Самуил Лурье - Взгляд из угла

• Название: Взгляд из угла
• Автор: Самуил Лурье
• Жанр: Публицистика

Рубрика "Взгляд из угла" газеты "Дело" за 2002 - 2008гг

---

В каждой семье кто-нибудь убит; два поколения заплатили кровью и честью за эту скуку и нищету. А благородные, чистые были люди, с идеями высокими.

Ни в идеях, ни в людях сомневаться не приходилось: Трифонов был потомок первых большевиков, несгибаемых безумцев.

Получалось - некого ненавидеть, кроме Сталина. Один Сталин выходил виноват, что власть перешла от компартии к политполиции, да у нее навсегда и осталась.

Он и ухмыляется с московского неба детям своих рабов: так вам и надо, трусы и дураки!

Но ведь из этой метафоры выхода нет. А Трифонов рвался к настоящей прозе, т. е. к правоте, дающей силу переносить судьбу.

Пусть религия отвечает на вопрос: за что? Пусть наука растолковывает - почему. Искусство знай себе высасывает из пальца третью проблему - зачем? - и решение представляется допустимым лишь поскольку обаятельно.

Не видя такого решения, художник перестает верить самому себе. И сочиняет, скажем, роман о человеке, сочиняющем роман; о том, как ничего-то у него не получается.

Хотя прежнее почти все получилось: "Обмен", "Предварительные итоги", "Долгое прощание", "Нетерпение", "Отблеск костра". Да еще с полдюжины рассказов.

Трифонов нашел слог, передающий хаотическое мышление людей безвременья, безвольных заложников унизительного быта, принявших несвободу как норму и долг.

Описал нестерпимый образ жизни. Его-то и не выдержал.

Читать Трифонова не весело - вот никто, похоже, и не читает. А зря: по сравнению с его персонажами, многие из нас - удачники, счастливчики, любимчики богов.

Не то что смысла стало больше, но нам, по крайней мере, дозволено воображать, будто мы понимаем, куда он делся.

Но литература почему-то не особенно охотно пользуется этой привилегией.

Вот и нет сочинений, о которых говорят, волнуясь; авторов, которых любят.

Возможно, это к лучшему: полагайтесь, граждане, исключительно на свой собственный ум.

И хохочет телевизор. И звенят, распространяя туляремию, проклятые комары

5/9/2005 Кисель и камень

Ну вот видите. Глава государства, оказывается, просто не знал, что по бесланской школе №1 били из гранатометов, огнеметов и танковой пушки. Вообще понятия не имел, что операция была не ювелирная. И что жертв так много.

Ну, не доложили. И по телевизору не показали. И газеты как набрали в рот воды. А которые не набрали (см., например, "Дело" №31 (339) от 6 сентября 2004 года) - тех не доставили. Да и некогда главе государства газеты читать, тем более - в Сочи.

Так что он, собственно говоря, был не в курсе. Но теперь, когда родители погибших детей все ему рассказали, - непременно разберется. Уже и приказ такой отдал, соответствующий.

Несчастные родители вышли от него якобы с просветленными лицами - это-то пресса не упустила сообщить.

Потому что - так надо понимать - кроме личной страшной утраты, их мучило еще и сомнение: неужели этот человек - не самый человечный в мире?

И вот теперь они хоть отчасти утешены. Он ни сном ни духом. Он ничего не знал.

И поэтому нет смысла задавать ему главный, роковой вопрос. Которого, между прочим, никто еще не посмел сформулировать. Поскольку ответ, в общем-то, очевиден.

Вот этот вопрос: а как вы собирались спасать заложников? Какой у вас, собственно говоря, был план? Какие идеи?

Только это и хотели бы услышать родные погибших: что катастрофа произошла по несчастной случайности; что не взорвись ни с того ни с сего одна граната в спортзале захваченной террористами школы - никакого штурма, конечно же, не было бы.

Или был бы не такой. Ни беспорядочной стрельбы из всех видов оружия. Ни пожара. Применили бы какую-нибудь хитрость, затянули бы переговоры, выцарапывали бы детей - выторговывали бы - хоть поодиночке (Аушеву же удалось! вывел целую группу), - короче, победили бы темных злодеев умом и умением; у нас ведь такие специалисты, такие профессионалы; не может быть, чтобы не придумали, как выручить заложников.

И не может же быть, что и не думали об этом. Что с ходу списали в неизбежную убыль несколько сот жизней, в том числе детских. Что сразу поступила директива: переговоры исключены! позора, как в Буденновске, не будет! будет непоколебимость! чтобы впредь неповадно! - и оперативный штаб решал одну-единственную проблему: как скрыть от местного населения, что все решено. Что дети приговорены. Во имя непоколебимости.

