мяса.

— Опять «дробь 16»! — скорчил рожу Киреич. — Эй! Душара! Соль где?

Дневальный Реншлер услужливо кинулся за солонкой, но Абдурашид ненароком подставил ему подножку, и бедняга растянулся на склизком плитчатом полу.

— Ррота, встать! — гаркнул Лопатин. Он прекрасно видел, в чём дело, но ограничился лишь тем, что поднял и вновь посадил головорезов: — Ррота, сесть! Ррота встать… Рота, сесть!

Киреичу, кстати, не вняли, и перловка начала таять. Дмитрий сидел за тем же столом, каша и ему не лезла в горло, но он заставил себя через силу проглотить ненавистные калории. Пища для борьбы — так он это называл. Рыжий, щекастый, похожий на лисёнка Дема, сокращенное от Деменёва, спросил: «Все сахар взяли? А то — тут ещё остался!»

Наиболее ловкие потянулись к миске…

— Кому нужна белая смерть! — попытался пошутить Дмитрий. — Это сахар Реншлера, он дневалит, если не заметили.

— Кто не курит и не пьёт — тот здоровеньким помрёт! — провозгласил Киреич, сверкнул золотым зубом, и сахар исчез.

— Спасли, значит, «духа» от смерти! — рассмеялся Абу.

— Зря ты, Киреич, это сделал! Вспомни, как нас гоняли в своё время!

— Всё отлично помню, поэтому и съел.

— Слишком ты правильный, дорогой! Стукач[8], наверное? — бросил Дмитрию Абдурашид.

— Просто не терплю уголовщины. И кликухи мне блатные тоже надоели.

— Вот из таких и вырастают рвачи[9] типа Лопатина! — похлопал его по плечу Абдурашид.

Дмитрий не стал спорить с «дедом», как бы подчинившись незримой иерархической лестнице. Он промолчал, хотя внутри уже закипало, но год в армии научил его сдерживать эмоции. К чему радовать этих гоблинов[10]?

Не дождавшись ответа, враг решил подойти с иной стороны.

— А что, — осведомился Абу у Демы с Киреичем, — он и в части такой же неразговорчивый?

Те хитровато улыбнулись.

«А, сволочи! Боитесь при мне! Мало ли что случится? …Гоблины! Вонючие грязные гоблины! …Хорошо, что дембель неизбежен, как крах империализма!» — заметил про себя Дмитрий.

— Слушай сюда, парень! Будешь выступать — мы тебя не переведём!

Пажа посвящали в рыцари, даруя ему шпоры и опуская меч на плечо. Старослужащие по негласному неуставному закону раз в полгода переводили своих младших сослуживцев с одной ступени армейской феодальной лестницы на другую. «Дух»[11] превращался в «молодого» или «гуся», выдержав десяток ударов пряжкой по спине. Затем — в «черпака»[12], тогда разрешалось ослабить ремень и расстегнуть верхний крючок гимнастерки. «Черпак» в ночь за полгода до приказа становился «дедом»[13] и сам вершил торжественный ритуал посвящения. Но даже ему не дозволялось того, что мог вытворять после Приказа «дембель»[14].

— Ты понял? — настаивал Абу.

— Гм… Можешь считать, что я испугался, если это так существенно, — произнес Дмитрий и в упор посмотрел на мерзавца.

С каким бы наслаждением он свернул эту ненавистную шею. «Гоблин! Я тебя не боюсь! Это ты должен меня опасаться!» — Дмитрий представил, как невидимая властная рука тянет свои пальцы к заветной цели, как они сжимаются всё сильнее и сильнее… При этом у него и в самом деле нервно задрожала кисть, и он спрятал ее под стол.

Абдурашид с синим лицом повалился на плитки. Он задыхался, тщетно пытаясь избавиться от беспредельно разросшегося языка. В глазах рябило. Грудь судорожно сжималась. Тело не слушалось. Последнее, что он увидел — так это дежурный по столовой, который бежал к нему через весь зал, опрокидывая стулья.

— Когда я ем — я глух и нем! — прошептал Дмитрий, склонившись над гоблином.

— Что с ним? — спросил Лопатин.

— Наверное, подавился, товарищ сержант! — предположил Киреич, не подозревая, что не далёк от истины.

— Уводи своих! — тихо, но внятно сказал офицер Лопатину.

— Посуду на край столов! Встать! Строиться на улице! — взводный степенно направился к выходу. Справа и слева его обгоняли, закончив трапезу, солдаты. Они любопытно поглядывали на скорчившегося Абдурашида, который уже не производил впечатления грозного «деда».

— Становись…! — сержант высек подковой искру, обернулся к строю. — Подтянули ремешки! Застегнули крючки и верхние пуговицы!.. В частях у вас, должно быть, другие порядки? — продолжил Лопатин, выволакивая Киреича за болтающуюся пряжку из последней шеренги. — Но здесь вы в гостях. Так что, будьте добры, по уставу!

Он опустил слоистый кожаный ремень «жертвы» на асфальт и каблуком придал дугообразной бляхе выпрямленную форму.

— Чмо! — сквозь зубы выругался маленький, гаденький, узкоглазый Киреич.

— Вы что-то сказали, товарищ рядовой? …Встать в строй! — козырнул Лопатин.

— Есть, «встать в строй»! — угрюмо согласился посрамленный. Ещё бы он попробовал не согласиться, когда за Лопатиным Устав, и что самое неприятное — блатное неписаное право «дембеля».

— Рравняйсь! …Смирно! …Нале-во!

И зашагали! С песней зашагали… Про пламенный мотор вместо сердца, про цвет нации, что отбывает срок в авиации.

— Чётче шаг!

— Эй, длинный! Не беги, как страус! — пнул Дмитрия сзади Киреич.

— А ты поспевай, короткий! — отозвался он и судорожно стиснул пальцы невидимой ладони.

— Рряз! Рряз! Рряз… два… три…!

В ржавую канализационную трубу заползала помешанная беременная сука.

1988

Ларв

Ольге Куликовой

«…На помощь только враг придёт,
Лишь праведник глядит лукаво,
Всего прекраснее урод,
И лишь влюблённый мыслит здраво».

(Франсуа Вийон. «Баллада истин наизнанку»)

«Ларвы рождаются под влиянием особенно навязчивой идеи и поддерживаются за счёт витальной силы их создателя».

(«Магiя и гипнозъ. Разъясненiе оккультизма под редакцiей д-ра Папюса»)

4 ОКТЯБРЯ. На стадионе было нестерпимо холодно. Голова гудела, точно колокол Ивана Великого. Что-то мокрое легло на лоб.

— Живой? А мы думали — всё! С концами! — незнакомая пожилая женщина с добрыми глазами краешком платка провела возле моих в кровь разбитых губ.

— Нет, мать. Он еще поживёт… немного, только пусть зубы в другой раз не подставляет, — отозвался мужской сиплый голос.

Я посмотрел на благожелателя. А он не отвёл взгляда. Ему досталось не меньше моего — кажется, сломали нос. Но этот сиплый тип держался молодцом, а я чего-то раскис.

5 ОКТЯБРЯ. … Мне было одинаково плевать как на одних, так и на вторых. Я ждал Её, безуспешно ждал, и не было никакой надежды на встречу. Я простоял бы так, прислонившись к колонне, сотню лет — лишь бы Она пришла. Но неожиданно справа и слева в фойе станции метро хлынули спецназовцы.