Григорий Речкалов - В небе Молдавии

• Название: В небе Молдавии
• Автор: Григорий Речкалов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Я что-то вас, Степан Степанович, не понимаю. Если человек мечтает о славе, значит, он готовится к подвигу.

- Не всегда, дорогой. Есть люди, которые ничем не брезгуют ради славы. Знал я одного человека, когда-то даже другом его считал. Вроде и воевал неплохо, и уважали его, а захотел большой славы и стал на нечестный путь.

- Что же он сделал?

- Про снайперов слыхал? Это вроде ваших асов. Они, как правило, размещаются в общих боевых порядках. Так вот, друг мой этим воспользовался и как-то приписал себе убитых врагов больше, чем полагалось. Его похвалили, поставили другим в пример. Тут голова от славы пошла у него кругом: начал парень зазнаваться, бахвалиться тем, чего никогда в жизни не делал. Ему-то невдомек, что кое-кто знал об этих махинациях.

- Это с ним вы не сработались?

- Нет, с этим мы когда-то в одном полку служили. А не сработался я с другим. Он воевал в Испании, вернулся оттуда с наградами, в полковничьем чине. И стал я ему, как лапоть сапогу, не пара.

- Удивляюсь, Степан Степанович, откуда это у нас? Кастовых предрассудков нет, а поднимется такой человек на одну-две ступеньки - и возомнит о себе.

- Две ступеньки - еще ничего. А если выше? К такому не подступись! Каменным забором отгородится. Даром слова не скажет. Прописные истины начнет за собственную мудрость выдавать. - Майор сердито посмотрел на меня. - Откуда это берется? Поживешь - узнаешь.

Неловкое молчание воцарилось в купе. Первый раз в жизни со мной говорили так откровенно. Сперва я подумал, что мой спутник - просто неудачник. Но открытое, доброе лицо Степана Степановича, умные его глаза со сбегающимися к ним ниточками морщинок - свидетельниц нелегкой жизни решительно отвергали это.

Словно прочитав мои мысли, майор широко улыбнулся и, как бы оправдываясь, сказал:

- Это я разговор припомнил с одним начальником, после учений. Вернее, не разговор. Говорил он... И вот теперь только меня взорвало. А вообще-то... давайте лучше посмотрим, что пишут в газетах. А то в городской суматохе некогда было почитать.

Он достал целый ворох газет. Я развернул "Красную Звезду" и сразу же впился в четвертую полосу. Новый рекорд Леонида Мешкова... Война в Сирии... Над Европой идут воздушные бои... Активность немецкой авиации над Англией резко спала... Я хотел поделиться этой новостью с майором, но он опередил меня.

- Вы - авиатор! Как считаете, почему немцы перестали бомбить Англию? Вот уже который день затишье...

- Наверное, у них большие потери.

- А не кажется ли вам, что здесь что-то другое? Не забывайте, в руках гитлеровцев вся промышленность Европы. Им сотня-другая самолетов - тьфу! Нет, тут попахивает новой авантюрой,

- Может быть, - согласился я. - Немцы могут форсировать Ла-Манш и высадиться в Англии. Наверное готовятся.

- Возможно, возможно...

Майор встал и несколько раз энергично взмахнул руками, как бы стряхивая с себя раздумья:

- Давайте-ка лучше поспим, утро вечера мудренее. Будете сходить разбудите.

Майор принялся раскладывать постель, а я вышел в коридор и стал изучать расписание. До моей станции было еще добрых часа полтора. Я решил последовать примеру майора и прилег.

На маленькую станцию с единственным огоньком на перроне поезд прибыл поздней ночью. Майор спал сном праведника, и тревожить его мне не хотелось. Стараясь не шуметь, я быстро собрал свои пожитки и тихонько прикрыл за собой дверь.

Кроме меня, никто больше не сошел.

Поезд ушел в непроглядную мглу. Я остался на перроне один. Что делать? Куда пойти? Поразмыслив, решил дождаться утра. В пристанционном садике облюбовал скамейку, положил под голову чемоданчик и через несколько минут уже спал крепким сном.

Часть 2.

И грянул бой...

Я проснулся от какого-то неприятного сновидения и не сразу понял, где нахожусь. На яблоневой ветке над самым лицом раскачивалась маленькая пичужка. Было раннее утро, теплое и тихое. Небо уже посветлело, и утренняя заря, - красоту ее, возможно, и воспевала пичужка, - отсвечивала в оконных стеклах маленького одноэтажного здания. Я вскочил со скамейки, осмотрелся. Вспугнутая певунья оборвала свою трель, вспорхнула и исчезла в кустарнике. Слух уловил чье-то сочное похрапывание. Тут я все вспомнил. Подошел к окну, заглянул в помещение. На деревянном диване беззаботно раскинулся дежурный. Часы-ходики на стене отстукивали четверть пятого. Я прикинул, как мне быть: до аэродрома двадцать пять километров; если идти пешком, можно часам к одиннадцати добраться до места; попадется у бензозаправки попутная машина тогда еще раньше.