Там, в Беслане, люди не в силах в это поверить до сих пор.

Да ведь и в самом деле невероятно. Не каменные же сердца у начальников, не из киселя же - мозги.

2 сентября прошлого года, ночью, перед отъездом в Беслан, я и то писал - и собирался напечатать в "Деле":

"...на Вас вся надежда, господин президент. На какой-то Ваш абсолютно непредсказуемый поступок.

Потому что штурм-то, к сожалению, предсказуем. Если враг не сдается, его уничтожают, и так далее.

Но ведь в Вашем распоряжении лучшие умы великой страны. С ними вместе - не может быть, что Вы не придумаете что-нибудь другое. Не тривиальное. А такое, что весь мир ахнет. И зауважает Вас. И нас.

Вы правильно сказали приезжему какому-то королю: необходимо сделать всё, чтобы спасти заложников. Сделать для этого всё.

Всё - это не просто много. Это даже не всё возможное. Это просто всё.

И если это всё будет сделано - Россия, вот увидите, всей грудью вздохнет. И начнет выздоравливать.

Потому что больна она - дефицитом доброй воли.

Я, конечно, не про людей - про государство. Про его инфантильное упрямство...

Да что говорить. Вы сами все знаете. Но сейчас не до того, чья правота когда-то была правей. Сейчас вообще все ерунда, кроме того, что происходит в спортзале бесланской школы №1. И в Вашем сердце.

Потому что решается судьба"...

Такой вот наивный лепет. Кто же знал, что уже через 12 часов текст протухнет. И что адресат совершенно ни при чем.

(Это, между прочим, песенка Дуремара в кинофильме по "Золотому ключику": "А я тут ни при чем! Совершенно ни при чем!")

Но хоть бы и причем. По всей по правде - разве справедливо всю вину взваливать на него, на его присных, вообще на государство?

А мы-то с вами, господа народ? Разве не предчувствовали, чем все кончится? А ежели предчувствовали - отчего не вышли 2 сентября миллионными толпами на улицы городов: дескать, делайте что хотите, а только чтобы дети обязательно остались живы?

Вышли бы - спасли бы.

Не вышли - не спасли.

Это, значит, у нас такие сердца, такие мозги.

Вот и все. А сострадать поздно. И мемориалы разводить.

В Беслане памятников достаточно. Сталин позолоченный, Ленин серебристый.

Тоже непоколебимо стоят, олицетворяя принципы, которыми мы не поступимся ни за что. Детьми - чужими - дело другое.

12/9/2005 Минута

Пятница начиналась так себе. То есть ничего такого особенного, просто случилось пройти двором бывшего ДК Дзержинского, культурно-милицейского центра теперь.

Двор, кстати, примечательный: в 1913, что ли, году здесь был арестован некто Джугашвили. К несчастью, он был без оружия, сопротивления не оказал. А оказал бы, да будь на месте царской полиции - наша, - фиг бы остался в живых, с его-то внешностью. Не доехал бы до Туруханского края, а значит, не убежал бы оттуда, - и вся-то наша жизнь была бы иной.

Сейчас во дворе весело галдела молодежь обоего пола в мышиного цвета мундирах. А стены старые, кирпичные - отражают мат удивительно звонко; такое чувство, словно за шиворот сыплется мусор из окна.

Я и сам немного владею этим орудием жизненной борьбы, при случае применяю. В наше суровое время без него, похоже, в детском саду, и то - никуда. Не говоря о семье и школе. Лично видел и слышал, как девочка лет пяти кричит вслед убегающей другой такой же: Верка! Ты - пи-да-рас!

Эти, в мышином, тоже недавно были дети. Позавчерашние школьники. Случайно выяснилось: полчаса назад приняли присягу. Небось, почти никто из них еще ни разу не ударил человека, как следует, - скажем, связанного, ботинком по голове. Стараются хотя бы манерами походить на старших товарищей - это совершенно простительно. Тем более, вокруг - никого, кроме воробьев, голубей, каких-то старух, какого-то меня.

И все равно немного неприятно. В общественных местах в рабочее время госслужащим стоило бы, по-моему, соблюдать так называемые приличия.

А у нас - снизу доверху всё начистоту, нараспашку, каждый так и норовит блеснуть наготой.

Вот начальник "Единой Кормушки" на этой неделе брякает: в новой московской Думе, - брякает, - все кресла будут наши! Ну что ему стоила капелька лицемерия? Сказать - были бы наши, если бы Конституция допускала, - и взятки гладки. А он сплеча, словно и впрямь уже генсек передового отряда трудящихся, только усы осталось распушить да соратников расстрелять. Такую-то прямоту - а не только речевой обиход ВВ - и называл сквернословием дорогой мой М.Е. Салтыков-Щедрин.