Жак-Ив Кусто - Жизнь на краю земли

• Название: Жизнь на краю земли
• Автор: Жак-Ив Кусто
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1984

Книга всемирно известного исследователя Мирового океана Жака-Ива Кусто и молодого биолога Ива Паккале рассказывает об очередной экспедиции «Калипсо», которая проходила у берегов Патагонии и на островах архипелага Огненная Земля. Основной целью экспедиции было изучение южных гладких китов, приплывающих на сезон размножения в заливы Сан-Хосе и Гольфо-Нуэво. Авторы сообщают много новых интересных подробностей о нраве, играх и брачных церемониях этих морских исполинов. Кроме того, авторы повествуют о встречах с другими животными этого уголка света — гуанако, нанду, броненосцами, разнообразными морскими птицами. Перед экспедицией стояла и другая задача — отыскать в лабиринте островов архипелага Огненная Земля последних индейцев вымирающего племени кауашкаров. Члены команды «Калипсо» встретились с ними и убедились, что этот народ находится на грани полною исчезновения.

---

Важным элементом, сплачивавшим общинную жизнь кауашкаров, как и многих других «диких» народов, долгое время было приношение даров, или потлач, как его называют этнографы вслед за североамериканскими индейцами, или тчас, как говорят сами кауашкары.

Дары приносились без всякого принуждения как между членами одной семьи, так и между соседними семьями или между встречающимися родовыми группами.

В период миграции южные киты заходят и в воды южночилийских островов. Еще никому не удалось точно установить, где они проводят лето.

Хионисы, или белые ржанки, прилетают сюда из Антарктики; это единственные морские птицы, у которых нет перепонок на лапах.

Тчас был порывом естественным, безвозмездным и не требовал обратного жеста. Получатель не был обязан отвечать тем же, а если и отвечал, то вовсе не предполагалось, что он должен подарить предмет такой же ценности. Обладая чувством собственного достоинства или желая показать свой вес, свою силу, свое богатство, он просто преподносил подарок лучший, чем тот, что получил…

Тчас постепенно исчезал, и теперь он ограничивается мелкими взаимными подарками при визитах вежливости. Подобное охлаждение вызвано, вероятно, еще и тем обстоятельством, как повели себя в этом смысле жители Чилоэ по отношению к кауашкарам. Они были скорее индейцами, чем белыми, поэтому всегда практиковали систему обмена подарками, но использовали ее в своих интересах: за два десятка безупречных шкур выдры давали какое-нибудь старое ржавое ружье… В конце концов кауашкарам это надоело.

Игры и искусство

Орудия труда и технические приемы кауашкаров, если исключить все, что они позаимствовали у европейцев, находятся на уровне каменного века. А их художественное творчество развито в гораздо меньшей степени, чем у людей из пещер Ласко и Альтамиры.?

Игры (деятельность немотивированную, подражательную и символическую) можно считать первым проявлением художественного чувства, — так считают некоторые философы. Если судить с этой точки зрения, можно сказать, что морские кочевники действительно обладают зачатком эстетического чувства. Но это всего-навсего зачаток. Сейчас есть только одна игра, в которую взрослые способны азартно и увлеченно играть целыми часами (они равнодушны к футболу, который так любят жители Чилоэ), — это «привязывание и отвязывание лодки»; игра заключается в том, кто быстрее привяжет к хижине и тут же отвяжет палец или руку веревкой, сплетенной из тростника.

У детей, разумеется, игр больше, чем у родителей: они устраивают драки, купаются, катаются, строят и пускают кораблики из коры, соревнуются в метании миниатюрного гарпуна, готовят «понарошку» обед и т. д. Но в этих развлечениях почти не слышно радостных криков и смеха. Кауашкары вообще любят тишину и редко смеются, кроме тех случаев, когда их что-то смущает.

Если не рассматривать игру как подлинное проявление эстетического чувства, то у кауашкаров почти нет никаких других видов творческой продукции. Теперь индейцы больше не вырезают древко для гарпуна, как это делали их предки. Не разрисовывают больше тело черной, красной и белой краской. Не мастерят украшений, ожерелий из ракушек…

Что может значить для кауашкаров крест на могиле, если они убеждены, что жизнь человека уносит Айайема, злой дух? К захоронению по христианским обычаям индейцев принуждают чилийские власти.

И только музыка — исключение из этой катастрофы, постигшей культуру народа каноэ. Музыка — самое главное искусство кауашкаров, искусство, которое остается самым живучим и самым любимым.

Доктору Клэр-Василиадису и мне посчастливилось слушать однажды вечером в одной из лачуг бидонвиля Пуэрто-Эдена, как поет Хосе Лопес — последний сказочник народа каноэ… То был монотонный, но прекрасный речитатив, исполняемый в безобразной обстановке.