Я перебрался через пути и направился к бензоскладу. Обыкновенный самолетный ящик служил одновременно караулкой, жильем и канцелярией. Обитатели его еще крепко спали. Часовой за колючей проволокой сообщил мне, что за вчерашний день был только один бензозаправщик, да и тот торопился к воскресенью вернуться домой. Я мало огорчился: двадцать пять километров не расстояние, тем более утром, до жары.

Солнце, огромное, оранжево-золотое, уже поднялось над горизонтом и начало отмеривать самый длинный свой путь в году. К этому времени я уже отшагал половину расстояния.

Пыльная дорога петляла мимо зеленых полей. Балки и низины изрыли степь глубокими морщинами. Вообще степные места я не люблю. Моя родина - Урал вся в лесах. Перелески, деревни, речушки - мне дорог этот пейзаж. А тут идешь, идешь - и глазу не на чем задержаться.

Но утром в степи хорошо. Вся она переливается прозрачными красками. Суслики, как часовые, стоят у своих норок; заметив подозрительное существо, один из них тревожно свистит - и все. как по команде, мгновенно исчезают.

Две подводы выскочили из небольшой балки и запылили по большаку. Первая была битком набита шумными, веселыми девчатами. На второй сидели только двое. Я тут же оказался под обстрелом любопытных девичьих глаз.

- Катюша, подвези летчика, - услышал я звонкий голос.

- Он тебя на самолете покатает, - под общий смех подхватила другая.

Вторая подвода неожиданно остановилась, и мягкий грудной голос произнес:

- Сидайте.

Раздумывать было некогда. Я взобрался на свежее душистое сено и поздоровался.

- Кать, а Кать, - не унимался звонкий певучий голос, - угости летчика кваском. Небось пить хочет...

Только теперь я рассмотрел кучера. Это и была та самая Катя, к которой приставали девчата. Она повернулась к подруге, передала ей вожжи и нацедила мне полную кружку пенистого квасу. Я наклонился к ней взять кружку - и оробел. Господи! Бывает же такая красота! Огромные серые глазищи были окаймлены густыми ресницами - не глаза, а очи; таких глаз не нарисуешь и не опишешь. На загорелом лице, с яркими, по-детски припухшими губами, они искрились прозрачными степными родничками, сверкали и переливались, смотрели на мир откровенно и доверчиво. Удивительные глаза! Да и вся она была какая-то особенная. Мне почему-то казалось, что я уже давно знаю эту дивчину. Утреннее солнце золотило тяжелую копну темно-русых волос, от легкого ветерка платье то раздувалось, то плотно облегало статную, крепкую фигуру.

Я вообще не привык заводить знакомства с девушками, да еще с такими красавицами; и теперь язык у меня словно отнялся, я не сразу нашелся, чтобы поблагодарить за квас. А тут еще Катина подружка ни на минуту не оставляла меня в покое. Лукаво поблескивая хитрыми глазами, она так и сыпала новостями.

Я узнал, что все они девятиклассницы, едут на сенокос.

Маша - так звали Катину подружку - взмахнула вожжами и как бы между прочим заметила, что сегодня у них в клубе вечер, а Катюша неплохо танцует.

Я был приятно удивлен; оказывается, многие летчики, которых я хорошо знал, часто похаживали к ним на танцы за шестнадцать километров.

У мосточка через ручеек подвода остановилась. Маша спрыгнула, зачерпнула бадейку воды и стала поить лошадь. Мы сидели с Катей на облучке, болтали ногами и со значительностью разговаривали о какой-то ерунде.

- Ну, нам направо, - объявила Маша и уселась на свое место.

- До побачення, - просто сказала Катя. - Вам прямо. Вон, видите хутор? Оттуда до аэродрома десять километров. А мы туда, - она указала на низину, куда уже свернула первая подвода.

Мне почему-то показалось, будто Катя совершенно убеждена, что мы обязательно встретимся.

- А может, поможете нам копнить? - заметив мое замешательство, озорно спросила Маша.

В другое время я бы и раздумывать не стал - помчался на сенокос с этими славными девчатами. Но сейчас... Я прощально махнул рукой. Подводы запылили. Из низины донеслась звонкая девичья песня.

На душе было светло. Случайная встреча до краев наполнила меня бодростью, от прежней грусти не осталось и следа. Еще вчера медицинская комиссия признала меня негодным к летной службе. Казалось, жизнь кончена. Но не зря, видно, говорят, что молодость - девичья память: только до порога, переступила - все забыла. Прошел один только день, и я уже бодро шагаю по степи, подсвистываю жаворонку, а в ушах звенит: "До побачення". Будущее уже не страшит. Я представляю себе, как возвращаюсь из Москвы к старичку-профессору с решением центральной врачебно-летной комиссии об отмене его заключения. Или нет, лучше я приду к нему возмужалый, с орденом на груди и гордо скажу: "Вы, профессор, считали меня случайным человеком в авиации, вы списали меня с летной службы, а я добился своего. Я совершил не один героический подвиг, меня знает весь Советский Союз. Что вы теперь на это скажете?"