Доктор Мирка Стратигопулу, музыковед, специалист по песням племен Чили, которую однажды вечером мы пригласили на борт «Калипсо», разъяснила нам значение этих грустных песен:

«У кауашкаров нет музыкальных инструментов, даже самых примитивных. Всю гамму своих эмоций они выражают только с помощью голоса. Но это они делают исключительно самобытным способом. Когда кауашкары поют, они стараются, чтобы их пение было как можно более монотонным, — я имею в виду, что они поют на одной ноте. И вдобавок к тому, что они поют на одной ноте, они берут за основу один какой-нибудь звук — например „а“; и дальше идут уже только вариации этого звука — „да“, „уа“, „йа“ и т. д.

Самые примитивные из мелодий, когда-либо записанных этнографами, строятся на двух нотах. Мелодии же кауашкаров основаны на одной ноте и по своей простоте представляют исключительное явление среди таких мелодий.

Но это отнюдь не бессмысленное пение. Индейцы каноэ великолепно копируют повадки и крики хорошо знакомых им животных — от кита до нутрии и от лисицы до морских птиц. Полагают, что их речитативы родились вначале как простое подражание звукам, которые они слышали в природе, и что постепенно они приобрели символическое и даже магическое значение, аналогичное значению доисторических рисунков, найденных в Европе: изображая в песне животное, люди как бы одерживали победу над ним; таким образом, музыка являлась для них своеобразным способом, помогающим овладеть добычей.

Хосе Лопес — один из немногих оставшихся в живых кауашкаров — еше помнит, если не полностью, то хотя бы частично, культовые песни своих предков — те, что пелись свободными кауашкарами в свободном море, когда не было ни белых начальников, ни вербовщиков с Чилоэ, ни общественных классов, ни наемного труда, ни нужды в деньгах, ни нищеты, ни самоубийств…

Хосе Лопес, наверное, последний, кто умеет петь песню радости: „Кит поймал рыбу, он ныряет в море хвостом вверх“, песню тревоги; „Далеко на горе пасется олень, оглядываясь вокруг“, песню труда: „Кой-пу (нутрия) идет по траве и срывает ее зубами для своих малышей“…

Когда его не станет, никто больше не расскажет хриплым голосом, сначала тихо и медленно, а затем все громче и все быстрее, историю „лисы в старой шкуре, которая расправляет хвост“, или „выдры, что идет своей дорогой, ступая лапками по веткам“, или хищной птицы, пингвина, тюленя, крысы, гуся, паука и заходящего солнца…»

Последний из кауашкаров

Наша экспедиция на самый юг Южной Америки завершается. Нам приходится прервать ее раньше времени по двум причинам: во-первых, команда «Калипсо» устала после долгих недель, проведенных в Патагонии, Антарктике и на архипелаге Огненная Земля — это причина внутреннего порядка. Но есть и вторая причина, чисто политическая, — военный переворот неизбежен, все ждут его. Здесь, на самом юге Чили, президент Альенде не имеет больше никакой власти. Военные возбуждены и чинят все больше препятствий нашей работе.

Мы ускользнули из-под их бдительного надзора, уйдя на зодиаках на встречу с возвращающимися с охоты кауашкарами, — вряд ли это пришлось бы им по душе. Мы, изучая местные морские экосистемы, неоднократно совершали погружения под воду в запретных проливах… Но научные исследования требуют большего времени и большей свободы действий. Я доволен нашей экспедицией, но в то же время огорчен, что мы не нашли ничего, кроме нескольких индейцев, находящихся на грани отчаяния и полного исчезновения в стране, которой угрожает хаос.

Теперь «Калипсо» покинет этот необыкновенный край гранитных скал и водопадов, где течет самая чистая в мире вода.

С грустью я отдаю приказ о подготовке к отплытию.

В сердцах кауашкаров больше не горит огонь независимости. В них были подавлены и желание жить, и стремление к деятельности, и жажда справедливости, и чувство гордости. Морским кочевникам нет дела до государственного переворота: белые принесли им только унижения и смерть; смерть и унижения белых их не касаются. Впрочем, я не очень уверен, что они вообще обратили внимание на ходившие слухи. Чилийская государственная политика их не интересует и ничуть их не волнует.

Они как будто уже не живут в этом мире. Видимо, скоро придется говорить «последний из кауашкаров», как раньше говорили «последний из могикан»…

Что происходит в душе таких Хосе Тонка, Хосе Лопесов, Панчоте (старик-строитель каноэ) в то время, когда вырождается их народ?

Может быть, они с тоской мечтают о празднествах былых времен, которые устраивались вокруг туши выбросившегося на берег кита? Или вспоминают, как охотники, ярко раскрасив тело в красный, черный и белый цвета, надев на голову шапочку из перьев и украсив шею ожерельем из ракушек, принимались петь и плясать, доводя себя до исступления — так, что хватали горящие головни и клали их в рот?